История Франции - Марк Ферро

Платить налог и обеспечивать защиту — своего сюзерена, королевства и родины — таковы две жертвы, которых государь ожидает от своих вассалов, а впоследствии и от подданных. С периода Средневековья и до XX в. данные повинности постепенно заложили основы абсолютизма, сначала монархического, а затем республиканского.

Это происходило не только во Франции: подобный порядок вещей мы обнаруживаем, например, в Англии, и аналогичных жертв король ожидает от своих подданных и в других обществах. Но во Франции специфика указанного процесса проявляется в том, что характер упомянутых повинностей связан с сильной центральной властью: такого нет ни в одной стране, граничащей с Францией.

Особенно же в данном вопросе ощутима разница с Германией. «В то время как во Франции династический принцип передачи власти и институт монархии оказались полезны друг другу и слились в процессе формирования суверенитета, легитимной власти и системы управления, в Германии немцы не сумели примирить между собой государственное строительство и принцип универсалистской императорской власти». Идея универсалистской империи, рожденная в процессе спора об инвеституре, в конце концов сокрушила Германское королевство, а ее регионы — земли — обратили синтез идей государственного строительства и универсалистской власти себе на пользу.

Во Франции «нация также дошла до того, что изгнала подручных государя, но это случилось лишь после того, как сам государь изгнал приближенных папы или епископа». Ведь с момента помазания монарха процесс его правления страной означает не только факт того, что он избран народом, но и таинство, которое отправляют король-первосвященник и его всегда и во всем правые люди. Они живут и при одном, и при другом монархе, обеспечивая преемственность государственной власти. Сама фигура короля вечна, а человек, который имеет это звание в тот или иной момент времени, лишь инструмент власти.

Истоки этой идеи лежат в христианстве. Легист Этьен из Тернэ, живший при Людовике VII, заметил, что «Тело Христа имеет двойную природу: земное человеческое тело, рожденное Девой Марией, и соборное, нематериальное тело — церковный собор. Тело Христово — это не только Тело Христа, но и другое тело, в котором Христос является главой». Аналогичные формулировки мы находим у юристов последующих веков, которые пишут уже о государственной власти. «У короля два тела: одно — естественное человеческое тело, подверженное страстям и смерти, как и тела других людей; другое же — тело политическое, частью которого являются подданные короля… король связан с подданными, подданные — с королем; и это тело не подвержено страстям и смерти, ибо, пребывая в этом теле, король никогда не умирает».

Таким образом, как считает историк Эрнст Канторович, понятие государственной тайны, концепция и источник абсолютизма представляют собой следствие смешения духовного и светского. Учитывая, что отношения между государством и Церковью формировались на протяжении нескольких веков, становится понятным смысл таких жестов государства и Церкви в адрес друг друга, как наделение почетными правами, торжественные церемонии и другие телодвижения. Но это также позволяет понять и причины появления современного государства, абсолютистского по своему характеру. Оно рождается тогда, когда власть нации заменяет собой власть государя, и это государство ведет себя так, как могла бы вести себя только Церковь. Отсюда — идея того, что подданный должен пожертвовать жизнью ради государства. И точно так же, как Церковь провозглашала участникам Крестовых походов отпущение грехов (при том, что крестовый поход воспринимается христианами как аналог покаяния — такой же, как пост, раздача милостыни, молитва), современное государство предоставляет «нравственный капитал» ветеранам войн. Гибель крестоносца в бою тем самым уподобляется акту мученичества. Папа Урбан II также говорил, что «тот, кто погибнет во время этого похода ради Христа и братьев-монахов, вне всякого сомнения, получит отпущение своих грехов». И не только ради Христа.

Между тем на церковном соборе в Лиможе в 1031 г. некий вассал герцога Гасконского узнал, что «он должен быть согласен умереть за своего сеньора. и, проявив тем самым свою верность, он станет святым мучеником». Смерть вассала ради сеньора была обычным явлением — и речь шла о том, чтобы умереть не за Гасконь, а только за ее герцога.

Изменения наступают тогда, когда смерть ради своей страны — родины — воспринимается с точки зрения религии: теперь воины умирают уже не только за сюзерена, но и за государя. С XIII в. государь — это уже не король французов, а король Франции, своего собственного домена (впоследствии королевский домен станет территорией Франции), который рассматривается как территория, неотделимая от системы государства. Тем самым власть, которую король осуществляет над доменом и над налоговой системой, является ничем иным, как «властью, которую муж осуществляет над хозяйством своей супруги», если использовать терминологию юристов XVI в. Рене Шоппена и Франсуа Отмана.

Другим источником королевской власти стало представление о власти, передающейся по наследству. Этот образ формируется в X–XV вв., постепенно обретая форму генеалогического древа династии, династических «икон власти» (по выражению Кристианы Клаппиш-Цубер). Первопроходцами в этом смысле были гвельфы (или вельфы) в Южной Германии: они возвели историю своих земель к троянцам, а затем к франкам (причем и те и другие выступали антиподами Рима), придав ей форму генеалогического древа единой семьи. То же самое позже сделали Капетинги. Правда, им пришлось столкнуться с одной проблемой: они не были кровными потомками Каролингов, и Филиппу II Августу пришлось жениться на Изабелле де Эно[306], которая подарила ему наследника — Людовика VIII. До этого, правда, такая кровная связь мало что значила, поскольку передача легитимной власти по наследству от одной династии, которая не сильно заботилась о Церкви, к другой, превосходившей ее в достоинстве, совершалась на основе принципа Божественного волеизъявления. Об этом свидетельствует порядок, в котором расположены надгробия французских королей в аббатстве Сен-Дени: слева идет ряд надгробий королей из династии Капетингов, справа — Каролингов, и обе оси сливаются в одну на гробницах Филиппа II Августа и Людовика VIII, расположенных в середине аббатства. Подобное расположение подтверждает легитимность передачи власти по наследству.

Доминиканский монах Бернар Ги представил вереницу королей Франции в форме генеалогического древа, и этот труд стал дополнением к королевской генеалогии, над которой трудились клирики,