Я подарю тебе любовь - Татьяна Алюшина

И в этот момент снова что-то стало не так!

Она не могла ни черта понять, только чувствовала, что переменилось все! Куда делось? Вот только что они держали это нечто искрящееся, дурманящее в руках — и…

Лена старалась вернуть то состояние, целовала Дениса куда дотянется — в ключицу, в ухо, в грудь, в шею — не помогало! Он отвечал, но отстраненно, мимоходом, между действиями. Осторожно отодвинув ее руки, сам снял джинсы, куда-то вдруг делся. Лена его потеряла. Снял носки, обувь, приподняв ее под спину одной рукой, второй откинул одеяло с покрывалом, нырнул в кровать и накрыл их.

И вроде вернулся к ней, и прижал, и поцеловал. Но волшебство исчезло…

Было, мутило разум, зашкаливало температурой, обещало, звало… и исчезло!

— Стоп! — громко потребовала Лена, остановившись сама. — Стоп!

Подкрепив свое требование резким движением рук ладонями вперед.

Денис не перестал ее обнимать, остановился, уткнулся в подушку лбом выше Лениной головы и подумал: «Все! Твою дивизию!»

Когда она попросила его забыть и не думать о руках, он забыл! Вообще все забыл на свете! Благодарно, радостно, и заспешил, уверенный, что сейчас взорвется от желания. Но стоило ей дотронуться до застежки на его джинсах, как он пришел в себя, и выскочил из жарящего ожидания, и вспомнил про ногу.

И как бы она его ни просила, надо все-таки контролировать свои руки, он может ненароком сделать ей больно, забывшись. А ногу надо немедленно прикрыть, нельзя ей показывать!

Меньше всего на свете он хотел бы напугать ее, или сделать больно, или неприятно.

А она звала, звала за собой и вдруг остановилась и приказала: «Стоп!»

Сейчас начнется такая хрень с разговорами, выяснениями, упреками! Он не понимал, что сделал неправильно, что сделал не так, знал наверняка — проходил миллион раз все это с Викторией. Та тоже любила остановиться в разгаре и долго объяснять, что он делает не так, с обязательным пояснением, почему он так делает — как же! — выводами и долгими наставлениями, как надо правильно, после чего ему вообще ничего уже не хотелось!

Денис приготовился выслушать, что Лена собирается донести до его сознания, и не знал, как дальше со всем этим жить!

— Денис, — позвала она его.

«Нажали на педали — поехали!» — тоскливо-безнадежно подумалось ему.

— Что случилось? — спросила Лена.

Он мотнул головой: «Ничего не случилось» — говорить не мог.

— Ты был со мной, весь! Искренне! И вдруг перестал! Ты снова вспомнил про руки? Не надо! Забудь напрочь, прошу тебя! Ты даже не представляешь, как это приятно, когда ты гладишь меня, трогаешь! Я передать тебе не могу!

Он поднял голову, посмотрел на нее сверху потрясенным взглядом — не веря в то, что услышал. Может, неправильно понял?

Как, неужели не будет никаких наставлений? Растолковываний, что он делает плохо и неуклюже?

— Вернись ко мне! — попросила Ленка, вглядываясь ему в глаза. — Совсем вернись, весь! Не хочу по-другому! Я не знаю, о чем ты там думаешь, что пытаешься контролировать, помнить! Я хочу, как первый наш поцелуй, честно, вместе, до дна!

— Ленка-а-а… — протянул обалдевший Денис. И ринулся целовать, обнимать, прижимать — до дна! Как она и просила! До самого дна, честно!

Забыв обо всем, о чем до этого помнил! Горел, рвался вперед, рычал, переживая чувства полной мерой, не перепадавшей ему раньше никогда!

И, Боже, прости нас, грешных, — как же это было прекрасно!

Когда, рванувшись, вошел в нее, его пронзило понимание, острое, как молния, что это их первый раз! Такое невероятно яркое, жалящее чувство этого первого соединения, что в глазах закипели слезы!

Но эта секундная вспышка прошла, запомнившись, запечатлевшись навсегда, а потом уж он ни о чем думать не способен был! Денис слышал Лену кожей, всем телом, улавливая любые изменения, и вел за собой, вел…

— Денис! — призналась Ленка, не отставая от него. — Денис! Черт, господи! Де-е-е…

Он успел вместе с ней прийти туда, куда они вдвоем взбирались! И так это получилось!.. Только словами он выразить не умел.

Сообразил еще, что ей тяжело выдерживать его вес, перекатился на спину, не выпуская Лену из рук, — и размяк всеми мышцами, костями, выпадая из времени.

…Ленка задвигалась первой, медленно погладила его ладошкой, перебирала пальчиками волосы на груди. Денису было и щекотно и приятно, и он терпел, хотел улыбнуться, но сил не наскреб и на это. А она потерлась своей ногой о его левую ногу, повторила движение еще раз, с большей амплитудой — коленом почти до паха и назад.

Силы у Дениса живенько обнаружились, и он, довольно улыбнувшись, погладил Ленку рукой, на которой она лежала, от шеи и до самых бедер.

— Не люблю кошек, а то бы помурлыкала, — не открывая глаз, призналась Лена.

Поощренный Денис повторил движение, — она аж спину прогнула от удовольствия. А говорит, кошек не любит!

— Легкая шершавость и загрубевшая кожа твоей ладони так возбуждает! М-м-м! Тебе не понять! — выдала она признание, от которого у Дениса встрепенулось все, казалось бы, благостно удовлетворенное мужское.

А Ленка подкрепила слова действием, прижалась к нему посильнее, и повторила трюк с ногой и опасной близостью колена к главному мужскому месту, и провела ладонью от горла до низа живота.

Денис улыбался, разомлев.

Но, поймав предательски подло мелькнувшую мысль, улыбаться перестал. Ему нелегко было спросить, попросить, но — как она там сказала?.. «Говорят, никогда не поздно начать учиться».

И он спросил:

— Ты останешься? — и напрягся, ожидая ответа.

— Не могу, — пожаловалась она легко. — Я не договорилась с Зоей Львовной о ночевке, а одного Ваську никогда не оставляю.

Дениса отпустило.

Она не останется, но не из-за каких-то женских расчетов, уловок, мыслей продуманных, а потому, что ее ждет Василий Федорович.

Он даже выдохнул облегченно, но осторожно, так чтобы Лена не заметила.

Денис поглаживал ее тихонько по спине, и это было так приятно. А он и забыл, как это приятно — гладить женщину по спине!

— Странно, — поделился пришедшей мыслью Денис, — что Зоя Львовна не рассказывала нам друг о друге. Она же знает, чем я занимаюсь и чем занимаешься ты.

— Не странно, — поглаживала его грудь Лена.

И это было офигенно приятно Денису, про такие ощущения он давно забыл.

— Мы, когда познакомились, Зоя Львовна, узнав, кем я работаю, сразу покаялась, что прессу не читает ни в каком виде, даже новости не смотрит. Говорит, так напереживалась в девяностых от валившейся на людей потоком разоблачительной информации, что сердце пошаливать начало. И она себе периодику читать запретила — хорошего пишут мало, а плохого на ее жизнь уже хватило. Извините, говорит, Леночка, но я вашей работой интересоваться не буду. Мы с Васькой и не рассказывали ей, так у нас получилось. Вот она и не знала, что у нас с тобой могут совпасть интересы.