Султан Юсуф и его крестоносцы - Сергей Смирнов

— Он умер. Умер. Но чуть позже, — крикнул я ему в ответ, озабоченный еще одним небольшим делом.

Моей целью был Альдо Неро. Камбала умел слиться с «дном», и теперь я не сразу нашел его глазами — так уютно и неприметно сидел он, прижавшись спиною к борту и опасливо наблюдая за происходящим. Я сдался и позвал его в полный голос.

— Я здесь, Дуччо! — осторожно откликнулся он. — Может, ты объяснишь мне по старой дружбе, кто кого должен был отправить в преисподнюю, а то у меня голова идет кругом.

— И не пытайся понять, Альдо. Иначе вовсе спятишь. Тут слишком хитро все завязано, — честно признался я ему. — Одно могу сказать: я заглянул сюда к тебе только для того, чтобы спасти твою жизнь. По старой дружбе.

Камбала захлопал глазами.

— Стоит тебе теперь сойти на берег в Яффе, как тебя прирежут прямо на пристани, — предупредил я его о том, о чем не знал, но совершенно ясно догадывался. — Ты и я — мы оба теперь слишком много знаем. Сколько тебе обещали?

— Триста динаров. — По глазам Альдо, ярко сверкавшим при свете пожара, было видно, что он говорит правду; возможно, первый раз в своей жизни.

— Я постараюсь дать тебе четыреста, если ты присоединишься к нам и поведешь корабль в том направлении, какое тебе укажу, — попытался я соблазнить его.

Альдо Неро стал неуклюже выбираться из своего укромного уголка: у него затекли ноги.

— Четыреста, говоришь. Стоит подумать, — кряхтя, пробормотал он. — И куда тебя несет нелегкая?

Знавший все донные норы во всех портовых городах, Альдо Камбала был нам теперь совершенно необходим.

— Сейчас поглядим, — сказал я и высыпал перед Альдо прямо на палубу все содержимое моего кошелька.

Потом я стал отодвигать в сторону Камбалы по одной монете, называя каждую буквой в порядке латинского алфавита. Последней оказалась «V».

— Выходит, плывем в Венецию, — определил я направление.

Не сводя глаз с жарко поблескивавших денег, Альдо нахмурился:

— Ты продлил мою жизнь всего на неделю, — с тяжелым вздохом проговорил он. — В Венеции меня прирежут, едва я успею ступить с корабля на сходни. Я готов согласиться и на меньшую плату. Забери несколько монет — и сойдемся на «Т». Я могу устроить тебя в Таранто или даже в Трапезунде. Похоже, тебе нынче все равно, куда деться, лишь бы убраться со Святой Земли. Подальше и поскорее…

Наш торг был прерван взволнованными криками рыцарей.

— Быстрее! Быстрее! Ангелы ср…ые! — злобно вопили они.

Генуэзская галера была уже наполовину проглочена огненным змеем. Ее старались поскорее оттолкнуть прочь, ведь ненасытный огонь уже грозил перекинуться на «трапезундского быка». Но оказалось, что Ангеран де Буи, а с ним сквайр Иван и оруженосцы, за сноровку руса признавшие его своим предводителем, занялись богоугодным делом. Они освобождали от цепей не успевших поджариться гребцов и гнали их в море, убеждая в том, что те сумеют доплыть до берега. Ошалевшие от нежданного спасения и свободы рабы прыгали в воду, как распуганные лягушки, а те, кто еще оставался прикованным, безмолвно тянули к своим спасителям руки.

Как бы там ни было, терпения не хватило сначала у тех, кто пока находился в безопасности. Проклятья греческим огнем лились на пылающую галеру, и она разгоралась от страшных слов еще ярче и веселее. Наконец плавучий пожар оттолкнули в сторону, а Добряка Анги вместе с прочими «ангелами-хранителями» уже пришлось вылавливать из холодной воды. Благо, рус, плававший не хуже рыбы, помог рыцарю добраться до корабля.

— В последний раз я позволяю тебе обсушить перышки, херувим, — стальным голосом предупредил франка рыцарь Джон. — Потом пеняй на себя… А ты, — ткнул он перстом, словно пикой, в грудь своего оруженосца так, что рус едва не опрокинулся навзничь, — сутки жрать не будешь!

Иван, по виду, не слишком огорчился, как обычно ответив одной из своих русских поговорок. На этот раз он помянул кота, которому не всегда суждено масло есть, а приходит пора поститься вместе с хозяевами. По-моему, только русские коты способны с удовольствием пить оливковое масло.

