Мертвые души - Михаил Гоголь

Листы с запрещенной “Повестью” были вырваны из рукописи и вместо них вшиты другие с новым вариантом. Никитенко подписал эти листы, после чего рукопись поступила в набор. Ныне она хранится в Научной библиотеке Московского государственного университета. Рукопись в переплете с кожаным корешком, на котором вытиснено: “Гоголя Мертвые души”. Форзац чистый. На первой странице — рукой Гоголя: “Мертвые души. Поэма Н. Гоголя”. Внизу его же рукой: “Печатать на моей бумаге, 2400. Деньги сто рублей в задаток положил. Н. Гоголь”. На этой же странице пометки канцелярии цензурного комитета: “№ 109. 3 марта 1842 г., по жур. п. № 101”. Над заглавием Никитенко вставил красными чернилами добавление, исказившее заглавие поэмы: “Похождения Чичикова или”. На обороте этого листа печать и разрешительная надпись цензора. Рядом с его печатью поставленная позднее печать Московского университета. Шифр МГУ в конце книги:1 R/y 399B. Подпись Никитенко имеется на каждом листе. Рукопись написана двумя переписчиками. Все цензурные пометки сделаны красными чернилами. [Неполная сводка их дана в статье О. М. Бодянского, напечатанной в “Чтениях в императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете”, 18бб, кн. 3. Отдел: Смесь, стр. 240—24б, и в томе VII 10-го издания Собрания сочинений Гоголя. ] С конца страницы 311 зачеркнут запрещенный цензурой текст, относящийся к “Повести о капитане Копейкине”. Оборот этого листа тоже зачеркнут и заклеен бумагой (впоследствии почти полностью отклеенной). Следующие четыре листа с текстом “Повести” были вырезаны и сравнительно недавно обнаружены в Красноярске. Весь текст “Повести” Гоголь исправил карандашом, дав на тех же листах новую, смягченную для цензуры редакцию “Повести о капитане Копейкине”. Новый текст был начисто переписан на четырех листах другого формата, вшитых затем в РЦ взамен вырезанных. Доцензурная редакция “Повести” опубликована в третьем томе десятого издания Сочинений Гоголя по копии, так как местонахождение подлинника не было известно. Расхождения с текстом найденного теперь подлинника незначительны.

Цензурная рукопись является механической копией предыдущей, но искажений текста, вызванных ошибками переписчиков, в ней значительно меньше, чем в ПБЛ4. К тому же, особенности цензурной рукописи позволяют выставить предположение, что некоторые части ее, преимущественно во второй половине, если не диктовались, то переписывались под наблюдением автора. Так, например, некоторые поправки ПБЛ4 (большей частью карандашные) не перенесены в РЦ. Ряд смысловых отличий между ПБЛ4 и РЦ тоже может свидетельствовать об авторском вмешательстве во время переписки.

С цензурного экземпляра “Мертвые души” были набраны. Корректуры держал сам автор. Они не сохранились, но разночтения с последней (цензурной) рукописью свидетельствуют, что в процессе печатания творческая работа не прекращалась. Это подтверждает и С. Т. Аксаков, вспоминая день 1 мая 1842 г.: “Гоголь у нас обедал, после обеда часа два сидел у меня в кабинете и занимался поправкою корректур, в которых он не столько исправлял типографические ошибки, сколько занимался переменою слов, а иногда и целых фраз”. [С. Т. Аксаков, “История моего знакомства с Гоголем”, стр. б1.]

Издание проходило без задержек. В то время как книга набиралась, Гоголь сам рисовал обложку для нее, — с этой обложкой она и вышла из печати 21 мая 1842 г.

Отличия второго прижизненного издания “Мертвых душ” (1845 г.) от первого незначительны: они введены в варианты с следующим обозначением: текст МД1; МД2 — текст. Предисловие Гоголя ко второму изданию печатаем вслед за текстом других редакций. Оно перепечатывается со второго издания “Мертвых душ”; местонахождение автографа неизвестно.

Кроме основных шести рукописей первого тома “Мертвых душ”, имеется большое количество черновых набросков почти ко всем главам на отдельных листах, написанных, очевидно, в разное время. Небольшая часть листов подшита к переплетенным рукописям ПБЛ3, КАБ1 и ПБЛ4. Остальные сохранились в двух собраниях. В собрании А. А. Иванова (шифр Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина: № 2205) — 30 листов разных размеров, исписанные большею частью с обеих сторон неразборчивым почерком. Они относятся к главам II, V, VI, VIII–XI. Некоторые из них трудны для прочтения, так как очень обрывочны, содержат несколько слоев правки и не всегда дают связный текст. Второе собрание было обнаружено среди бумаг Гоголя, находившихся в распоряжении родственников. Эти автографы, (28 листов, из них 13 чистых) хранятся тоже в Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина (шифр: № 3212). Среди них отрывки к главам VII–IX, размышления автора о героях “Мертвых душ” и заметки “К 1-й части”.

