Странники в ночи - Андрей Быстров

В жуткой рогатой маске показался Лами-боа. Он воздел руки к небесам и выкрикнул очень высоким голосом:

- Кали-донго!

Барабаны разом смолкли, и шаманы замерли в немыслимых позах. Две сморщенные старухи подтолкнули к верховному колдуну молодую девушку. Одним мановением он поверг её на песок, лицом к небу, потом поставил поднесенные старухами плоские чаши на лоб девушки, на плечи, ладони, в центр живота и на лобок. Затем он вторично громко призвал Кали-донго, и в чашах вспыхнуло пламя, а девушка закричала от боли. Кремневым ножом Лами-боа рассек её бедренную артерию, в подставленный расписной сосуд ударила плотная струя крови. Девушка была обречена - ведь при повреждении бедренной артерии тело человека почти мгновенно теряет всю кровь. Она должна была умереть, и тем не менее она не умерла. Когда сосуд наполнился кровью до краев, Лами-боа в третий раз воззвал к великому Кали-донго. Пламя в чашах сразу угасло, и струя крови иссякла. Старухи подняли девушку. Они поддерживали её, но шла она сама...

Шаманы с заклинаниями бросали в сосуд магические ингредиенты, долженствующие превратить кровь в напиток посвящения. Здесь была вытяжка из печени ядовитой рыбы нголи, и порошок из высушенного мозга местной рогатой жабы, и осадок, оставшийся после выпаривания клейкого сока дурманящей лианы глон, и растертая кора хищного растения, питающегося насекомыми и мелкими птицами, и ужасный, запретный порошок бенге, обладающий свойствами настолько таинственными и устрашающими, что его имел право готовить лишь сам Лами-боа.

Барабанный бой не возобновлялся, но где-то во тьме тихонько наигрывала свирель под монотонный плеск волн, плела мелодию настолько замысловатую, что казалось, она змейками расползается по теплому песку и возвращается обратно, отразившись от океанской зыби. Сами звезды, обычно яркие и огромные здесь, стали ещё ярче и огромнее, чуть подрагивая за пеленой нагретого за день воздуха... А там, за звездами, пряталось молчание безграничной Вселенной.

Лами-боа звонко хлопнул в ладоши, и четверо воинов-ихоло вынесли из лесного мрака носилки, где восседал Альваро Агирре. Даже в багровых отсветах костров можно было заметить, как он бледен, но лицо его оставалось спокойным и сосредоточенным. Он был почти обнажен, если не считать прикрывающей бедра юбочки из широких свежесорванных листьев, смуглая кожа лоснилась от обрядовых благовоний.

По знаку Лами-боа воины поставили носилки у костра и удалились. Кошмарные скорпионы рогно-кали кишели в носилках, но не причиняли нагому человеку вреда - благовония защищали его от укусов. Шаман протянул сосуд с кровью, переставшей уже быть таковой. Лами-боа принял его и передал Агирре.

- Пей, - велел он на своем языке.

Ударили барабаны, медленно, страшно.

Агирре смотрел в темную глубину сосуда, точно стремился проникнуть взглядом за непроницаемую поверхность жидкости. Так он сидел долго, с каждым ударом барабанов приближая сосуд к лицу. Он смотрел, и он видел мертвящий круговорот тьмы и холода, исходящий из тех измерений, где нет места для человеческих существ.

- Пей! - Лами-боа возвысил голос.

Альваро Агирре сделал глоток.

Он ожидал чего угодно, но не того, что произошло с ним на самом деле. Его словно опрокинул удар гигантской мягкой лапы, и этот удар был нанесен не снаружи, а изнутри. Он мгновенно ослеп и оглох, он перестал воспринимать окружающее. Он ни видел больше ни берега, ни костров, ни пугающей маски Лами-боа, он не слышал уханья барабанов, тягучей мелодии свирели, плеска волн... Но он видел и слышал ДРУГОЕ. Дар внутреннего зрения внезапно снизошел на него, сметая преграды пространства и времени и освобождая сознание от вечных оков. И это ощущение падения, бесконечного, как во сне...

Он летел в бездну громадного тоннеля, залитого золотым светом; он падал, но падал не вниз, а ВВЕРХ. Свет был очень ярким, но не ослеплял, и сами стены тоннеля состояли из этого света, позволявшего видеть насквозь. С непредставимой скоростью Агирре мчался сквозь неведомые миры, то пустынные и унылые, то приветствовавшие его фантасмагорией звуков и красок. Тоннель закручивался спиралью, и перед Агирре мелькали холодные залы, словно выстроенные изо льда, темные лабиринты, где копошились многорукие чудовища, поблескивающие бронированными панцирями, проносились картины битв металлических исполинов и столкновений целых звездных систем. Ни осознать, ни запомнить увиденное Агирре не пытался, но одно видение почему-то навсегда врезалось в его память: лицо юноши с единственным глазом, сверкавшим ненавистью и жаждой, сидевшего верхом на какой-то диковинной двухколесной машине.

Спираль возносилась вверх все круче, а потом тоннель выпрямился, и скорость падения ещё возросла. Стены утратили прозрачность, смотреть стало некуда, кроме как вперед. А там, впереди...