После этого события Джон Фитц-Рауф собрал всех рыцарей на совет и сурово сказал:

— Едва пустившись в дорогу, мы в первой же мелкой стычке понесли очень тяжелые потери. За годы плена мы растеряли наши навыки. Наши мышцы одрябли, а глаза потеряли остроту. Если мы не возьмемся за ум, нас всех перебьют, как уток, в первой же серьезной стычке. С завтрашнего утра мы станем упражняться в военном деле, как в те времена, когда еще были сопливыми пажами. Таков мой приказ. Нам нужно копить силы. Поэтому сейчас мы помолимся и ляжем спать.

Тут он вдруг посмотрел на меня так, будто я истошно окликнул его.

— Но сначала Дауд расскажет нам, что же там случилось с эмиром Ширку, — сказал он. — А то я не смогу уснуть.

Перед тем, как продолжить рассказ, мы с Альдо завершили свой торг. Ему удалось крепко «одурачить» меня: за ту же высокую цену ему удалось продать мне самую первую букву алфавита. Я уговорился с ним, что он доставит нас до Аквилеи. Но если посмотреть на покупку с другой стороны, то я тоже оказывался в выигрыше, ведь от Аквилеи было куда ближе до Австрийского герцогства, где, вероятно, пленили короля Ричарда, чем от Задара, расположенного много южнее, в Венгерском королевстве.

Когда все уселись вокруг меня, я невольно поискал глазами подходящий «маяк». Лучшего, чем пылавшая неподалеку галера было не найти. И я изрядно подивился положению дел: еще час назад мы все сидели на том, уже обреченном корабле, а потом перебрались на другой, на котором нам навстречу плыла сама Смерть. И мы сумели воспользоваться им для своего спасения, даже более того — для обмана наших врагов, желавших расстроить замыслы великого султана. Нечто подобное много раз случалось и в его собственной жизни.

И теперь мы, как будто ничего не случилось (если не считать того, что двум моим слушателям уже не суждено было услышать продолжение истории), вновь пустились по дорогам его памяти.

— Словно горящий корабль, тот факел тревожил взгляд Юсуфа, указывая ему тропу в хитроумном лабиринте сада, — поведал я доблестным рыцарям.

Когда Юсуф наконец достиг беседки, везирь Ширку уже испустил дух, хотя это было нелегким трудом. Он поперхнулся, и у него в горле застрял большой кусок мяса. Останься доблестный Ширку простым эмиром и воином, возможно кто-нибудь из преданных людей и помог бы ему, осмелившись сильно стукнуть по спине. Но что сделает за такой удар со своим спасителем везирь египетского халифа, того никто не знал. Все свои люди оробели и ждали, что как-нибудь обойдется. Но не обошлось.

Юсуф склонился над дядей и прислушался. Все затаили дыхание. Воистину страшная, бездыханная тишина окружила Юсуфа. Он почувствовал себя так, будто заблудился в ночной пустыне и вокруг — ни единой живой души.

— Аллаху акбар! — прошептал он и стал читать над умершим наизусть суру Йа-син, которую правоверные часто вспоминают в таких случаях: — … Поистине, стоишь в одном ряду с посланниками Бога ты, На праведной стезе…

Священные слова все же не смогли успокоить его и заглушить тревожную мысль, похожую на звук чужих шагов в ночном проулке — «Что же делать? Что же делать?» Кровь так и стучала ему в висках тем роковым словом — «Долг! Долг!»

Чтобы прочесть более двух сотен строк суры, нужно немалое время, но Всемогущий Аллах продолжал держать своего верного слугу в тяжком неведении.

Факел, единственный источник света, противившийся в ту ночь тьме, был в руках аль-Фадиля, в будущем одного из ближайших советников великого султана.

Этот аль-Фадиль, как ни покажется удивительным, незадолго до тех событий был придворным халифа и ближайшим другом… сына Шавара. Сын Шавара имел благородную натуру и всегда отказывался участвовать в хитроумных интригах, что затевались отцом и даже корил его за коварные замыслы. После казни отца он с чистым сердцем явился к халифу, но сам тут же стал жертвой навета и был казнен. Аль-Фадиль же, волею обстоятельств, оказался под началом Салах ад-Дина в делах управления столицей и проявил большое усердие, всячески выказывая перед ним свое искреннее презрение к правителю Египта и всей своре его криводушных вельмож.

Так вот аль-Фадиль и решился заговорить первым, когда Салах ад-Дин произнес над своим покойным дядей последние строки суры — «К Нему мы завершаем Путь земной…» и замер в оцепенении.

— Малик! — так осмелился обратиться к своему начальнику аль-Фадиль. — Ныне тебе повелевать!

Факел качнулся, а Юсуф резко поднял голову, и в его глазах сверкнули молнии. Такое необычайное обращение — «малик» — возымело действие. Он быстро отдал все повеления, с какими нельзя было медлить, потом послал за старшим братом и другими родственниками, что прибыли в Каир вместе с армией эмира Асад ад-Дина Ширку.