Странники в ночи - Андрей Быстров

Виктор Генрихович Майнер (таково было настоящее имя Айсмана) происходил из семьи поволжских немцев и владел родным языком едва ли не лучше, чем русским. Первым знакомством с идеологией фюрера нации Адольфа Гитлера он был обязан деду, всю жизнь люто ненавидевшему советскую власть и не слишком скрывавшему своих убеждений. Уму непостижимо, как старый Майнер избежал репрессий; впрочем, машина подавления инакомыслия, основанная на логике абсурда, порой давала столь же абсурдные сбои. Еще в незапамятные времена дед Виктора ухитрился раздобыть где-то "Майн Кампф" Гитлера и "Миф ХХ века" Альфреда Розенберга, главного идеолога НСДАП, напечатанные мюнхенским издательством "Хоэнайхен" в конце 30-х годов. Эти труды стали едва ли не первыми книгами Виктора - он читал их так, как другие дети читали "Волшебника Изумрудного Города" и Жюля Верна. Глаз он потерял в одиннадцатилетнем возрасте, экспериментируя с самодельными взрывчатыми веществами, из-за чего сделался предметом насмешек сверстников. Эти насмешки исправно подогревали ненависть и взращивали болезненные комплексы... Оставались Гитлер, экстремальный металл вроде группы "Каннибал Корпс"( и смутная, иррациональная надежда. На что? Этого не знал и сам Виктор Майнер, думавший о себе уже только как об Айсмане.

Ослепленный солнцем, потея под кожаным плащом, он шагал по серому асфальту, а люди вокруг него двигались не так, останавливались некстати и заводили ненужные, бессмысленные разговоры. "У меня есть только этот день, - снова и снова прокручивалось в сознании, как на замкнутой в кольцо магнитофонной ленте. - Больше у меня ничего нет". Его задевали, толкали... Он не выдавал своей ярости, иногда впадал в рассеянность, прикованный взглядом к затылку какого-нибудь прохожего. Тогда в его памяти возникали строки слепого шрифта на плохой шероховатой бумаге. "Радостно от того, что пудовые рельсы русской инертности свернули на колею критического отношения к себе с накатанной за семьдесят лет колеи самовосхваления. "Мы лучшие, мы непревзойденные, мы непобедимые, мы самые..." - лопнуло как мыльный пузырь".

Айсман смотрел на лица прохожих, на которых, как ни странно, не было видно никакой радости - угрюмость, злость, подавленность отчаянием. "Почему они не рады, черт возьми? Системе конец, разве не этого они хотели?" Айсман вполголоса выругался.

Буро-зеленые дома нависали над ним. "Ну что, получилось?" - усмехаясь, спрашивали они. "Необходимо осмыслить проблему с точки зрения абсурда", отвечал им Айсман, но это была не его мысль, а будто проникшая неизвестно откуда.

Круто повернувшись на каблуках, Айсман презрительно сморщился и вошел в молочный магазин. Там стояла длинная очередь. Кроме синеватого разливного молока и плавленых сырков, ничего не было. Люди шептались, словно кто-то умер. Айсман стремительно вышел, пробормотав : "Все ясно!"

В другом магазине на прилавках не было вообще ничего. Продавщица равнодушно метала бледную несъедобную колбасу, извлекаемую точно из воздуха. Очередь здесь была плотнее и молчаливее. Пустые витрины возвещали о приходе новых времен. Айсман ухмыльнулся. "Великая нация... Мы самые непревзойденные, мы самые умные... Остальные... О, остальные - это идиоты!" Он подошел прямо к прилавку и потребовал колбасы.

Очередь единодушно завопила, но стоило Айсману спокойно обернуться, как все моментально смолкли.

- Талон, - пролепетала перепуганная продавщица, однако под взглядом Айсмана её рука сама отрезала кусок колбасы. Швырнув на прилавок смятую купюру, Айсман направился к выходу.

- Куда? - заверещала спохватившаяся продавщица. - Недоплатил!

- Красная сволочь, - процедил Айсман сквозь зубы уже в дверях. Преследовать его никто не осмелился, а может, берегли место в очереди.

Расположившись на лавке в каком-то дворе, Айсман сжевал колбасу, имевшую вкус вчерашней газеты, достал пачку сигарет и закурил. Через секунду-другую он запрокинул голову и посмотрел на окна. Не выглянет ли кто-нибудь? Потребность сказать простые и ясные слова распирала его, доводила до бешенства. Ни в одном окне никто не появился. Айсман щелчком отбросил сигарету и двинулся прочь.

Твои игрушки могут стать настоящими. Могут, если... Что-то случится? Если постараться? Дерьмо все вокруг!

Через полчаса соседи могли слышать, как хлопнула входная дверь, потом зашумело в туалете, после чего Айсман ворвался в свою комнату и заметался от стены к стене. Его гонял вперед и назад тот же страх, который раньше гнал по городу - страх, что этот день МОЖЕТ КОНЧИТЬСЯ, а он до сих пор НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ. "Как было сказано? Надо оглядываться вокруг? Посмотреть вокруг?! Я смотрел. Там ничего нет. Ничего!!!"

