Вера на марше - Александр Макмиллан

Если бы обвинение против него не было снято, судью Рутерфорда лишили бы звания адвоката. Бывший преступник не может быть адвокатом. Адвокат, являющийся бывшим преступником, должен быть лишен звания. Однако Рутерфорд никогда не лишался своей лицензии.

После ошибочного осуждения в 1918 году Рутерфорд многократно появлялся в Верховном суде Соединённых Штатов как советник и оставался членом судейской коллегии со дня избрания в мае 1909 года до смерти в 1942 году. Поскольку обвинение было отозвано и клеймо снято, неправильно говорить, что Рутерфорд был бывшим преступником. На самом деле он был ошибочно осуждён по незаконному приговору.

Мы были счастливой компанией в Атланте, когда Рутерфорду пришла телеграмма, в которой говорилось о том, что нам разрешили внести залог. Наши друзья внесли его в субботу вечером, и в понедельник утром мы могли отправиться в Нью-Йорк, где мероприятия для залога были завершены. Те выходные были для нас восхитительными. Охранники в тюрьме были очень добрыми; они и директор тюрьмы, в частности, поздравили нас с освобождением.

Мы пришли в здание Федерального суда в Бруклине, где был внесён залог. Было очень странным выходить и идти куда угодно без охранников, шумящих за нами, спрашивающих, куда мы идём, или требующих разрешения.

Наши друзья устроили настоящий праздник по случаю нашего возвращения в Нью-Йорк, но теперь, когда мы вышли из тюрьмы, у нас не было места, где мы могли выполнять нашу работу. Скиния была продана, и Вефиль был лишён оборудования. Бесспорно, это было ударом. Практически ничего не было. Нам был нужен офис и место, где мы могли выполнять небольшой объём печати.

Рутерфорд поехал в Калифорнию, в то время как Р. Мартин и я поехали в Питтсбург, куда было перевезено всё наше офисное оборудование, чтобы увидеть, можно ли что-нибудь сделать. С. Вайз тоже был там. Его избрали вице-президентом, пока мы находились в тюрьме. Мы основались на верхнем этаже нового здания на Федерал-стрит в Питтсбурге, и всего несколько человек знали, где мы находимся. Мы старались сдвинуть дела с места и по возможности расширить работу, но мы были полностью парализованы, потому что все наши типографии были проданы, и наши станки и другое оборудование, которое нам было нужно для расширения работы, было сломано. Казалось, что мы не в силах сделать ничего. Нам нужно было начинать с нуля.

Однажды утром в офис вошёл человек. У нас не было специальных пропусков, и никто не сидел в приёмной. Вы могли войти прямо в офис. Я поднял глаза от своего стола, и увидел его, человека, который сотрудничал с нами много лет и которого я хорошо знал. Он был влиятельным человеком из одного из южных штатов. Он жестом попросил меня выйти к нему, и мы пошли в комнату, из которой мы сделали небольшую гостиную.

«Кто ответственный за работу здесь, брат Мак?», спросил он.

Я ответил.

«Брат Рутерфорд здесь?»

«Нет, он в Калифорнии. Но брат Ван здесь, и брат Вайз, и мы все».

Он сказал: «У вас здесь есть личная комната?»

«Мы закрываем эту дверь, эта комната личная. Что ты хочешь сделать, Джордж?»

Он начал снимать свою рубашку и продолжать говорить со мной. Я подумал, что он сошёл с ума. Он был немного грязным и был одет в дорожную одежду, хотя всегда он был опрятным и хорошо одетым. Когда он дошёл до нижней рубашки, он попросил нож. Потом он отрезал небольшую заплату и вытащил оттуда деньги, скрученные в трубочку. Там было около 10 000 долларов.

Он положил их и сказал: «Это поможет вам начать эту работу. Я не мог послать чек, потому что я не знал, кто был здесь. Я всю дорогу не спал, потому что не хотел, чтобы их отняли, если бы заподозрили, что они у меня есть, поэтому я сидел целую ночь. Я не знал, кто отвечает за работу, но теперь я вижу вас, братьев, которых я знаю и доверяю, и я рад, что пришёл!»

«Что ж, Джордж, ты действительно выглядишь так, будто у тебя были сложности, но мы действительно очень рады, что ты приехал сюда тоже». Это был приятный сюрприз, и бесспорно очень ободряющий. Очевидно, средства начали поступать, когда стало известно, что Рутерфорд снова стал исполнять обязанности президента, и все мы были заняты работой в той же организации, которая снова начала действовать. Но она не начала действовать по-настоящему, пока мы не вернулись обратно в Вефиль в Нью-Йорке.

