Мертвые души - Михаил Гоголь

Творческая работа Гоголя не закончилась на обработке рукописи ПБЛ3, она продолжалась и при диктовке КАБ1 и позднее. Множеством различных поправок, дополнительных мелких, а иногда и больших вставок изменил и дополнил Гоголь продиктованную редакцию поэмы. Перерабатывались преимущественно последние главы. В седьмой главе переделано начало, расширен эпизод встречи Чичикова с Маниловым в городе; в восьмой главе введена дополнительная характеристика городских дам. Много исправлений сделано в главе девятой: в характеристиках дамы приятной во всех отношениях и просто приятной дамы, а также в их диалоге. Этот текст неоднократно переделывался Гоголем и в самой рукописи и на отдельных листах, один из которых находится среди рукописей “Тараса Бульбы”. Отдельные места, относящиеся к выросшим в городе толкам о Чичикове, Гоголь переделывал несколько раз, стараясь ярче показать, как “всё повырастало и показалось в увеличительном виде”.

Совершенно переработаны в конце десятой главы размышления автора о заблуждениях в жизни и в истории. Всё это место в КАБ1 зачеркнуто и вписан новый текст, вошедший в окончательную редакцию. Много переделок в первоначальной истории героя (глава одиннадцатая). К этой части относится сохранившийся в бумагах Н. В. Гербеля фрагмент-рассказ о детстве и жизни Чичикова, — поступивший в Публичную библиотеку в Ленинграде (шифр: ПБЛ1). В ней восемнадцать сшитых писчих листов без водяных знаков; заполнены только первые пятнадцать. По инвентарю поступлений рукописей 1902 г. № 127. Начало рукописи: “Темно и скромно происхождение…” Конец: “… Но мы стали говорить довольно громко”.

Эта рукопись заполняет пробел между КАБ1 и следующей рукописью (ПБЛ4). Но всё же прямого перехода из ПБЛ1 в следующую рукопись нет. Можно предположить, что по окончании работы над КАБ1 биография Чичикова переделывалась, но черновые рукописи этого этапа работы не сохранились, и имеется лишь начисто переписанный автором текст ПБЛ1. Разночтения между этой рукописью и окончательным текстом введены в “Варианты”, а соответствующий текст КАБ1 приведен в вариантах не к окончательному тексту, а к предыдущему, т. е. к ПБЛ3.

Над этой главой Гоголь думал и много лет спустя. 1б мая 1849 г. он писал одесскому книгоиздателю В. И. Белому в ответ на его замечания о “Мертвых душах”: “О детстве Чичикова я думал уже сам, предполагая напереть особенно на эту сторону при третьем (исправленном) издании”. [О. А. Назаревський, “З епiстолярноп спадщини Гоголя”. Радянське Лiтературознавство, 1940, кн. 5—б, стр. 321.]

Рукопись КАБ1 была приведена в такой вид, что пришлось заново переписывать ее. Появилась следующая рукопись, обозначенная нами ПБЛ4 (шифр 10-го изд.: ДП). Начало ее относится к октябрю 1841 г., окончание — к началу 1842 г.

ПБЛ4 хранится в Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Это — книга размера f°, в желтом переплете с кожаным корешком и золотым тиснением на нем: “Н. В. Гоголь. Мертвые души. Из Древлехранилища Погодина”. В верхнем правом углу двусторонняя пагинация карандашом, а также имеется архивная пагинация внизу (не сквозная, а с обозначениями карандашом через каждые десять листов и чернилами через пятьдесят листов). Между стр. 200–201, 248–249 и 2б8—2б9 вшиты добавленные к рукописи листы, первые два — автографы. В этой рукописи имеется полностью весь текст поэмы. Рукопись переписана двумя писцами. Почти на каждой странице имеется авторская правка, но ее значительно меньше, чем в КАБ1. Начиная с главы седьмой, количество исправлений резко увеличивается, причем в некоторых местах появляются два слоя: набросок (иногда не законченный) карандашом и вариант, твердо вписанный чернилами. По большей части карандашные наброски в следующую рукопись не вошли. Наиболее значительные исправления коснулись начала и конца седьмой главы, середины и конца восьмой, начала и середины девятой, “Повести о капитане Копейкине” и отдельных мест одиннадцатой главы.

Кем переписана эта рукопись, неизвестно. С. Т. Аксаков рекомендовал своего знакомого, бывшего воспитанника Межевого института. [С Т. Аксаков, “История моего знакомства с Гоголем”, стр. 52–53] но Гоголь поручил работу, по-видимому, недостаточно грамотным и неопытным переписчикам, которые плохо разобрались в трудной рукописи КАБ1 и при копировании ее допустили большое количество искажений, пропусков, перестановок слов. Некоторые из них автор замечал и исправлял, а в тех случаях, когда переписчик, не разобрав, оставлял место, он вписывал текст, иногда уже в измененной редакции. Но в то же время, не корректируя, а творчески просматривая рукопись и останавливаясь только на тех местах, которые его, как автора, занимали, он часто не видел этих искажений. Качество текста “Мертвых душ”, созданного в КАБ1, в некоторых своих частях снизилось в ПБЛ4 из-за ошибок переписчика, а в тех частях, которые не подверглись большой авторской переработке, эти ошибки вошли в печатный текст.