Айсман застыл у зеркала. "Мы, мертвые с неба, жизни заслуга, прочиталось ему в глубинах отражения. - Квадрат начерти, мы посмотрим, что в нем. Быть может, есть призрак за каждым углом."

Врубив на полную мощность "Железный кулак" группы "Моторхэд", он рухнул на кровать. Ему вдруг вспомнился - в продолжение ранее обозначившейся мысли - отрывок из добытой с трудом брошюры.

"Осветить проблему с точки зрения абсурда - к этому вынуждают только условия крайне тяжелые, с абсурдом граничащие".

Вслед за тем в памяти всплыла сегодняшняя пыльная улица, озабоченные лица, нависшие дома, злобные машины... И красивые, как елочные украшения, лишь недавно возникшие частно-кооперативные кафе и киоски. В них, в этих киосках - жалкие марионетки, наемники новых хозяев жизни. А сами хозяева, обожравшиеся скоробогатые хари - в сверкающих лимузинах, потешаются над околпаченным быдлом.

Айсман схватился за голову, вскочил, подбежал к шкафу, где хранились реликвии. Там были фотографии парада германских войск в Нюрнберге в 1939 году, портреты Гитлера и рейхсфюрера Гиммлера, "Майн Кампф" в роскошном кожаном переплете - наследство деда...

Вслепую, превозмогая дикую головную боль, Айсман разворошил свои сокровища, сел на стул, со стоном стиснул виски. День заканчивался, и Айсман был обманут.

...Наконец, прилетела ночь - любимая птица Айсмана. Какую песню на этот раз принесла она с собой?

19

Скрипнула кожа высокого ботинка со шпорой в виде кинжала, под тяжестью тела запружинило сиденье, сверкнули в ярких лучах красные бока мотоцикла, запахло голубым газом. Пулеметная пальба шести мощных моторов без глушителей могла бы соперничать с ревом низко проносящегося бомбардировщика. Четыре мотоцикла были выкрашены в черный цвет, два остальных - в красный. Свет фар лупил наотмашь во мраке.

Здесь, у заброшенного сарая, приспособленного под мотоциклетный ангар, они собирались под старыми деревьями - одетые в комбинезоны или куртки из черной кожи, в перчатках со срезанными пальцами, увешанные железными цепями. Мочки ушей оттягивали серьги в виде черепов, ажурных пентаграмм, перевернутых крестов, многочисленные застежки-молнии беспорядочно бороздили комбинезоны и куртки. Шлемы изображали те же черепа, головы жутких оскаленных монстров или восставших из ада мертвецов. Отсюда стая уносилась в ночь, оседлав грохочущие машины...

В облаках пыли и газа они мчались неведомо куда. Персонально для Айсмана треск мотора заглушали гитарные ураганы группы "Слейер"(, бушующие в наушниках. Айсман сам не слышал, как его низкий и грубый голос фальшиво подвывает солисту в убойном треке "Дух войны".

Древний инстинкт, собиравший когда-то диких зверей в стаи и властно увлекавший за собой, вел и эту стаю. Направление не имело значения. Главное - чтобы наступила ночь... И она наступила - темная, теплая, нежная, почти бархатная.

Стреляя коротко обрезанными выхлопными трубами, стая влетела на маленькую патриархальную улочку, растревожив покой сонных обывателей. Здесь, в покосившемся ветхом доме с глубоким подвалом за металлической дверью, можно было достать выпивку в любой час дня и ночи, невзирая на трудные времена. Кожаные мотоциклисты заправились крепкими напитками и пивом, прихватили с собой и с гоготом рванули дальше. Близился момент долгожданного воодушевляющего подъема, швыряния пивных бутылок, гонок за поздними прохожими, сокрушения вывесок...

Но на сей раз все было не так - для Айсмана, который знал больше, чем они.

И даже больше, чем все остальные люди.

Резко затормозив, Айсман развернулся на дымящихся покрышках и полетел в противоположную сторону - вдоль набережной и дальше, по пригородному шоссе, как хищник, почуявший след ускользающей добычи. Он не отдавал себе отчета, куда именно гонит свой мотоцикл, но у него, несомненно, была ЦЕЛЬ в отличие от тех, прочих.

Твои игрушки могут стать настоящими...

В тихом зеленом районе, где ревущей кометой проносился мотоцикл Айсмана, возвышались роскошные дачи новых богачей - бывших функционеров областного комитета ВЛКСМ и других коммунистических властных структур, проворно сменивших прежнюю кормушку на нынешнюю, куда более соблазнительную. На даче Вадима Чилигина, экс-комсомольского босса, а ныне честного кооператора - на очень впечатляющей даче в два этажа, с бассейном, сауной, подземным гаражом, теннисным кортом - отмечали день рождения Верочки, супруги хозяина, прикупленной им позже американского компьютера, но чуть раньше западногерманского автомобиля. Лужайку перед домом заливал мягкий свет цветных фонарей, громадные японские колонки "Император" источали сладчайший яд оркестровых волн "Тени твоей улыбки". Гости переговаривались, пересмеивались за круглыми белыми столиками, уставленными изобильными деликатесами, бутылками французского шампанского и коньяка. Кто-то танцевал с подругой, блаженно прикрывшей глаза, кто-то вполголоса обсуждал нелегкую кооперативную жизнь.