Султан Юсуф и его крестоносцы - Сергей Смирнов

Взгляд атабека на миг просветлел.

— Во всяком колодце тебе удается сразу разглядеть дно! — рек Нур ад-Дин. — Сегодня на рассвете гонец принес важную весть: король франков двинулся со своей армией на Египет, и Шавар вновь обратился к нам за помощью. Но теперь настала пора наказать их обоих за жульничество. Я даю эмиру Ширку большое войско. С этим войском он разобьет франков и сядет в Каире, держа в одной руке халифа, а в другой Шавара. Посмотрим, что у него получится. А ты, Юсуф, снова готовься. Никто лучше тебя не сможет укротить в Каире буйного эмира. Теперь настает пора и Юсуфу прекраснейшему стать «большим человеком в Египте». От судьбы не уйдешь.

Холодок пробежал по спине Юсуфа.

— Атабек! — обратился он к своему повелителю, опустив голову. — Меня тяготит предчувствие, что уж на этот раз я непременно встречу в Египте свою смерть.

— Встретить еще не означает отдаться в ее власть, — строго заметил Нур ад-Дин. — Разве ты уже не встречал ее в Египте лицом к лицу, когда сражался с франками?

— Да, но теперь она дожидается меня с явным нетерпением… И она очень похожа лицом на того, кто умоляет атабека о помощи.

Нур ад-Дин остро глянул на Юсуфа.

— Значит, смерть будет стоять у Шавара прямо за плечами, когда он увидит тебя, — сказал он.

— Твоя воля, атабек, — ответил Салах ад-Дин и, совершив поклон, удалился.

На этот раз атабек и вправду не пожадничал с войском, дав эмиру Ширку под его начало не только восемь тысяч туркменских всадников, но и две тысячи воинов из войска своих личных телохранителей.

— Чем не войско, состоящее из одних эмиров! — довольно ухмылялся Ширку, важно подбоченившись в седле.

На этот раз дядя Ширку двинулся и налетел на Египет не смерчем, появляющимся внезапно и столь же внезапно теряющим силу, а широким, неодолимым ураганом, сила которого не иссякает, пока не перемешает весь песок в пустыне и перенесет его с одной края земли на другой.

Король франков Амори Первый, едва заметил вдали темную стену приближающейся тучи, как поспешил убраться в Палестину и не успел обогатиться в Египте больше, чем сотней динаров. Халиф аль-Адид, в свою очередь, поспешил послать к эмиру Ширку гонцов с уверением своего самого благостного расположения к «доблестному победителю кафиров». А под стенами Каира загремели барабаны и литавры, стали оглушительно дудеть рога, и к стану дяди Ширку двинулось ослепительно белоснежное шествие. Над ним легким облаком покачивался огромный белый зонтик, загораживавший от солнечного света самого хитрого из всех везирей — Шавара, такого хитрого, что, перехитрив сирийцев, франков и собственного повелителя-халифа, он в конце концов перехитрил самого себя.

Подъехав к шатру эмира, он добрых полчаса в поте лица трудился перед Ширку, кляняясь и засеивая перед ним целое поле самыми чудесными словами благодарности, признательности и похвал, коих был теперь достоин величайший из великих воинов дар аль-Ислама.

Дядя Ширку от этих витиеватых египетских похвал потел, краснел и разбухал вроде жабы, которой в одно место вставили соломину и стали надувать.

Решив, что он уже достаточно отравил курда ядом сладостного тщеславия, Шавар обвел окружавших эмира людей совершенно бесстрастным, даже невидящим взглядом и на миг остановил свой взор на Юсуфе.

«Вот моя смерть!» — едва не воскликнул Юсуф.

Шавар посмотрел на него точь-в-точь, как ангел Асраил на свою жертву в том дурном сне.

Между тем, везирь халифа почти подобострастно, хотя и соблюдая достоинство, уже приглашал эмира Ширку разделить с ним трапезу в его дворце, расположенном в стенах Каира.

Ширку конечно же принял приглашение. Пиршество в честь спасителя Египта, прогнавшего кровожадных кафиров, должно было начаться сразу после вечерней молитвы.

Когда процессия везиря стала удаляться, Юсуф заметил, что его ноги словно вросли в землю, а сердце в продолжение встречи с Шаваром испуганно колотилось в груди.

Он посмотрел на дядю. Тот блаженствовал и теперь напоминал не жабу, а сытого кота, устраивающегося погреться на солнышке.

— Каково, племянник! — промурлыкал он, подозвав к себе Юсуфа. — Нужно было уже за тем вернуться сюда, чтобы увидеть, как будет пресмыкаться эта змея.

— Эта змея напустила здесь столько ядовитой слюны, что наша кровь успеет почернеть до вечерной молитвы, и мы все издохнем в корчах, — сказал Юсуф.