Золотой свет угасал. Агирре беспомощно низвергался в космический мрак, где его ждало что-то нестерпимо ужасное. Там (Агирре не мог постичь, где это - ТАМ, понимал лишь, что очень далеко, на краю Вселенной) затаился чудовищный тяжелый паук, и его невидимые щупальца медленно шевелились, вползая в мозг и наполняя сердце безмолвным, невыразимым страхом. Паук неуклонно поглощал Агирре. Это была не смерть, это было хуже, много хуже.

Альваро Агирре закричал, и его крику ответил многоголосый вопль. Он не сразу понял, что стоит на твердой земле с открытыми глазами и сцепленными над головой руками, в окружении исступленно ревущих шаманов.

С усилием расцепив и опустив руки, Агирре огляделся. Да, он вернулся, ему удалось вернуться... Но значит ли это, что Сила отвергла его, или он прошел посвящение?

В круге света, отбрасываемого костром, словно ниоткуда возник могучий воин-ихоло, вооруженный копьем и кремневым ножом. Он стоял, готовый к схватке, внушительные мускулы перекатывались под кожей.

- Убей его, - приказал Лами-боа, направив на воина вытянутый палец.

Ошеломленный Агирре отступил на шаг. У него в руках не было ничего, никакого оружия - но если бы и было, как мог он справиться с гигантом-ихоло?

- Убей! - вопили шаманы.

Агирре впился в ихоло взглядом... И вдруг осознал, вернее почувствовал, что СМОЖЕТ одолеть его. Без оружия, голыми руками. Схватки не будет - Агирре попросту уничтожит великана. Он видел его целиком, он знал, куда ихоло направит удар копья и как взмахнет ножом, видел уязвимые места, в любое из которых он, Агирре, успеет поразить противника. Нет, не потому видел и знал, что обрел способность по своей воле заглядывать в будущее, такой способности он не обрел. Просто теперь он знал больше о человеческом теле, о возможностях и первоначальных импульсах мышц и нервов, о движениях и реакциях. Он знал, как будет действовать ихоло, и знал, что наверняка опередит его. Более того, он подозревал, что знает и о многом другом в мире, неведомом ему раньше. Он физически ощущал восхитительный ток магической энергии, переполнявшей его и будто даже стекавшей на песок с кончиков пальцев непрерывными голубыми молниями.

Повернувшись к Лами-боа, Агирре сказал:

- Я не стану его убивать.

Шаманы взвыли, взметнулись в конвульсивных прыжках. Лами-боа снял маску и посмотрел прямо в глаза Агирре.

Откуда-то из-за спины Лами-боа послышался тихий, но внятный старческий голос, который не могли заглушить торжествующие крики заходящихся в пляске шаманов.

- Он научится управлять силой.

Агирре не разглядел в темноте обладателя старческого голоса, но тот сам выступил на свет, и Лами-боа почтительно отошел в сторону, освобождая старику место у костра.

- Я Нголо-боа, - произнесло сгорбленное чернокожее существо с совершенно седыми волосами. - Ты меня не знаешь, но я знаю тебя. Я посвящал и учил Лами-боа, теперь мы вместе с ним будем учить тебя.

Он замолчал, а Лами-боа добавил по-испански:

- Связь установлена. Отсюда начинается обучение.

18

27 АПРЕЛЯ 1989 ГОДА

Солнце раскалило улицу, пронизанную пыльным ветром, напитанную грязной весенней энергией снующих автомобилей и сотен спешащих прохожих. Айсман шел в черном кожаном плаще, медленно и ровно, как на параде, высоко подняв подбородок. Впадину на месте отсутствующего глаза холодил гладкий кожаный кружок, укрепленный на узкой ленте, глубоко врезающейся наискосок в купол чисто выбритой головы.

Виктор Генрихович Майнер (таково было настоящее имя Айсмана) происходил из семьи поволжских немцев и владел родным языком едва ли не лучше, чем русским. Первым знакомством с идеологией фюрера нации Адольфа Гитлера он был обязан деду, всю жизнь люто ненавидевшему советскую власть и не слишком скрывавшему своих убеждений. Уму непостижимо, как старый Майнер избежал репрессий; впрочем, машина подавления инакомыслия, основанная на логике абсурда, порой давала столь же абсурдные сбои. Еще в незапамятные времена дед Виктора ухитрился раздобыть где-то "Майн Кампф" Гитлера и "Миф ХХ века" Альфреда Розенберга, главного идеолога НСДАП, напечатанные мюнхенским издательством "Хоэнайхен" в конце 30-х годов. Эти труды стали едва ли не первыми книгами Виктора - он читал их так, как другие дети читали "Волшебника Изумрудного Города" и Жюля Верна. Глаз он потерял в одиннадцатилетнем возрасте, экспериментируя с самодельными взрывчатыми веществами, из-за чего сделался предметом насмешек сверстников. Эти насмешки исправно подогревали ненависть и взращивали болезненные комплексы... Оставались Гитлер, экстремальный металл вроде группы "Каннибал Корпс"( и смутная, иррациональная надежда. На что? Этого не знал и сам Виктор Майнер, думавший о себе уже только как об Айсмане.