Нужный образ - Джеймс Хоран
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы вернемся, — он встал и взглянул на часы. — Пока, Сисси. Увидимся позже.
На улице он сказал:
— Лютер Робертс обещал дождаться нас. Мы встретимся с ним, потом пообедаем в «Уголке Бейлифа», а потом…
— Барни Маллади, — сказал я.
* * *Было уже поздно, когда мы вошли в деловую контору фирмы «Робертс и Клайборн», которая занимала весь одиннадцатый этаж здания на пересечении Мэдисон авеню[17] и Сорок девятой улицы. Как и полстеры Шиа и Шорт, Лютер Робертс и его люди работали в наших избирательных кампаниях многие годы. Робертс был одним из лучших в стране специалистов по созданию благоприятного мнения и по связям с общественностью. После того, как несколько лет назад умер его партнер Клайборн, Робертс выкупил долю его вдовы и удержал имя. Связи с общественностью, согласно Лютеру Робертсу, означали не просто проведение формальных пресс-конференций и подготовку заявлений для газет, которые возможно, никогда их не напечатают. Вместо этого они концентрировались в комитетах, создавая, строя их с помощью телевидения, местной прессы и социальных структур региона. Лютер Робертс противостоял стереотипному образу администратора с Мэдисон авеню. У него не было язвы, его записи было легко читать, он великолепно знал политику страны, штата и города, знал, как она работает. Его организация была дорогостоящей, но лучшей.
Лютер был шести футов роста[18], седоволосый человек, который говорил неторопливо и непринужденно. Политическая картина, которую он нам нарисовал, не отличалась от картины, созданной Сисси и Максом. Джентайл был надеждой республиканцев на Олбани и позднее на Белый дом. Разброд и партийные склоки — все, что можно было сказать о демократах.
Он дал дополнительную информацию: Барни Маллади начал продвижение по штату. Робертс расстелил карту штата Нью-Йорк и показал нам:
— Буффало, Ютика, Рим, Лоуренс, Олбани. Мы слышим, что Барни Маллади приезжает в гетто и заключает сделки с местными политическими машинами. Черные, коричневые или желтые — не имеет значения. Если они голосуют, Барни хочет иметь их в своем загоне, — сказал Лютер. — Сейчас он очень влиятелен, и вам это надо знать. Через несколько лет он сможет избирать своих сенаторов, конгрессменов и даже губернатора. — Он убрал карту. — И, спаси нас Господь, но его голос будет самым громким на конвенте.
— Макс Дрегна ненавидит его, — отметил я.
— Не обязательно быть либералом, чтобы ненавидеть банду Барни Маллади. — подтвердил Лютер. — Но он умен. Пока мы все спали, старина Барни спокойно захватил контроль над голосами черных избирателей. Да, джентльмены, с этим надо считаться.
— Кто сможет его нокаутировать? — спросил Джош.
Лютер твердо ответил:
— Черный. Это может случиться в любое время, и когда это произойдет, думаю, возникнут некоторые проблемы.
Джош кратко рассказал, чем мы занимаемся, и усмехнулся.
— Старик доберется до Пенсильвания-Авеню, даже если ему придется волочить сына за руку. Он готов выложить на бочку двадцать миллионов, — сказал Джош.
Лютер закатил глаза и тихонько свистнул.
— За такие деньги можно избрать моего швейцара.
— Если мы примем предложение, мы хотим использовать на этот раз всю вашу организацию, — произнес Джош.
— Когда по счетам будет платить старый Шеннон, — заявил Лютер, — я не оставлю здесь даже стенографистку. Если вы действительно решитесь, позвоните мне, и мы выработаем план.
— Ну а теперь к «Бейлифу», — распорядился Джош, когда сквозь вращающуюся дверь мы прошли к ожидающему такси.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Барни Маллади и его сладкие шоколадки
В мире политики необходимы рестораны. Ничто так не действует на политика, как крепкая выпивка, вкусная еда и хорошая компания, чтобы размягчить его и заставить выболтать самые сокровенные секреты. Рестораны всегда отражают какую-то часть политического спектра. Ресторан Салливана на Восьмой Авеню и Вест-сороковой улицы — старомодный, с гардеробом у входа и меню, старательно написанное женой Салливана. Ресторан существовал еще тогда, когда ребята Твида дрались кружками, и знаменит сочными бифштексами, импортным пивом и толстыми кусками домашнего яблочного пирога. Здесь можно встретить лидеров-грубиянов, банду Вест-Сайда, вроде Барни Маллади и его старых подручных. В нижнем Ист-Сайде, недалеко от Малберри Бенд, располагается «Маленькая Венеция», и здесь, как я знаю, встречаются вооруженные громилы, близкие мафии, и защитники букмекеров. В Ист-Сайде известен «Родандо», ресторан тихий и элегантный, где собираются знатные политики, мальчики в шелковых носках, делающие дело на Парк-Авеню. В Бруклине есть ресторан Тома в Бороу-Холле, чистое местечко, в ланч заполненное до отказа лидерами партийных организаций графств и их людьми. Политику даже в голову не придет проводить обеденную встречу с бифштексом или празднование бар-митцвы{42} где-нибудь в другом месте, кроме отдельного кабинета у Тома наверху, где вы получите вместе с едой слабенький «манхэттен». Недалеко от Фоли-Сквер находится «Уголок Бейлифа», красивый ресторан, обставленный псевдоколониальной мебелью и увешенный сатирическими рисунками из сценок английского суда. В воздухе витает дух закона. Здесь встречаются юристы: от судебных приставов до судей из Федерал-Билдинга, Верховного суда и Уголовного суда через площадь.
