Тайна Белой Розы (ЛП) - Пинтофф Стефани

— Мистер Страпп, — ответила она.

Джонатан. Брат Ханны.

— И что он вам сказал?

— Я ведь уже повторила, — пожала девушка плечами. — Он сказал, что письма, которые приходят в юэбинах, нужно на следующий день относить в суд.

Так был ли Джонатан тем, кого я искал? Или он — просто еще один участник большого заговора? В любом случае, теперь у меня не было выбора: мне нужно было сегодня же вечером навестить Страппов.

Изабелла на время отвлеклась, читая записки, затем повернулась ко мне и нахмурилась.

— Ты уже читал их, Саймон?

— Не очень внимательно, — признался я.

— Все эти дефисы, — сказала она. — В словах есть какой-то смысл, но складываются они очень странно. Смотри.

Она протянула мне письмо, и я прочитал:

«Увы, тайна-страсть-наша, родной-мой обожаемый. Одним-глазком-хоть-увидеть хочу-тебя-иначе разлетится-она-прахом. Сгораю-в-пламени и гибну».

— Вы понимали, что доставляли? — спросил я Мей Лин.

— Я понимала всё, что мне нужно понимать, — с загадочной улыбкой произнесла она.

Этот ответ ничего не значил. Я попытался надавить на неё, напоминая, что удовлетворит меня только её полное сотрудничество.

— Иначе они пришлют кого-нибудь другого.

Ее ноздри раздулись от гнева, но она наконец ответила:

— Это шифр. Это все, что я знаю.

Изабелла нахмурилась.

— Дай мне ещё раз взглянуть на письма. Я всегда неплохо разгадывала ребусы, — улыбнулась она мне и вооружилась карандашом.

— Вы знаете, о чём в них говорится? — спросил я Мей Лин.

Она покачала головой, но почти в ту же секунду Изабелла подняла глаза и торжествующе подняла палец.

— Получилось! Это один из самых простых шифров. У тебя есть чистый лист бумаги?

Я кивнул и вытащил из саквояжа записную книжку.

— Это так называемый «нулевой шифр», — сказала она, — потому что зашифрованные буквы не видны — они замаскированы дефисами. Но посмотри: они просто пытаются сказать Дрейсону, что контрабандой протащат ему сигареты.

Я снова всмотрелся в письмо.

— Так какой здесь код?

— Первая буква каждого слова, — ответила Изабелла. — И тогда послание превращается из любовных бредней полуграмотного человека в нечто совсем иное. Видишь?

Я ещё взглянул на надпись:

«Увы, тайна-страсть-наша, родной-мой обожаемый. Одним-глазком-хоть-увидеть хочу-тебя-иначе разлетится-она-прахом. Сгораю-в-пламени и гибну».

Изабелла записала результат и с довольной улыбкой развернула к нам листок.

«Утро. Охр. Сиг.»

— Вы пытались предупредить его, что утром охранник передаст ему подарок, — произнесла Изабелла.

Мей Лин кивнула.

— Но зачем это было нужно? Он бы все равно достал сигареты, — с любопытством сказала Изабелла.

В глазах Мэй Лин промелькнула насмешка.

— Эти послания были отличной подготовкой к тому дню, когда мы пошлём действительно важное сообщение. Если власти не заметят в этих любовных письмах ничего особенного, то… Вы понимаете…

Она замолчала, но мы прекрасно поняли ее мысль. Менее важные сообщения прокладывали путь для настоящего сообщения.

Вспомнив свою собственную стычку с Дрейсоном, я добавил:

— Кроме того, сомневаюсь, что Эл Дрейсон сотрудничал бы с охраной. А это сообщение сгладило бы его взаимодействие со стражником.

И ещё одна мысль не давала мне покоя:

— Почему именно вы?

— Возможно, я просто глупая китаянка, которая не умеет хорошо писать, — невозмутимо ответила Мей Лин. — Чего еще от меня можно ожидать, верно?

Теперь я все понял.

— Люди решат, что вы не образованы. Они не станут задаваться вопросом, почему там столько дефисов. Но, тем не менее, Дрейсон так и не получил ваших сообщений, — сказал я.

Китаянка пожала плечами.

— Он был невезучим.

— И все же вы сочувствуете ему… одобряете то, что он сделал? — осторожно спросил я.

