Портрет А - Анри Мишо

Несмотря на все эти развлечения, китайцев преследует одна болезнь: бывает, что они теряют способность смеяться. Так усердно скрытничают, строят планы, делают важные лица, что разучиваются смеяться. Жуткая болезнь. Видел я одного отзывчивого ребенка, который из сыновней любви натыкался на ведра с водой и в них плюхался — чтобы развеселить родителей, страдавших этой болезнью. А зная, что китайцы 1) терпеть не могут воду и 2) боятся быть смешными, — понимаешь, как тяжела болезнь, от которой требуется такое лечение, и к каким подвигам обязывает в Китае сыновняя любовь.

Предположим, что китайцы — это такие животные. Индусы — другие животные, то же самое — японцы, русские, немцы и так далее. И в каждой породе — три разновидности: взрослый мужчина, ребенок и женщина. Три мира. Мужчина — существо, которое плохо понимает и ребенка, и женщину.

И ни они, ни мы не правы. Очевидно, мы все ошибаемся.

По той же логике, не стоит задаваться вопросом, был ли Конфуций великим человеком. Надо понять, был ли он великим китайцем, хорошо ли понял китайцев (вероятно, да) и хорош ли тот путь, который он им указал (что не факт).

То же относится к Будде в Индии и т. д.

Философия, как правило, приближает каждую из этих разных пород людей к тому, что типично для этой породы, но иногда и отдаляет.

Поэтому трудно сказать, то ли Конфуций и Лао-цзы китаизировали китайцев, то ли, наоборот, декитаизировали, и когда Мэн-цзы объявил, что война и все с ней связанное — ниже достоинства империи,{86} развил ли он в китайцах трусость и подавил ли в них воинские порывы. Имейте в виду, что, во-первых, если уж китайца выведут из себя, то он просто бес, ничем не удержишь, так что малаец в состоянии амока рядом с ним просто душка,{87} а во-вторых, смелость в Китае проявлялась по меньшей мере так же часто, как в других странах, и к смерти китайцы относятся с невероятным презрением.

Чтобы устроить муравьиный бой, советуют оторвать нескольким муравьям по лапке, сбить искалеченных муравьев в кучку и так покатать по земле, немного надавливая сверху, но не слишком сильно.

Редко бывает, чтобы они от этого не разозлились, — они впадают в какое-то опьянение и забывают все законы рода и муравьиной взаимопомощи.

Вскоре выявляются победители.

Тогда можно заметить любопытную закономерность.

Наипервейшего из победителей, ни разу не знавшего поражения, в конце концов победит и порядком потреплет случайный муравьишка, которого уже много раз валили с ног и побеждали, — если потом свести его с другими муравьями, он почти наверняка проиграет.

Так среди народов с белой кожей сегодня выделяются американцы — хотя их и критикуют с покровительственным видом (как китайцы — Европу), хотя старики их и критикуют, американцы держатся молодцом, им все — как с гуся вода.

Я же от подобного представления об американцах на сегодняшний день отказался, и это надолго. Я видел в Чапее японских солдат. Коренастые, приземистые, того и гляди, набросятся, просто свора, которую нужно удерживать; и в лицах — радость, может быть, ожесточение, и уж наверняка — здоровье и готовность к самопожертвованию.

Их патрули в бронемашинах — страшнее целой армии.

Когда после этого мы увидели грузовики с американскими солдатами, целые грузовики больших детей, послушных младенцев, настроенных на заработок, нам только и оставалось, что обалдело переглядываться: по сравнению с японцами эти просто никуда не годились.

Может, англичане и не тот народ, который заслуживает всеобщего восхищения. И все-таки (подобно финикийцам, тоже торговцам, которые привили остальным свой алфавит) англичане заставили полмира говорить на их языке. Другие народы по их примеру бреются, принимают ванну по утрам, ведут дела, а в свободное время гоняют мяч или лупят по шарикам.

Надо признать, что внучка Англии, Америка, немало им в этом помогла, и что скорее именно американцы, а не англичане, заставили весь мир обратить внимание на те виды спорта, игры и упражнения, в которых нет никакого риска. Я отнюдь не милитарист и, пожалуй, не так уж люблю бульдогов. Но, видя рядом бульдога и спаниеля, я, естественно, думаю так: сам по себе спаниель совсем неплох, но из них двоих у бульдога вид куда лучше. Спортсмены вкалывают так, что мало не покажется. Но рядом с людьми, готовыми рисковать жизнью, они выглядят блекло. Так, сталкиваясь с кем-то, кто хлебнул лиха, прошел через много темных бандитских делишек, опускаешь глаза. Потому что крутой парень — это вам не шутка.