— Вот уж этот яд мне не опасен, — отмахнулся Ширку.

И тогда страх смерти обернулся в сердце Юсуфа безудержным порывом гнева.

— От этого яда ты умрешь первым, эмир! — воскликнул он, наступая на своего дядю. — Шавар готовит смерть нам обоим. Но ты будешь первым, дядя!

— Откуда ты знаешь? — опешил эмир.

— Я видел сон: Ко мне пришел Асраил, но смотрел он не на меня… а на того, кто стоял позади меня! И теперь я знаю, что там стоял ты!

— Всемогущий Аллах! — пробормотал: — А ведь и вправду от этого негодяя можно ожидать чего угодно! Что ты предлагаешь?

— Узнать немедля, к кому Всемогущий Аллах послал Асраила! — решительно ответил Юсуф, а про себя подумал: «Пора самому испытать в Египте свою судьбу! Иначе судьба снова и снова будет тащить меня сюда на аркане, как раба. Смерть так смерть! Раз она сидит в этом проклятом Шаваре, значит надо выпустить ее оттуда. Всемогущий Аллах, да исполнится Твоя воля!»».

Ширку пристально присмотрелся к своему племяннику, робко шевельнул бровями и проговорил:

— Хорошо. Я верю, что чутье не подводит тебя. Делай, как знаешь. Только на это нет и не было моего веления. Ты понял меня? Говори с Асраилом сам.

Салах ад-Дин коротко поклонился дяде, потом взял с собой дюжину воинов и, успев нагнать свиту Шавара по дороге к городским воротам. Он пробился сквозь нее, будто сквозь ряды неприятельского войска и, схватив везиря за шиворот, рывком скинул его с повозки на землю. Белый зонтик покачнулся и завалился набок. Египтяне бросились врассыпную.

Тогда Юсуф приказал схватить двух из них, по виду достаточно знатных, и силой притащить к месту происшествия.

Шавар не решился подняться на ноги и сидел теперь, будто раздумывая и колеблясь, не начать ли ему неурочный намаз. Глаза его вдруг стали похожи на два затоптанных в дорожную пыль дирхема.

— Ты много задолжал эмиру Ширку, который облагодетельствовал тебя, — грозно проговорил Юсуф.

Шавар покосился на двух вельмож, тоже имевших далеко не гордый вид.

— Я за все уплачу, — прошелестел под ногами Юсуфа голос везира. — Теперь у меня есть деньги.

— Вы слышали? — рявкнул Юсуф на подневольных свидетелей. — Он не отказывается от долга… Но твой долг, обманщик, — вовсе не презренные динары, — смутил он Шавара новым обвинением. — Эмир Ширку собственными руками вернул тебе власть, которую отняли у тебя твои недруги. Он, однако, ни одного мгновения не пользовался ею и не пускал в рост… Ты задолжал эмиру Ширку слишком много.

Так, напугав Шавара и сбив его с толку, Салах ад-Дин повелел отвести его в сирийский стан. Вернувшись в свой шатер, он написал халифу аль-Адилю пространное послание, в котором поведал ему о всех кознях везира, затеявшего тайные торги с франками и даже дававшего им в рост деньги, собранные в Египте в качестве налогов. Тут он доверился совести атабека Нур ад-Дина в том самом смысле, что «за что купил, за то и продаю». Послание отправилось во дворец халифа вместе с задержанными сановниками, и под стенами Каира наступила удивительная тишина, похожая на ту, что стояла в ночь рождения будущего великого султана. Ни одна собака не осмелилась пробежать между сирийским станом и вратами города. Ни одна высохшая травинка не осмелилась качнуться в ту или другую сторону.

Сам эмир Ширку сидел неподвижно в тени, перед своим шатром, и глядел на стены Каира с той тревогой, с какой глядят караванщики на появившуюся у окоема земли тучу песка. На всякий случай он приказал войску оставаться в полной боевой готовности.

Юсуф же задумчиво вспоминал о весах, которые видел во сне.

Один из стражников подошел к нему и сообщил, что Шавар просит оказать милость и подойти к нему.

Пленный везирь успел собраться с мыслями и духом. Он встретил Юсуфа прямым холодным взглядом и замерзшей в судороге улыбкой.

— Я поразмыслил на досуге и готов признать, что задолжал эмиру Ширку власть. И то, что на долг набежали большие… очень большие проценты.

Он примолк, ожидая, что скажет его пленитель и первый из грозных судий, но Юсуф не сказал ничего. Он ожидал ответа халифа и с трудом скрывал волнение.

— И я готов признать, что долг уже так велик, что я не в силах отдать его ни сегодня, ни завтра, — осторожно продолжил везирь. — Разве что сначала став халифом…

Он снова замолк, остро посмотрев на Салах ад-Дина, а потом начал еще одну фразу, но так же искусно обрезал ее на половине: