Укротители лимфоцитов и другие неофициальные лица - Елена Павлова

15) однажды ночью вы просыпаетесь с четким и жутким ощущением, что все, чем вы занимаетесь последние два года, – полная, абсолютная, совершенная, бесповоротная фигня. К тому же, чтобы ее закончить, у вас не хватит денег, потому что реагенты стоят в два раза дороже, чем предполагалось изначально. Вы сидите до утра неподвижно и, ослепленный своей тупостью, пялитесь в потолок;

16) утром переворачиваете все с ног на голову, и все вдруг работает, а таблицы результатов приобретают некоторую стройность. Но ненадолго. Потом таблицы вообще исчезают из компьютера, потому что кто-то добрый почистил диск. Находите альтруиста и долго смотрите ему в глаза.

Возвращаетесь назад и закачиваете забэкапленную версию таблиц назад. Выясняете, что последний бэкап проводился месяц назад, а значит, тридцать последних дней – псу под хвост. Радуетесь, что не полгода;

17) шеф начинает навязчиво интересоваться результатами;

18) вы делаете постер, он же стендовый доклад. Стараетесь, чтобы картинок было побольше, а текста поменьше. Очень жалеете, что ваша работа не про павлинов, потому что буквально вчера нашли в Сети шикарное изображение павлина, и им можно было занять половину постера. Поскольку постер в тубусе крайне неудобен для переноса, вы обязательно теряете его в пути. Причем неважно, как далеко вам приходится его транспортировать: по дороге в конференц-зал вашего научного центра или в другое полушарие, вы все равно потеряете свой постер, смиритесь с этим фактом и постараетесь не умереть от инфаркта, пока будете его искать. А то, что вы его рано или поздно найдете, можно утверждать без всяких сомнений, потому что нет более бесполезной вещи и никто на него не позарится;

19) звучит страшное и отвратительное слово “статья”. Вам она, собственно, даром не сдалась, потому что вы свое любопытство уже удовлетворили, на вопрос, терзавший вас, ответили и даже несколько следствий из подтвержденной теории вывели. Но в научном мире неопубликованный ответ на вопрос ответом не является. Вы с тоской вспоминаете, что в файле с названием “Статья” вот уже третий год болтается одна-единственная фраза. Но не помните какая. И где вы сохранили файл, вы тоже не помните. Вы смотрите на свои результаты и обреченно звоните статистикам вашего научного центра, чтобы они помогли вам посчитать корреляции, вероятности и пару других любопытных параметров. Статистики предлагают вам встать в очередь на месяц вперед, потому что у них таких, как вы, фантазеров без статистической подковы вагон и маленькая тележка. И все хотят корреляций. Вы до утра терзаете “Гугл” по вопросам статистики и все считаете сами. Утром пересчитываете и получаете совсем другие цифры. Озверев, врываетесь к статистикам без предупреждения, застаете их врасплох за распитием чая, требуете посчитать все здесь и сейчас. Если не удается ворваться и застать, тихонько просачиваетесь, кладете на стол коробку конфет, обильно поливая ее слезами. Вам все считают за десять минут и вне очереди. Если повезет, то даже объяснят, что к чему. В процессе объяснения вы с изумлением понимаете, что кое-какие ваши ночные экзерсисы со значениями р, чувствительностью и позитивным прогностическим показателем были-таки удачны. И даже цифры кое-где сходятся;

20) вы рассылаете написанную статью соавторам. Судя по быстроте ответов, ваши соавторы обладают навыками сверхскоростного чтения, судя по однообразию ответов (“Замечаний нет. Удачи”), они не отличаются оригинальностью мышления, хотя вы знаете, что это не так;

21) вы отправляете статью в выбранный журнал с импакт-фактором и временно утрачиваете способность пользоваться клавиатурой, потому что держите пальцы крестиком, хотя в обычной жизни вроде бы не суеверны. Ходить тоже тяжеловато, потому что вы держите пальцы крестиком и на ногах. Через пару месяцев приходит ответ от ревьюеров. Пять страниц замечаний, предложений и просто возни вас лицом по стене. Великой Китайской стене, судя по ощущениям. При этом становится понятно, что половины ваших гениальных мыслей ревьюеры не уловили, а вторая половина не показалась им гениальной. И в этом ваша вина. И вы перелопачиваете всю статью так, что от первоначального варианта не остается почти ничего, зато ревьюеры получают семь страниц с указаниями всех правок. Вы мстительно жмете на кнопку “отправить”, думая, что, если они и на этот раз посоветуют что-то изменить, вы сожжете последний номер их журнала в знак протеста на центральной площади города. К вашему удивлению, вам не приходят замечания, а приходит верстка, и однажды утром вы встречаете свою статью в “ПабМеде”. Прочитав, понимаете, что в вашей теории все-таки что-то есть. Чертовски много чего-то. Самоуважение восстанавливается, поцарапанное самолюбие заживает, вы поите коллег шампанским, они поят шампанским вас;

