Я подарю тебе любовь - Татьяна Алюшина

— Что ты там делаешь?

— Изучаю, — пояснила смысл такого расположения Лена.

Денис хмыкнул и разулыбался глупой улыбкой. Сам знал, что глупой, но никто же не видит.

— Вылезай! Там темно и пыльно!

— У меня есть фонарик, и здесь не так уж пыльно, у тебя хорошая домработница!

— Ленка, вылезай! — распорядился Арбенин.

— Сейчас!

Мадам Невельская начала выдвигаться из-под кровати. Дождавшись, когда она окончательно выползет и сядет, Денис подхватил ее под мышки и втянул к себе на кровать.

— Где фонарик надыбала?

— Я всегда с собой в сумке два ношу, мало ли что рассматривать понадобится.

— Я долго спал? — чуть извиняющимся тоном спросил он.

— К сожалению, нет, — попечалилась она, — всего двадцать минут.

— Извини.

— За что? — засмеялась Ленка. — За то, что заснул, или за то, что мало спал?

— Видимо, за все. И чего тебя туда понесло?

— Как «чего»? — неподдельно поразилась она вопросу. — Это же «Россиниада»! Твоя кровать!

— Я в курсе, и в чем дело?

— Да ты что! — возмутилась Ленка. — Ты заснул, а я только тогда сообразила, на чем мы лежим! Я знаешь сколько гонялась за этой кроватью, чтобы посмотреть?! Посвящение Росси, в его ампирном стиле, с полосками черного дерева, бронзовые маски, розетки и вместо мифологических тем, что он вводил, рельефы его самых известных зданий! Да я на выставке вокруг нее скакала, только не плакала!

— Постой, постой, — притормозил ее восторженное выступление Денис. — А ты, часом, не та журналистка, которую выгнали с выставки за то, что она залезла под экспонат?

— Не выгнали, — напустив надменности, пояснила Лена, — а интеллигентно вывели и отобрали пропуск.

Денис откинулся на подушку и расхохотался. Он так смеялся, что слезы брызнули. Он никогда так не смеялся — вот вам крест!

Никогда!

— Да я всего-то на коленки встала и заглянула под нее! — оправдывалась она, пытаясь перекричать его хохот.

— Ленка! — не мог остановиться Денис.

Притянул ее к себе, прижал и смеялся.

— Я всего лишь хотела посмотреть задник, — глухо, в его шею объясняла она и, что-то вспомнив, выбралась из его объятий. — Слушай! А почему ты делаешь на изнанке, по углам резьбу иногда? Так никто не делает и не делал, только один мастер, крепостной Мещерского.

— Прочитал как-то в старом учебнике по мастерству, еще дореволюционном, что некоторые краснодеревщики оставляли не только свой знак, личное клеймо, но и вырезали небольшие обереги, животных, растения, которые охраняют изделие. Мне понравилось, поэтому иногда делаю.

— А «Россиниада» — это же ансамбль спальный, еще столики прикроватные, трюмо, два стула. Где они?

— Я ж на заказ ее делал. А у заказчика какие-то заморочки с деньгами случились. Он выкупил только малые формы, а за кровать расплатиться не смог. Правда, деньги, потраченные на материалы, требовать обратно не стал. Вот я ее и оставил себе.

Где-то в отдалении, наверное в большой гостиной, начали бить напольные часы. Ленка сделала страшные глаза, проворно соскочила с кровати и заметалась бестолково по комнате.

— Лен, ты чего? — приподнялся на локте Денис.

— Сколько времени? — запричитала она.

— А, черт! — сообразил Арбенин и одним движением выскочил из кровати. Совершенно и напрочь позабыв про ногу и необходимость ее прикрывать.

С их неплавным перемещением в кроватку под названием «Россиниада», телефоны остались неизвестно где, а часов в комнате не наблюдалось. Денис натянул джинсы и босиком пошлепал из комнаты.

— Половина девятого! — прокричал откуда-то он.

— Блин! — ругнулась Ленка, торопливо одеваясь.

Прощаться он тоже не умел.

Теоретически догадывался, что положено поцеловать, сказать какие-нибудь нежные и приятные слова, хоть как-то выразить благодарность великую мужскую за то тепло, приятие, понимание, которое она ему подарила.

Но не знал и не умел.

И маялся, чувствуя себя неуклюже большим, неуютным и неправильным совсем. Конечно — и обнять, и поцеловать, и сказать, да после того, что и как у них было!

И ничего!

Денис распахнул для нее ворота, Ленка выехала, остановила машину в паре метров… И спасла его от всех «драконов» — выскочила, подлетела, обняла с разбегу. Денис подхватил, оторвав от земли. Ленка поцеловала его коротко в губы, присмотрелась и еще раз поцеловала:

— Пока!

— Пока, — глухо отозвался Денис. — В субботу с Василием Федоровичем сможешь приехать?

Вот и все, что смог сказать! Хотел многое, и расцеловать по-настоящему, и поблагодарить, и удержать, если получится.

— Смогу! — сверкнула глазами Ленка. — Все!

Пока!

Еще разок чмокнула и бегом вернулась в машину, быстренько уселась, взялась за ручку дверцы, выглянула, обернувшись к нему, и прокричала:

— А насчет татуировочки подумай!

Денис усмехнулся. Легко и свободно, первый раз не ощутив неловкости от обсуждения запретной для всех и навсегда темы.

Лена захлопнула дверцу, уехала, махнув напоследок из открытого окна рукой.

Он долго стоял, засунув руки в карманы джинсов, и смотрел вслед даже тогда, когда, мигнув задними тормозными фарами, машина завернула за угол и скрылась из вида.

Он все стоял, смотрел в темноту.

Выехав с проселочной дороги на шоссе, Лена свернула на обочину, остановила машину и выключила двигатель. Со всей силы сжала пальцы на руле.

«Растреклятая жизнь! — У нее дрожало все внутри противной мелкой дрожью от переполняющих эмоций. — Растреклятая, гребаная жизнь! Что же ты вытворяешь с самыми лучшими, с самыми замечательными людьми?!»

У Ленки клокотало в горле, защипало глаза рвущимися слезами. Она резко отстегнула ремень и выскочила из машины, захлопнув с силой дверцу, и привалилась к ней спиной, запрокинув голову.

И все моргала, моргала, чтобы не пустить злые, жалящие слезы обиды. И не справилась — злясь на весь мир, на себя, вытирала вырвавшиеся, не послушав приказа, слезы.

За бодреньким тоном, смешочками, дурашливостью Ленка отчаянно старалась скрыть боль, рвавшую на куски ее нутро.

Господи, как хорошо она это знала! Когда за внешней суровостью, отстраненностью и враждебностью скрывается непереносимая боль и одиночество отвергнутых!

Отвергнутых всеми — родными, социумом, государством, людьми, которые вступают с тобой в близкие отношения и откидывают презрительно! Это занозой, болью несправедливости сидело в ней и не отпускало!

И не отпустит!

В тот момент, когда Денис закричал, как стегнул, «Не смотри!», он напомнил ей Ваську. Но Арбенин здоровый, сильный, взрослый мужик, а не маленький мальчик, и Лена не знала и не представляла, как помочь, как залечить раны, как исправить то, что сделала с ним жестокая тупость ограниченных людей!