Гражданин галактики - Роберт Хайнлайн

Внезапно его потянуло в сон. Но хотя он уже мог повторить жест, при помощи которого открывалась дверь, он так и не смог найти комбинацию толчков и поглаживаний, опускавших кровать, и ночь провел на полу. Завтрак его появился на следующее утро, но теперь он не посмел обратиться к тому, кто его принес, боясь, что снова натолкнется на оскорбление. Он встретился с другими юношами и молодыми людьми в ванной, что была по другую сторону коридора; пока на него по-прежнему не обращали внимания, он усвоил одну вещь – здесь он может устраивать постирушки. Ему так понравилось бывать здесь, что он забегал в душевую по три раза на дню. Кроме этого, ему вообще нечего было делать. Следующую ночь он опять спал на полу.

Торби сидел, скорчившись, на полу своей каюты, чувствуя тоску и режущую боль при воспоминании о папе и жалея, что оставил Джаббул, когда кто-то поскребся в его дверь.

– Разрешите войти? – на плохом саргонезском спросил мягкий голос.

– Войдите! – ответил Торби и вскочил на ноги. Он увидел женщину средних лет с приятным выражением лица.

– Прошу вас, – сказал он на саргонезском и отступил в сторону.

– Благодарю вас, вы так любезны, – она запнулась и быстро спросила. – Вы владеете Интерлингвой?

– Конечно, мадам.

Она пробормотала на Системном Английском:

– Слава богу хоть за это… саргонезский меня вымотал, – а затем перешла на Интерлингву. – Тогда поговорим на этом языке, если вы ничего не имеете против.

– Как вам будет угодно, мадам, – ответил Торби на том же языке и добавил на Системном Английском, – если вы не предпочитаете другие языки.

Она не могла скрыть изумления:

– На скольких же языках вы говорите?

Торби подумал.

– На семи, мадам. И еще в нескольких я разбираюсь, но не могу утверждать, что говорю на них.

Изумление ее росло прямо на глазах, и она медленно сказала:

– Может быть, я ошиблась. Но – поправьте меня, если я ошибаюсь, и простите мое невежество – мне было сказано, что вы сын нищего из Джаббул-порта.

– Я сын Баслима Калеки, – гордо сказал Торби, – дипломированного нищего милостью Саргона. Мой последний отец был ученым человеком. Его мудрость была известна от одного конца площади до другого.

– Я верю. И… неужели все нищие на Джаббуле так хорошо разбираются в языках?

– Что вы, мадам! Большинство из них говорит только на мусорном жаргоне. Но отец не разрешал мне пользоваться им… разве что только в профессиональных целях.

– Да, конечно, – она моргнула. – Хотела бы я встретиться с вашим отцом.

– Спасибо, мадам. Не хотите ли вы присесть? Простите, что не могу предложить ничего, кроме пола… но все, чем я владею, в вашем распоряжении.

– Спасибо, – она села на пол, сделав это куда с большим усилием, чем Торби, который провел тысячи часов в позе лотоса, напрягая легкие в криках о подаянии.

Торби задумался, не стоит ли прикрыть двери, хотя эта леди – по саргонезским обычаям он воспринимал ее как «миледи», но ее дружеская манера держаться делала ее статус неясным – может быть, оставила их открытыми специально. Он тонул в море неизвестных обычаев, то и дело сталкиваясь с ситуациями, совершенно новыми для него. Он нашел выход из положения, основываясь на здравом смысле и просто спросил:

– Вы предпочитаете оставить дверь открытой или закрыть ее?

– Что? Это неважно. Хотя лучше оставьте ее открытой; здесь живут холостяки, а я располагаюсь в той части корабля, где живут незамужние женщины. Но я пользуюсь некоторыми привилегиями и независимостью, как… ну, как домашняя собачка. Я фраки, которую терпят. – Последние слова она сказала со смущенной улыбкой.

Торби не уловил сути основных понятий.

– «Собачка»? Это что-то похожее на волка?

Она внимательно посмотрела на него.

– Выучили этот язык на Джаббуле?

– Я никогда не был нигде, кроме Джаббула – кроме того времени, когда я был совсем маленьким. Простите, если я выражаюсь не совсем правильно. Может, вы предпочитаете Интерлингву?

– О, нет. Вы прекрасно говорите на Системном Английском… земной акцент у вас лучше, чем у меня. А я никак не могу научиться правильно произносить гласные. Хотя я стараюсь, чтобы меня понимали. Но разрешите представиться. Я не из Торговцев; я антрополог, они разрешили мне попутешествовать вместе с ними. Меня зовут доктор Маргарет Мадер.

Торби кивнул и сложил ладони вместе.

– Я польщен. Меня зовут Торби, сын Баслима.

– Мне очень приятно, Торби. Зовите меня Маргарет. Мой титул здесь не имеет никакого значения, потому что он не относится к корабельным званиям. Вы знаете, что значит быть антропологом?

– Ну… простите, мадам… то есть, Маргарет…

– Антрополог – это ученый, который изучает, как люди живут в сообществе.

Торби с сомнением посмотрел на нее:

– Разве это наука?

– Порой и я в этом сомневаюсь. Но в сущности, Торби, это достаточно сложная наука, потому что количество способов, при помощи которых люди могут сосуществовать, бесконечно. Вы понимаете, что это значит?

– Что-то вроде поисков икса в уравнении, – смущенно сказал Торби.

– Правильно! – с удовольствием согласилась она. – Мы изучаем эти иксы в человеческих уравнениях. Этим я и занимаюсь. Я изучаю образ жизни Свободных Торговцев. Они, вполне возможно, решили самую старую задачу трудной проблемы: как остаться человеком и выжить в любом обществе. Они уникальны. – Она беспрестанно двигалась по каюте. – Торби, вы не против, если я сяду на стул? Я не могу сгибаться так легко, как вы.

Торби покраснел.

– Мадам… но у меня нет ни одного. Я…

– Один как раз за вами. А другой за мною. – Она повернулась и притронулась к стенке. Панель скользнула в сторону, и из открывшегося пространства появился стул.

Взглянув, какое выражение приняло его лицо, она спросила:

– Разве вам не показывали? – и проделала то же самое и с другой стеной; появился еще одни стул.

Торби присел с осторожностью, затем опустился на сиденье всем весом и постарался привыкнуть к нему. По его лицу расплылась широкая улыбка.

– Ух!

– Вы знаете, как открывается ваш рабочий столик?

– Столик?

– Боже небесный, неужели они вам ничего не показали?

– Ну… здесь как-то была кровать. Но я потерял ее.

Доктор Мадер что-то пробормотала про себя, а затем сказала:

– Я должна была догадаться об этом. Торби, я восхищаюсь этими Торговцами. Я даже люблю их. Но они могут быть и самыми туполобыми, самовлюбленными, самоуверенными – хотя я не должна критиковать наших хозяев. Вот. – Вытянув обе руки, она прикоснулась к двум точкам на стене, и исчезнувшая кровать опустилась. Вместе с двумя стульями кубрик превратился в тесное обиталище для одного человека. – Лучше я верну ее в прежнее положение. Вы видели, что я делала?