22) пункты с 17-го по 19-й могут повторяться неограниченное количество раз, и не всегда этот процесс завершается шампанским;

23) в какой-то момент вы понимаете, что жутко устали от этой дурацкой, в общем-то очевидной и простенькой теории и что вам даже уже не хочется каждые пятнадцать минут забивать свою фамилию в пабмедный поиск, чтобы полюбоваться результатом. Вместо этого вам хочется в отпуск для “отдохнуть, привести нервы в порядок”. И вас, кажется, тошнит даже от того факта, что ваша теория оказалась верной;

24) но тут вам в голову вдруг приходит мысль… Очень необычная мысль… И она кажется вам гениальной и объясняющей устройство как минимум половины мира. Устройством второй половины, как вам кажется, вообще можно пренебречь. Да и не половина она – едва на четверть наскребется, было бы о чем говорить;

25) вы сидите неподвижно и, ослепленный своей гениальностью, пялитесь в потолок, предвкушая грядущую работу.

Кстати, именно наша бодрая научная деятельность привела к тому, что однажды мы отправились в Бразилию…

Большая прогулка на ту сторону Земли

– Не все же вам в лаборатории сидеть, – сказал однажды Дэни, входя в помещение, где, печально таращась на кривой, как мысли взбалмошной девицы, график, сидели трое – Доктор К., Солнечный Л. и я.

– Н-да, – сказал Доктор К., – я хочу волшебные очки, Нобелевку и на Луну без скафандра. И еще я хочу понять, почему это выглядит так, как выглядит.

– Это какой-то бордюр, – мрачно выругался Солнечный Л. любимым словом.

– Это не бордюр, а бардак, – поправил Доктор К. и посмотрел на Л. с укоризной, – языки надо учить.

Они снова замолчали и закачались каждый на своем стуле. Потом Доктор К. перевернул график вверх ногами. Ничего не изменилось.

– Мне кажется или он стал выглядеть немного лучше? – с робкой надеждой спросил Л.

– Кажется, – безапелляционно заявил Доктор К. – Кажется, кто-то пришел, – и он поднял голову на Дэни, который завороженно смотрел на график и шевелил губами. Одна мысль в голове нашего завотделением сменяет другую достаточно быстро, чтобы только что увиденный график поглотил его в мгновение ока и целиком.

– Дэни, – строго сказал Доктор К., – видимо, ты пришел к нам с миром. Вполне возможно даже, что ты пришел нам что-то сказать. Или скажи, или проваливай, сегодня не мой день, а значит и ничей в пределах досягаемости.

– Я говорю, сколько можно в лабе сидеть, – оживился Дэни, который имеет две счастливые особенности – не обижаться на Доктора К. и ничего не забывать, даже переключаясь с предмета на предмет. – Думаю, нам всем пора развеяться, съездить куда-нибудь, получить побольше новых знаний и впечатлений… А потом на свежую голову вернуться к ковырянию в этом… бордюре.

– Бар-да-ке! – раздраженно поправил Доктор К. – Спросите у Саши – когда все плохо, это называется бардак!

– Когда все плохо, это называется… Не скажу! – взвилась я, удивляясь, как быстро мозг выдал целый ряд непечатных вариантов. – Вам еще рано такие слова знать, вы до этой буквы еще не доучили. Пока зовите бардаком.

Дело в том, что на досуге я даю своим коллегам уроки русского языка, отсюда и слово “бордюр” в лексиконе Солнечного Л. А “бардак” – плод самостоятельных штудий Доктора К., который по собственному почину купил словарь и учит все слова подряд, начиная с буквы А.

– Ладно, это вопрос эстетических предпочтений, я же пришел говорить с вами о конференции.

– Я – нет! – отрезал Доктор К. и потянул из-под завлабовых локтей длиннющую перфоленту с графиком.

– Что нет?

– А я – да! – с готовностью откликнулся Л.

– А я есть хочу! – сказала проходившая мимо лаборантка Клара, не очень разобравшись в характере нашей беседы.

– А я хочу сдохнуть! – доверительно сообщил ей Доктор К.

– А я хочу собаку! – внесла я свои три копейки.

– Возьми из вивария крысу, – посоветовал Доктор К.

– А я хочу на море! – тоскливо сказал Л.