Особо следует остановиться на отрывках из второго собрания. Вскоре после обнаружения два из них были опубликованы как неожиданная находка: Заметки — в “Сочинениях и письмах Н. В. Гоголя”, изд. Кулиша, СПб., 1857, т. IV, стр. 54б—548, вариант IX главы — в “Русском вестнике”, 185б, кн. I. Размышления о героях “Мертвых душ” и остальные отрывки опубликованы в 10 издании Сочинений Н. В. Гоголя, т. VII, стр. 435–445.

Отрывки не датированы; делались различные попытки их датировки. М. Н. Катков, опубликовавший вариант девятой главы, утверждал, что автограф найден среди первоначальных рукописей и относится к раннему периоду работы. Н. Г. Чернышевский в своей рецензии на эту книжку “Русского вестника” высказал такое же утверждение, мотивировав его тем, что “сами по себе страницы этого отрывка своим достоинством не совершенно соответствуют другим страницам поэмы, и Гоголь, с своим тонким вкусом, вероятно, заметил, что довольно подробные сцены, первоначально им написанные, содержат как бы повторение тех положений и описаний, которые уже даны читателю в предыдущих главах, и потому значительно сократил этот эпизод в окончательной редакции, отбросив все черты, уже достаточно раскрытые в других сценах. Сравнение отброшенного автором и напечатанного ныне отрывка с соответствующими местами “Мертвых душ” интересно для того, кто хочет удостовериться, как строг сделался Гоголь к себе после издания “Ревизора”. [Н. Г. Чернышевский, Полное собрание сочинений, т. III, М., 1947, стр. б31.] Наоборот, Н. П. Трушковский, перепечатавший этот отрывок во втором издании “Сочинений” Гоголя, впервые выдвинул предположение, что, “судя по почерку”, отрывок написан после первого издания “Мертвых душ”. На эту позицию стали и редакторы десятого издания (тт. 3 и 7) Тихонравов и Шенрок, уже в отношении всех отрывков второго собрания. Они припомнили высказывавшееся Гоголем недовольство изданными “Мертвыми душами”, его мысли о какой-то переработке поэмы в духе его новых настроений, и тематическая изолированность найденных отрывков дала им повод предположить, что это-то и есть новая стадия работы над “Мертвыми душами”. Они пытались датировать каждый отрывок и привели пространные доводы в пользу своих утверждений, оговорившись, что точных доказательств нет.

Можно признать правильным предположение Тихонравова в отношении заметок “К 1-й части” (“Идея города — возникшая до высшей степени пустота…”), которые он относит к 184б г., периоду работы над вторым томом. Касаясь в наибольшей своей части не второго, а первого тома поэмы (предназначавшегося тогда, как видно из письма к Жуковскому от 1б марта 184бг., к переизданию в исправленном виде), отрывок, однако, в его заключительной части от первого тома переходит ко второму: “Весь город со всем вихрем сплетней — преобразование бездельности жизни всего человечества в массе… Противуположное ему преобразование во II части, занятой разорванным бездельем”. В том же письме Гоголь высказывает мысль о возобновлении работы над обоими томами сразу (“первая часть мне потребна при писании второй и притом нужно ее самое значительно выправить”).

В отношении же других отрывков их аргументация не убедительна. Если бы эти отрывки относились к новой стадии работы — к коренной переработке поэмы в новом плане, то это должно бы было отразиться и на содержании самих отрывков. Однако новых веяний в них незаметно; наоборот, как указал еще Чернышевский, в этих текстах видно несовершенство формы первоначальных набросков. Нельзя также не заметить странности создавшегося положения: Гоголь приступает к радикальной перестройке всего произведения, а в его рукописном наследстве обнаруживается лишь несколько листочков из разных частей поэмы, к тому же, не из тех, которые по своему идейному содержанию могли в первую очередь остановить на себе внимание автора.

Нам думается, что причины всех этих построений чисто внешние. Если бы наброски оказались среди других отрывков или были бы подшиты к рукописи и не привлекли бы особого внимания как неожиданная находка, то, может быть, и не возникло бы вопроса об их позднейшем происхождении. Если бы, наконец, найдены они были в наше время, то едва ли возникли бы такие же заключения о необычности этих черновиков. На этом вопросе и в таком разрезе приходится останавливаться только в порядке обзора и критики возникших ранее гипотез.