Реальность и сны - Михаил Ярославцев

монахов в горах Тибета. Узко, узко ты мыслишь. Я говорю о человечестве в целом. Что дальше? Куда они пойдут? Окончательно загадят планету, перебьют друг друга, откатятся в каменный век, и всё по новой?

Собеседники замолчали.

– Может, тогда их… того? Как в прошлый раз? – несмело предложил Люций.

– Это мы всегда успеем. А может, дело во мне? Может, это я ошибся изначально? Может, во мне самом не хватает того, чего я жду от людей?

Люций встал на ноги и выпрямился в полный рост. Ноздри его раздувались, из них вырывались полупрозрачные струйки дыма. Глаза засверкали красным недобрым светом.

– Как смеешь ты сомневаться в себе, творце всего сущего? Как смеешь ты подвергать сомнению таинство созидания? Как можешь ты допустить мысль о собственном несовершенстве?

Егов слушал раскаты его голоса, опустив глаза.

– Да, ты прав. Своим сомнением я заставляю сомневаться людей. И я прав. Все правы. И люди правы. Надо только подождать.

– Вот именно. Давай подождём. И даже если выбран неверный путь, всегда есть возможность начать всё сначала.

– Спасибо, Люций. Ты умеешь поддержать. Я подожду. Я буду ждать столько, сколько потребуется. А если вдруг окажется, что люди придут не туда, начну всё сначала. Это уже было. Всё уже было…

Лицо Егова засветилось, сияние постепенно распространилось на его грудь, руки, всё тело. Люций прикрыл глаза от яркого света. Раздался негромкий хлопок, яркая вспышка, и Егов исчез. Люций сел на землю и вытер пот со лба.

– Тяжело с ним иногда, – произнёс он, ни к кому не обращаясь. – Но что поделать? Творец, тонкая натура. Беречь его надо. И любить.

Вместо послесловия

Каждый писатель об этом задумывается. Ну, хоть иногда. Хотя бы раз: «А для кого я пишу?»

И отвечает сам себе – для себя. По крайней мере, в первый раз на этот вопрос именно так и отвечает.

А вот дальше – интереснее. Появляются читатели. Возможно, поначалу это жена (муж). Потом друзья, родственники, знакомые. Потом знакомые знакомых. Ну очень редко бывает, когда человек годами пишет исключительно в стол. А если выложить произведение в Интернет? Совсем незнакомые люди начинают читать, и знакомые незнакомых, и даже незнакомые незнакомых. Приходят через поисковики Бог весть какими путями. Читают.

Меня на размышления натолкнул один случай. Дал я ссылку на свою страницу в теме на форуме, не имеющего никакого отношения к литературе. Мимоходом, к слову пришлось. Лень было печатать своё мнение в посте, когда на литературном портале лежит готовое эссе на обсуждаемую тему. А спустя время пишет в теме абсолютно незнакомый мне человек, я с ним не общался даже: мол, почитал я ваши произведения, они много лучше большинства тех, что печатаются большими тиражами. Читатель. Пришёл, прочитал, оценил. Я не знаю, кто он, где он живёт, что он за человек. На форумах мы все – анонимы. Но он есть. И ему интересно. И ему не лень тратить своё время на прочтение произведений неизвестного писателя.

Но позвольте, неизвестного ли? Где граница между известностью и неизвестностью? Я известен своим читателям! Пусть их немного, пусть их можно пересчитать по пальцам, но ведь они читают. И где граница между известностью и популярностью? Многие знают о существовании писателя Франца Кафки или Жана Поля Сартра, но многие ли читали их произведения?

В мире сказано и написано столько мыслей, столько произведений, глубоких и развлекательных, сложных и простых, берущих за душу и заставляющих думать. И у каждого найдётся свой читатель. Просто нужно понимать, что аудитории у каждого произведения будут разными. И по количеству, и по, простите, качеству. Мне вдруг так отчётливо стало понятно, что дело не в миллионных тиражах. Даже один читатель – это тоже читатель.

Храни тебя Бог, друг, разделивший и принявший мои мысли. А я буду стараться. Буду писать всё лучше и лучше. Для тебя и для себя самого.

Главное, что мы есть и узнали друг о друге.