Во взгляде девушки промелькнула злость, и она смяла недокуренную сигарету в блюдце.

— Я не люблю насилия. Никто не любит, — вскинула она подбородок. — Но люди не слушают нас. Возможно, они обратят внимание на наши требования, когда станут нас бояться.

— Вы знали о заговоре с целью убийства судьи Джексона? — поинтересовался я.

Мей Лин посмотрела на меня очень серьёзно.

— Я не знаю ни одного человека, кто планировал бы убийство судьи. Зачем?

— Это могло нарушить ход судебного разбирательства и освободить Дрейсона — или, по крайней мере, продлить его жизнь, отложив свидание с палачом.

— Но это больше не имеет значения. Его дело сделано.

Теперь я был искренне озадачен.

— Вы думаете, даже если он выживет, то больше ничего не сможет сделать? Разве он не один из вас и не полезен для вашего дела?

Китаянка пожала плечами.

— Не больше, чем любой другой. Его место займёт следующий. Дрейсон не такой уж и особенный.

— Возможно, другие думают иначе, — заметил я, внимательно наблюдая за ее реакцией.

— Возможно, — уклончиво ответила девушка. — Но зачем тратить силы на одного-единственного человека?

Кто-то крикнул из кухни на китайском.

Мей Лин вздохнула.

— Мне нужно идти. Я ответила на ваши вопросы, детектив?

— Пока — да, — ответил я и поблагодарил ее за потраченное время. — Если вы что-нибудь вспомните или услышите, пожалуйста, дайте мне знать. — Я протянул ей свою карточку с номером телефона Девятнадцатого участка, зная, что она никогда не позвонит.

* * *

— Ты ей веришь? — поинтересовалась Изабелла, как только мы вышли на улицу, и за нами захлопнулась дверь ресторана.

— Сложный вопрос.

Я повел ее по людным тротуарам в сторону Канал-стрит, где мы с большим успехом могли бы найти такси.

— То, что она нам рассказала, вполне логично, и все же я думаю, что она вполне способна сочинить хорошую историю. Но надо отдать ей должное: именно потому, что девушка кажется умной, я думаю, что она не рассказала бы нам о зашифрованных сообщениях Дрейсону, если бы действительно была причастна к убийству судьи. И если бы она знала о музыкальном шифре на месте убийства, то никогда бы не призналась, что писала какой-то шифр.

— И, тем не менее, это совпадение может указывать на кого-то из членов анархистской организации.

— Именно. В этом и состоит прочная связь между анархистами и судьей: за убийством стоит тот же человек, что и за созданием кода.

Мы продолжали двигаться на север по Мотт-стрит, обходя мусор, который был просто свален на тротуар. Улица казалась более пустынной, чем обычно; из-за холода уличные торговые киоски, которые обычно выстраивались вдоль улицы, были уже закрыты.

— Ты не возражаешь, если я проеду с тобой только полдороги? — спросил я.

— Всё в порядке, Саймон. Ты хочешь поскорее разобраться с разговором со Страппами. Я понимаю. — На короткое мгновение она накрыла мою ладонь своей рукой, затянутой в перчатку.

Мы остановили проезжавшее такси, я помог Изабелле сесть, и она разложила свою пышную юбку на сиденье, освобождая мне место рядом с собой.

— Впереди в Бауэри проходит демонстрация рабочих, движение перекрыли, — крикнул нам водитель. — Придётся ехать в объезд.

Я заверил его, что все в порядке, и он повернул на восток, к реке, а затем свернул на север по Первой авеню.

За несколько следующих кварталов район ухудшился: салуны и игорные притоны Бауэри уступали место кварталу заброшенных зданий и уличных попрошаек — в большинстве своём, простых мальчишек лет восьми-девяти.

Такси подъехало к Третьей улице, и мы оказались в «Маленькой Германии15» — месте одновременно чужом и странно знакомом.

Изабелла пристально смотрела в окно. Потом она повернулась ко мне и заговорила так, словно читала мои мысли.

— Это твой бывший район, Саймон?

— Да, бывший, — сухо кивнул я. Это было словно в другой жизни.

Теперь этот район стал городом-призраком, потому что большинство выживших сделали то же, что и я — сбежали отсюда. Большинство отправилось в Верхний Ист-Сайд, другие — в Асторию или Бронкс.