Вслед за ПБЛ4 Гоголь заказал переписку нового экземпляра, предназначенного для цензуры (РЦ). Законченная для печати рукопись была передана в Московский цензурный комитет. Заседание комитета состоялось 12 декабря 1841 г. Комитет постановил передать “Мертвые души” цензору И. М. Снегиреву. Цензор сначала нашел произведение “совершенно благонамеренным” и потребовал только самых незначительных изменений, но, смущенный кем-то, не решился самостоятельно разрешить к печати и передал рукопись на рассмотрение цензурного комитета. О мытарствах в комитете подробно рассказывает Гоголь в письме к П. А. Плетневу. “Как только занимавший место президента Голохвастов услышал название “Мертвые души”, — закричал голосом древнего римлянина: “Нет, этого я никогда не позволю: душа бывает бессмертна; мертвой души не может быть, автор вооружается против бессмертья”” [Письмо П. А. Плетневу от 7 января 1842 г. Следующие цитаты из этого же письма. ] Разъяснение, что речь идет о ревизских душах, не успокоило цензоров. “Это значит против крепостного права”, — заявляли они. Возражение, что поэма — “ряд характеров, внутренний быт России и некоторых обитателей, собрание картин самых невозмутительных”, тоже не помогло: “цензоры-азиатцы” боялись, что пример Чичикова может других толкнуть на уголовное преступление. “Цензоры-европейцы” тоже восставали. “Цена два с полтиною, которую Чичиков дает за душу, возмущает душу. Человеческое чувство вопиет против этого. Хотя, конечно, эта цена дается только за одно имя, написанное на бумаге, но всё же это имя душа, душа человеческая; она жила, существовала. Этого ни во Франции, ни в Англии и нигде нельзя позволить. Да после этого ни один иностранец к нам не приедет”. Кончилось тем, что рукопись объявили запрещенною, хотя комитет “прочел три или четыре места”.

Узнав об этом. Гоголь взял рукопись из Московского цензурного комитета и через В. Г. Белинского послал ее князю В. Ф. Одоевскому с просьбой хлопотать о ней в Петербурге. В середине февраля он получил от Плетнева первое известие о благоприятном повороте дела в цензуре. 9 марта 1842 г. цензор А. В. Никитенко сделал разрешительную надпись. Кроме отдельных искажений текста, цензура изменила заглавие “Мертвые души” на “Похождение Чичикова или Мертвые души”, а главное, вовсе запретила “Повесть о капитане Копейкине”. Сам Никитенко писал Гоголю 1 апреля: “Сочинение это, как видите, прошло цензуру благополучно; путь ее узок и тесен и потому неудивительно, что на нем осталось несколько царапин и его нежная и роскошная кожа кой-где поистерлась… Совершенно невозможным к пропуску оказался эпизод Копейкина — ничья власть не могла защитить его от его гибели”. [“Русская старина”, 1889, № 8, стр. 384–385.] 5 апреля Гоголь получил рукопись из цензуры. Запрещение “Повести” он пережил очень тяжело. Этот эпизод “для меня очень нужный, более даже, нежели думают они”, — жаловался Гоголь Н. Я. Прокоповичу. [Письмо от 9 апреля 1842 г. ] Он решил отстаивать “Повесть” и переделал ее так, что “никакая цензура не может придраться: генералов и всё выбросил”. [Из того же письма. ] Посылая новый вариант, Гоголь 10 апреля написал лично Никитенко, убеждая его разрешить “Повесть о капитане Копейкине” в переделанном виде. Разрешение было получено.

Листы с запрещенной “Повестью” были вырваны из рукописи и вместо них вшиты другие с новым вариантом. Никитенко подписал эти листы, после чего рукопись поступила в набор. Ныне она хранится в Научной библиотеке Московского государственного университета. Рукопись в переплете с кожаным корешком, на котором вытиснено: “Гоголя Мертвые души”. Форзац чистый. На первой странице — рукой Гоголя: “Мертвые души. Поэма Н. Гоголя”. Внизу его же рукой: “Печатать на моей бумаге, 2400. Деньги сто рублей в задаток положил. Н. Гоголь”. На этой же странице пометки канцелярии цензурного комитета: “№ 109. 3 марта 1842 г., по жур. п. № 101”. Над заглавием Никитенко вставил красными чернилами добавление, исказившее заглавие поэмы: “Похождения Чичикова или”. На обороте этого листа печать и разрешительная надпись цензора. Рядом с его печатью поставленная позднее печать Московского университета. Шифр МГУ в конце книги:1 R/y 399B. Подпись Никитенко имеется на каждом листе. Рукопись написана двумя переписчиками. Все цензурные пометки сделаны красными чернилами. [Неполная сводка их дана в статье О. М. Бодянского, напечатанной в “Чтениях в императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете”, 18бб, кн. 3. Отдел: Смесь, стр. 240—24б, и в томе VII 10-го издания Собрания сочинений Гоголя. ] С конца страницы 311 зачеркнут запрещенный цензурой текст, относящийся к “Повести о капитане Копейкине”. Оборот этого листа тоже зачеркнут и заклеен бумагой (впоследствии почти полностью отклеенной). Следующие четыре листа с текстом “Повести” были вырезаны и сравнительно недавно обнаружены в Красноярске. Весь текст “Повести” Гоголь исправил карандашом, дав на тех же листах новую, смягченную для цензуры редакцию “Повести о капитане Копейкине”. Новый текст был начисто переписан на четырех листах другого формата, вшитых затем в РЦ взамен вырезанных. Доцензурная редакция “Повести” опубликована в третьем томе десятого издания Сочинений Гоголя по копии, так как местонахождение подлинника не было известно. Расхождения с текстом найденного теперь подлинника незначительны.