Тем временем Рутерфорд в Калифорнии решил выяснить, можно ли восстановить деятельность, или можно сделать вывод, что наша работа выполнена. Некоторые из нас всё ещё были готовы пойти на небо прямо сейчас. Мы думали, что это возможно, именно после того, что мы прошли, проведя «восемьдесят лет» в тюрьме. Мы думали, что мы действительно были готовы тогда, если этого не произошло в 1914 году.

Однако Рутерфорд беспокоился о работе. Он был в расцвете своих сил, и он не мог понять, почему Господь совершил такое обширное приготовление, начиная такую великую работу, но потом позволил ей остановиться, не осуществив ничего более, чем было сделано до этого. Если события достигли апогея после Первой мировой войны, и это было бы время, когда должен был начаться Армагеддон, мы были бы довольны. Мы должны были бы сказать: «Это конец». Но война закончилась. Нации сложили оружие, и всё выглядело так, будто они собираются жить в мире. Что же нам делать в этом случае? Мы не собирались сидеть без дела, ожидая Господа, когда же он заберёт нас на небо. Мы понимали, что мы должны быть занятыми и делать что-то, чтобы узнать, в чём на самом деле заключалась воля Господа.

Рутерфорд объявил, что в субботу 4 мая 1919 года он будет выступать с докладом в «Клун Аудиториум» на Пятой и Олив Стрит в Лос-Анджелесе. Тема его доклада была: «Надежда для обеспокоенного человечества». Газеты напечатали объявление об этом, обращая внимание на наше незаконное осуждение с обещанием, что будут объяснены причины этого. Это было испытанием. Если никто не придёт на встречу, значит, мы завершили дело.

Нам сообщили, как один священник сказал: «Там не будет ни души, чтобы слушать это. Может, несколько бродяг зайдут. Международные Исследователи Библии и Общество Сторожевой башни сокрушены». Я думаю, если смотреть на вещи с такой точки зрения, у него были все причины верить в это.

Рутерфорд ожидал в отеле «Тринити». В течение двадцати минут после того, как они открыли дверь зала, это место наполнилось так, что больше никто не мог войти. Около 3 500 человек пришли послушать доклад.

Именно так и было. Рутерфорд был, конечно же, взволнован. Он поспешил в зал, и в этот день он действительно произносил речь! Около 600 человек ушли, пообещав, что в следующее воскресенье будет такая же большая встреча. Несмотря на то, что Рутерфорд был болен и должен был лежать в постели, в тот вечер он пошёл в зал, чтобы выступить перед 1500 собравшихся. Но через час ему пришлось уйти, и помощник закончил доклад.

В течение нескольких недель он был в очень тяжёлом состоянии, и мы думали, что он может умереть. Помимо своего слабого состояния, он ещё заболел пневмонией. Доктор сказал, что у него отравление дыхательных путей из-за нечистого воздуха и плохой еды, которые были в тюрьме в Атланте. Он и Ван Амбург были в камере, где не было вентиляции воздуха. Там были проблемы с вентилятором, и, не имея достаточно кислорода, их дыхательные пути заполнились ядом. Из-за этого он имел проблемы со здоровьем, и так никогда в полной мере не вылечился.

В июле Рутерфорд вернулся к работе, и сразу были прияты меры, чтобы провести конгресс в Сидар-Поинте, штат Огайо, который был запланирован на 1 сентября.

Что это было за волнующее время! Мы не знали чего ожидать. Сезон в том году закрылся 1 сентября, и мы договорились с отелями, чтобы арендовать все их здания во второй половине того дня. Предыдущая неделя была очень неустойчивой и дождливой, но понедельник выдался прекрасным и ясным. В понедельник утром наши люди начали прибывать, и когда начался конгресс, было около тысячи присутствующих.

Отели в Сидар-Поинте должны были разместить более трёх тысяч, и мы надеялись заполнить их, и поэтому мы были немного разочарованы такому скромному началу. Однако позже в тот день начали прибывать специальные поезда, и казалось, что все прибыли в одночасье. Управляющие местных отелей были полностью загружены. Образовалась длинная очередь, ожидавшая на расселение, но каждый был весел, потому что было так хорошо собраться вместе снова на общем конгрессе. Мы не могли проводить таких конгрессов с 1916 года.

Марти и я были добровольцами и помогали в расселении. У меня был опыт работы в отелях, а обширный опыт Мартина в управлении был очень ценен. Мы стояли за стойкой глубоко за полночь, распределяя комнаты, в то время как Рутерфорд и многие другие использовали своё время, служа посыльными, поднося багаж и помогая друзьям попасть в их комнаты. Каждый получал огромную радость, и до того, как мы окончили работу тем вечером, около трёх тысяч людей приехало и разместилось.