А у китайцев вид был ни капельки не идиотский, у них был вид мудрецов — неторопливые, задумчивые, ничего от побежденных, — может быть, легкий укор старшего, который знает, что настоящий хозяин положения — Время и только Время.

Китайцам не свойственна пустая мечтательность. У них не было трансцендентных систем или гениальных озарений — зато были находки, невероятно полезные практически.

Конфуций — Эдисон в морали.

Любезность, спокойствие (не вмешивайтесь не в свое дело… ведите себя так, как вам подобает: если вы властелин — как властелин, если по уши в долгах — держитесь как человек по уши в долгах и т. п.), аккуратность в одежде, вежливость…

Никто не уделяет столько внимания отношениям между людьми, как китайцы, и никто не проявляет в них столько внимания и предусмотрительности.

Сун Ят-Сен очень точно заметил: «По сути, в политике Китай ничему не может научиться у Европы».{88} Китай мог бы скорее научить кое-чему Европу и даже Индию, где перепробовали все на свете, вплоть до возведенного в систему отсутствия правительства.

Без муниципалитетов, без адвокатов (если появляется адвокат, его сажают в тюрьму — ведь от адвокатов жди судебных разбирательств), без армии (от армии жди войны), Китай очень долго жил очень неплохо — пока китайцы хорошо себя вели.

А когда они перестали хорошо себя вести, тут уже, увы, понадобилась грандиозная административная система, которая, впрочем, не спасает от конфликтов, потасовок, войн, революций и разрушений.

Для китайцев имеет значение не долг перед человечеством в целом, а долг перед своим отцом, своей матерью; нужно, чтобы все шло хорошо гам, где живешь, — а это требует такого такта и добродетельности, которыми в Европе едва ли обладают и святые.

Не родился еще на свет китаец-романтик. Им всегда хочется выглядеть разумными.

Один из самых знаменитых и непредсказуемых тиранов в мире Цинь Шихуанди,{89} который велел выкрасить в красный цвет (цвет осужденных) целую гору по той причине, что его людей застала на ней гроза, тот самый Цинь Шихуанди, который приказал приготовить в тронном зале ванну с кипятком, когда один чиновник, который ему не нравился, попросил у него аудиенции, этот же самый император повелел установить по всей стране стелы, на которых было выгравировано: «Все хорошо. В системе мер и весов порядок. Мужчины выполняют свой долг мужей, дети уважают родителей. Повсюду, куда долетает ветер, все довольны», и т. д.

С другой стороны, в театре, каков бы ни был сюжет пьесы, каждые пять минут происходят совещания. Можно подумать, что присутствуешь на суде. И актеры выходят со словами: «Я — такой-то… прибыл оттуда-то…» — а то еще выйдет какая-нибудь путаница. Хорошо все объяснить — что может быть разумнее.[39]

Китайцы нас терпеть не могут, еще бы, во все суем свой нос, хоть бы во что-нибудь не лезли. Вечно мы им навязываем какие-то свои штучки: то снаряды, то консервные банки, то миссионеров.

Так что на Дальнем Востоке какой только ненависти и зависти не насмотришься. И как тут делать вид, что ты ни при чем? Правда, чувствуя эту ненависть, которую ко мне непрерывно испытывали, я, пожалуй, даже сам за них расстраивался.

У китайцев способность к подражанию доведена до таких высот, следовать образцу — для них вещь настолько естественная, что даже неловко.[40]

Это пристрастие в них так укоренилось, что китайские философы практически полностью выстроили на нем свою мораль — это мораль «по образцу».

В «Книге песен» говорится:{90}

«Правитель, который всегда поступает мудро и по справедливости, увидит, что люди со всех четырех частей света станут подражать его честности. Он выполняет свой долг отца, сына, старшего и младшего брата, и НАРОД БУДЕТ ПОСТУПАТЬ ТАК ЖЕ ВСЛЕД ЗА НИМ».

И пошло-поехало! Теперь их не удержишь. Дальше все получается само собой.

Китайцев должно было бы поразить то, что европейцы не стремятся никому подражать. Я хочу сказать, что им было тут чему поразиться. Но китайцы в жизни не покажут, что они поражены.