Здесь мы пообедали, но Джоша все время отвлекали от еды. Была принесена выпивка; чтобы поздороваться с нами то и дело подходили пронырливые юристы.
И именно из «Уголка Бейлифа» я позвонил Барни Маллади.
Если я надеялся услышать в его голосе удивление, то я ошибся, мне следовало бы знать старого лиса. Он заорал приветствие, как голодный козел:
— Финн! Финн Маккул, великий человек из Вест-Сайда, теперь якшающийся со знатью и пожимающий руку президенту. День твоего возвращения — великий день!
Все ложь, как трехдолларовая банкнота с портретом Линкольна на обеих сторонах.
— Брось, владыка Таммани-Холла, — сказал я. — Я видел тебя позавчера, а до этого весной на похоронах Томми Макгелли.
— Ох, бедняга Том. Ты обрадуешься, узнав, что его вдова работает в муниципалитете, в отделе недвижимости, — сказал он. — У Мэри всегда была хорошая голова на цифры.
— Ты сделал доброе дело, Барни, — одобрил я. — У них восемь детей, а один учится в юридической школе Фордхема, — я знал, что он жаждет похвалы.
— Да это было нетрудно, — ответил он, милостивый, как святой Иосиф. Потом резче: — Увижу ли я тебя, Финн?
— Мы заглянем, — сказал я.
— «Мы»? — переспросил он.
— С Джошем Майклзом, — произнес я.
— Ага, — сказал он, — значит по делу, так?
«А чего же ради нам смотреть на твою жирную физиономию?» — подумал я, но как только мог небрежно сказал, что нам надо немного поговорить, и мы заглянем к нему в Таск-Клуб.
— Что он сказал? — спросил Джош, когда я сел.
— Ничего. Но в голове у него заработало.
— Он никому не повторит нашу беседу?
— Нет. Уж это точно. В его интересах хранить тайну.
Перед нашим уходом подошли несколько судей, и опять начались рукопожатия и разговоры на юридические темы. Все беседы сводились к тому, что мы слышали от Сисси, Макса и Лютера: открытое поле среди пререкающихся демократов, республиканец Джентайл, самодовольный как кот, с усов которого стекают сливки. В девять тридцать мы заплатили по счету и отправились ублажать старого лиса горшком с медом.
* * *Таскавана-Клуб, находящийся на Девятой авеню между Сорок третьей и Сорок четвертой улицами, является поворотным пунктом в американской политике. В начале 1850-х годов здесь помещалась добровольная пожарная команда, позднее полицейский участок. Если рассматривать здание вблизи, то можно разглядеть маленькие углубления в старом красном кирпиче, оставшиеся от пуль бунтовщиков, которые штурмовали полицейский участок в ходе рекрутских беспорядков. После Гражданской войны Департамент полиции отказался от здания. В 1872 году здесь разместилась штаб-квартира первого Таскавана-Клуба, что-то вроде Вест-Сайдского добавления к Таммани-Холлу. Мой отец когда-то был его президентом, так же, как и я. «Таск», как его называли, чуть не исчез после Второй мировой войны, но постепенно, когда меньшинства захватили Вест-Сайд, он начал расцветать под руководством Барни Маллади, кто, приходится это признать, всегда утверждал, что боссы Таскавана когда-нибудь вновь будут доминировать в жизни города, штата и на национальной политической арене. Почти в одиночку он реорганизовал клуб, выпихнул старую гвардию или перевел ее на менее значительные посты. Вместо веселых ирландцев клуб состоял в основном из негров. Когда Барни почувствовал, что владеет организацией, он схватился с Адамом Клейтоном Пауэлом и разбил его кандидатов. Он сделал то, о чем постоянно твердили социологи: тот, кто организовал бы и контролировал блок черных голосов, стал бы необыкновенно силен. К тому же Барни разрушил иллюзию, что только черный может контролировать черную организацию. Очень хитрый политик Маллади выбирал в свои лейтенанты только негров, он намечал цель, они палили из ружей. В последние годы, когда Кастро опустил барьеры вокруг своей тюрьмы, кубинские беженцы стали просачиваться в восточную часть округа. Барни никогда не упускал выгоды, он открыл для кубинцев клуб, поставил лидера кубинца и начал строить новый сегмент своей черно-коричневой армии избирателей. Он не пренебрегал и пуэрториканцами, они тоже вошли в его овчарню под руководством своих лидеров.