Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гляжу, огорошил я иностранцев, примолкли, фотоаппаратами щелкают: велика, богата и непостижима Россия, но Сибирь раз в десять непостижимее и непонятнее.
Так и идем по реке с разговорами. Выруливаем на плес у Воронинской гавани и видим: приплыли. Поперек реки бревенчатые боны натянуты, а за ними баржи-лесовозы прямо в воду разгружаются. Бревна течением вдоль бонов тихонечко тянет прямиком в лесную гавань, а из нее уже на лесотаску и в цех на разделку. Некоторые бревешки, что потяжелее, умудряются под боны пронырнуть и на судоходный фарватер выскочить. Однако нашему катеру ни под боны не пронырнуть, ни через них не перепрыгнуть. Постояли мы перед гаванью часок, видим, что разгрузке конца не видать, развернулись, да и пошли вниз по реке — не пропадать же рейсу. Удачно, что вас встретили — все-таки программу выполним».
«А как же гэбэшники? — засмеялся Романов. — Они, наверное, от потери с ума сходят?» — «И не вспоминай! — махнул рукой Андрей. — Они нас без присмотра не оставят, — того и гляди объявятся. Мне еще за отклонение от маршрута отвечать придется. Впрочем, ну их к бесу, с их проблемами. У меня своих хватает. И главная — есть хочется, так что в глазах темно». — «Так в чем же дело, — широким жестом пригласил Владимир. — Прошу к нашему шалашу. Уха стынет».
Я думаю, не стоит описывать того оживления, которое всякий раз возникает в первый момент рыбацкого застолья. Дело это известное и не один раз описанное. Короче говоря, когда уха разлита по чашкам, а «Стрелецкая» по кружкам, остается избрать спичрайтера, если перейти на английский или тамаду, если вспомнить грузинский. Принимающей стороне предстояло выдвинуть его из своей среды, поскольку уха нам этот раз предстояла не простая, а международного значения.
На молчаливого и малокультурного на вид Аборигена полагаться не следовало и адвокат, в силу своей профессиональной привычки к многословию, решил принять эту функцию на себя, не забыв намекнуть Аборигену, чтобы не напивался и помалкивал, поскольку в случае международных осложнений повторной ходки в Харп или Лабытнанги избежать не удастся. «Понял», — заверил Абориген, добыл из-под брезента здоровенный тесак и без лишних слов взялся нарезать хлеб.
Тем временем, англичанин росточком поменьше, по имени Джек Мейджер, поинтересовался содержимым предложенной ему эмалированной кружки и от вкуса напитка пришел в совершенный ужас: «Это же неразбавленный алкоголь! В Великобритании такое не пьют — это опасно для жизни!» — огорчался он через переводчика. — И если судить по этикетке на бутылке, на которой изображен палач в красном балахоне и с огромным топором, то напиток этот предназначен специально для приговоренных к смертной казни: от такой выпивки им хуже не будет. А он, Джек, еще очень молод, холост и в его сорок два еще хочет пожить».
Трудно общаться с человеком через переводчика. Особенно когда оба еще не выпили. Но для того и существуют на земле представители адвокатских контор, чтобы уметь устанавливать контакты с теми, кто их не понимает или понимать не хочет. Романов выждал время пока Джек выговорится и когда такой момент наступил, как можно внушительнее произнес всего пять слов: «Если хотите жить — следует выпить». Переводчик перевел, гости как-то сразу сникли, помрачнели и не сводя глаз с тесака в татуированной руке Аборигена, попробовали уточнить: почему?
«Потому, — отвечал адвокат, — что настойка эта лечебная, специально от таежного энцефалита предназначенная, который в сибирских краях свирепствует не меньше, чем муха це-це в Африке или бери-бери в Индии. И не палач это на этикетке, а стрелец, человек который стреляет, охотник, одним словом. Сибирские охотники от энцефалита исключительно этой настойкой и спасаются. Потому сибиряки и пьют во все времена и всегда, зная наперед, что энцефалит в природе везде и повсюду присутствует и неподготовленного подстерегает. И наоборот, допустим спикирует вредоносный клещ на принявшего защитную дозу охотника, чтобы свежей крови насосаться, а у охотника кровь наполовину водкой с перцем разбавлена. Тут клещу и крышка, а у охотника никаких последствий. Что из этого следует? Если хотим жить — следует выпивать систематически и много. Совершенно не случайно — любимый тост русских, а сибиряков в особенности — «За здоровье». Его я и предлагаю почтенным господам англичанам и с ними переводчику: «Выпьем за наше здоровье. А иначе — все помрем».
Тост убедил, все дружно чокнулись эмалированными кружками и выпили. Англичанам уха понравилась, «Стрелецкая» видимо тоже, потому, что предложили повторить. С ответным спичем выступил сэр Роджер Смит, сравнивший русскую действительность с широкой полноводной рекой, которая внешне спокойна и медлительна, но в массе своей несет огромную мощь и скрытые от поверхностного взгляда возможности и тайные опасности для того, кто пытается пересекать ее течение. Лично он такого больше никогда делать не будет и другим отсоветует. Спич не все поняли, но все выпили. После второй оказалось, что языкового барьера между сотрапезниками как бы не существует и надобность в переводчике почти отпала. Карась у англичан оказался «карпо», комар — «москито», а значит: «Giue me а repellent», — тоже понятно. Водка — «рашен уодка вери гуд», а значит, пора наливать еще — чего тут не понять, даже Аборигену, который к английской речи проявил необъяснимые способности и воспринимал ее явно осмысленно.
В паузе между тостами, адвокат успел познакомиться с переводчиком, который оказался инженером-технологом. «Вот это мы и делаем ракеты, перекрываем Енисей, и даже в области балета мы впереди планеты всей», — пошутил переводчик. «А я посчитал что Вы профессиональный полиглот, — поспешил удивиться Романов. — так Вы ловко с ними общаетесь. А я вот ни бум-бум». «Спецшкола с английским уклоном в основе, а в институте удалось закрепить. А Вы какой язык изучали?» — «Русский — в семье, командный — в армии, матерный — на работе», — отшутился Романов и вспомнил свои экзамены по ин. язу на заочном юридическом «ликбезе», устыдился себя и ощутил, что краснеет.
Вспомнилось, как преподавателем на их факультете оказалась бывшая Володькина одноклассница Катя Довнарович, которая, пока он служил в армии и нарабатывал производственный стаж, успела закончить иняз, поступить в аспирантуру и заделаться преподавателем.
После первой же лекции Володька пригласил Катю в кафе,
