Гражданин галактики - Роберт Хайнлайн

Она показала Торби всю обстановку, встроенную в, казалось бы, совершенно голые стены: два стула, кровать, шкафчик для белья. Торби выяснил, что он имеет две пары рабочей одежды, две пары мягкой судовой обуви и много чего еще, что казалось Торби достаточно странным: книжная полка, фонтанчик для питья, лампа над кроватью, часы, зеркало, комнатный термостат и прочие приспособления, бесполезные для него, так как у него не было необходимости ими пользоваться.

– А это что? – спросил он наконец.

– Скорее всего микрофон, связанный с каютой Главного Офицера. Но не беспокойся; на этом корабле почти никто не говорит на Системном Английском. Они общаются на их «секретном языке» – но только в нем нет никаких тайн, это обыкновенный финский язык. Каждый корабль Торговцев пользуется своим собственным языком – точнее одним из земных языков. А с другими Свободные Торговцы общаются на Интерлингве.

Торби слушал в пол-уха. Он просто был очень рад ее обществу, да и, кроме того, ее отношение к нему так отличалось от того, что его окружало.

– Маргарет… почему они не хотят ПОГОВОРИТЬ с человеком?

– Что?

– Вы первый человек, который заговорил со мной!

– Ах вот как! – Она не смогла скрыть своего огорчения. – Я должна была догадаться об этом. На вас не обращают внимания.

– Ну… они меня кормят. Они и с вами не разговаривают?

– Теперь иногда разговаривают. Но для этого потребовался прямой приказ Главного Офицера и много терпения с моей стороны. – Она нахмурилась. – Торби, каждая замкнутая клановая культура – а я не знаю другой, которой были бы так свойственны черты клановости, – каждая такая культура имеет в своем языке определенное ключевое слово… и это слово – «человек», по крайней мере, как они его понимают. Оно включает в себя их самих. «Я и моя жена, сын Джон и его жена – нас четверо и никого больше». Они отсекают свою группу от всех прочих и отрицают право других считаться человеком. Вам доводилось уже слышать слово «фраки»?

– Да. Я не знаю, что оно здесь означает.

– Фраки – безвредное, но достаточно отвратительное маленькое животное. Но когда они произносят это слово, то имеют в виду «чужой».

– Так оно и есть – я ведь чужой для них.

– Да, но в то же время это означает, что вы никогда не будете никем иным. Это означает, что и вы, и я – недочеловеки, которые находятся вне закона – их закона.

Торби был ошарашен.

– Значит ли это, что я должен буду вечно оставаться в этой комнате и даже не смогу никогда ни с кем поговорить?

– Господи! Я не знаю. Но ведь я же говорю с вами.

– Спасибо!

– Давайте посмотрим, к чему я пришла. Они не жестоки; они просто тупоголовы. Тот факт, что вы способны чувствовать и ощущать, ничего не значит для них. Я поговорю с Капитаном, так как получила приглашение на встречу с ним, как только корабль ляжет в свободный полет. – Она взглянула на свой ножной браслет. – Господи, сколько уже времени! А зашла поговорить относительно Джаббула, и мы еще ни словцом не перекинулись о нем. Могу ли я зайти еще и поговорить с вами на эту тему?

– Я хотел бы еще вас увидеть.

– Отлично. Культура Джаббула неплохо исследована, но я думаю, что вряд ли у кого-то была возможность взглянуть на нее с точки зрения профессионального нищего. Исследователи, которым разрешалось жить там, пользовались гостеприимством высших классов. И это заставляло их рассматривать предмет… ну, например, жизнь рабов они видели снаружи, а не изнутри. Понимаете?

– Думаю, что да, – ответил Торби. – Если вас интересуют рабы, то я один из них.

– Вы были?..

– Теперь я свободный человек. Я должен был сказать вам об этом, – неловко добавил он, опасаясь, что его новообретенный друг, узнав из какого он класса, отнесется к нему с презрением.

– Это неважно, но я прямо вне себя от счастья, что вы сказали об этом. Торби, да вы прямо кладезь сокровищ! Послушайте, дорогой мой, я должна бежать, а то я и так припозднилась. Но могу ли я забежать к вам снова?

– А как же, конечно, Маргарет. – И он честно добавил: – Ведь мне так и так больше нечего делать.

В эту ночь Торби спал в своей чудесной новой постели. Все утро он провел в одиночестве, но больше не тосковал, так как у него появилось много новых игрушек, с которыми он мог забавляться. Он извлекал предметы и заставлял их прятаться снова, восхищаясь, как продуманно, с минимальной затратой места все устроено. Он уже в шестой раз открывал кровать, когда чуть не выскочил из сандалий от пронзительного воя. Это была общесудовая сирена, сзывавшая всех по своим местам, просто сирена, но Торби не знал этого. Когда сердце вернулось на место, он открыл двери и выглянул наружу. Люди неслись по коридору с головокружительной скоростью.

Вскоре коридор полностью опустел. Вернувшись в свою каюту, он стал ждать, пытаясь понять, что происходит. Внезапно его острый слух уловил отсутствие мягкого шуршания вентиляционной системы. Но ему ничего не оставалось больше, как ждать. Может быть, он должен был оказаться в каком-нибудь отдаленном помещении вместе с детьми и другими, кто не принимал участия в боевой тревоге, но он не знал, как это сделать.

Поэтому просто ждал.

Снова раздался сигнал тревоги, к которому прибавился на этот раз и звук рога, и снова коридор наполнился топотом бегущих людей. И снова сигнал повторился; команда отрабатывали Поражение Ходовой Рубки, Пролом Борта, Отказ Энергосистемы, Воздушную Опасность, Радиационную Опасность и так далее – судно тщательно проверяло свою боевую готовность. А когда исчезло освещение, Торби испытал ужасное мгновенное ощущение свободного падения, словно отключилось поле искусственного тяготения корабля.

Эта непонятная кутерьма длилась довольно долго, наконец он услышал успокаивающий звук отбоя и возвращающийся шорох вентиляции. Никто не позаботился зайти взглянуть на него; та старая женщина, которая опекала всех незанятых по боевой тревоге, не заметила отсутствия фраки, хотя она считала по головам даже домашних животных на борту.

И сразу же после окончания тревоги Торби вызвали к старшему Офицеру.

Человек, открывший двери, схватил его за плечо и выволок наружу. Торби сделал в таком положении несколько шагов и воспротивился – подобным обращением он был сыт по горло.

Приемы грязного боя, которым он был вынужден обучиться, чтобы выжить в Джаббул-порте, не знали правил. А этот человек изучал в школе боевое искусство, построенное на хладнокровии и знании научных основ. Торби нанес ему сильный удар, а затем оказался прижатым к палубе с едва не сломанной левой кистью.

– Прекрати эти глупости!

– А ты не тащи меня за шиворот!