Реальность и сны - Михаил Ярославцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Привет!
– Привет, – прохрипел Серый.
– Мы что вчера, в клуб, что ли, ходили?
– Сколько времени?
– Понятия не имею. Утро. Серый, мне нужно срочно знать, как звать девушку, с которой я вчера познакомился в клубе.
– Ты что, в клуб вчера ходил? – удивился Серый.
– Я… Эм… Не помню. Я думал, мы вместе ходили.
– Лёха, иди ты в пень! – заревел в трубке Серый. – Сейчас семь часов утра, какого ляда ты мне названиваешь? Иди проспись уже! – и в телефоне воцарилась тишина.
Ладно. Друг, тоже мне. Пойдём по намеченному плану. Лёгкий завтрак и непринуждённый разговор.
На сковородке зашкворчали гренки. Кофе умопомрачительно пах из большой турки. Лёха резал сыр тонкими ломтиками и прислушивался. Кажется, вода в ванной больше не шумела. В самый раз, значит. Он разлил кофе по чашкам, положил сыр на горячие гренки, насыпал сахар в хрустальную сахарницу, налил молока в маленький фарфоровый сотейник и выглянул в коридор.
Вода в ванной не бежала. Было вообще очень тихо. Лёха осторожно вышел из кухни. Дверь в ванную была закрыта. Он подошёл к двери и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Лёха замешкался, размышляя, постучать ли ему в дверь, легонько приоткрыть и позвать завтракать или дать знать о себе как-нибудь ещё, но тут взгляд его упал на пол. Вещи больше не валялись в коридоре. Его брюки и свитер висели на стуле, как он обычно их вешал. А вещей девушки не было. Лёха робко постучал в дверь ванной. Ответа не последовало. Тогда он выдохнул и открыл дверь.
В ванной было темно. Лёха включил свет и убедился, что девушки здесь нет. Он быстро прошёл в спальню, потом в зал – квартира была пуста.
«Ушла. Умылась, оделась и ушла, пока я варил кофе».
Лёха вернулся на кухню и отхлебнул кофе из тонкостенной фарфоровой чашки. Внезапно он бросился в коридор и начал торопливо шарить по карманам своей куртки. Документы и деньги были на месте. Да нет. Глупость. При желании можно было всю квартиру вынести, пока он спал.
– Пьянь гидролизная, – с чувством произнёс он вслух. – Какая девушка была! И ушла. Из-за меня, идиота пьяного.
* * *
– Олег Георгиевич?
– Да, здравствуйте, Александр Васильевич.
– Я хотел бы получить комментарии относительно пациента.
– Сегодняшнего? Да, пожалуйста. Мне кажется, он уже по вашей части. Свою работу мы сделали, весь коктейль этот из него выгнали, а он всё не приходит в себя.
– Коктейль?
– Да, была смесь амфетаминов и какая-то органика. Предполагаю, что беладонна, она же спорынья.
– Почему вы так решили?
– Следователь сообщил, что по клубам сейчас ходит новая смесь китайских наркодельцов под названием «Прекрасная дама». Прекрасная дама – белла донна…
– Понятно. А я-то тут причём?
– А притом! – возвысил голос Олег Георгиевич. – Я решительно не знаю, что с ним делать. У меня пациенты либо очухиваются, и тогда ими занимается полиция, либо не очухиваются, и тогда ими занимается морг.
– Спихиваете проблему, значит.
– У меня нет томографа, я даже энцефалограмму сделать не могу! – ещё более возвысил голос Олег Георгиевич. – К тому же, повторяю, по моей части всё чисто. Кровь, желудок, печень.
– Хорошо, хорошо. Я посмотрю его.
* * *
Допивая остывший кофе, Лёха рассуждал: «Странная какая-то девушка. Ну, подумаешь, не вспомнил сразу, как её зовут. Мало ли. Не выспался. Клуб опять же этот… Просто чего ж так убегать? В любви признавался… Может быть, и признавался. Такой девушке можно и признаваться. И любить такую можно и нужно. Прекрасная девушка. Прекрасная дама… Хм… Причем тут дама? Тоже мне, дама, пошла с первым встречным!»
Лёха помыл посуду, убрал со стола и решил вынести мусор. В коридоре он не обнаружил своих ботинок, но, поскольку полы всё равно давно не мылись, махнул рукой и собрался было идти к мусоропроводу в тапках. Однако, едва открыв входную дверь, отлетел к противоположной стене прихожей, как от удара током. За дверью была стена. Глухая кирпичная кладка.
Лёха медленно подошёл и потрогал стену. Обычная стена, обычный кирпич. Он легонько ударил по стене кулаком, потом сильнее. Стена, как и полагается стене, не шелохнулась.
«Я сплю», – мелькнула в голове спасительная мысль, но легче почему-то не стало. Лёха малодушно ущипнул себя за руку. Было больно. И голова так и продолжала гудеть.
Не отрывая глаз от стены, Лёха нащупал на тумбочке телефон. Руки его заметно тряслись. Он набрал Серому. После двух длинных гудков в трубке наступила тишина.
– Аллё, – неуверенно произнёс Лёха и удивился, как тихо и жалобно звучит его голос.
– Ну? – неожиданно громко буркнула трубка Серёгиным голосом.
– Серый, у меня тут… – Лёха запнулся. – Проблемы. Ты можешь ко мне приехать?
– Нет! – отрезала трубка.
– П-почему?!
– Потому что я уже здесь, – прошептала трубка, и Лёха увидел, как из-под стены возле его ног сочится тёмный, еле заметный дымок. Лёха попятился. Дым повалил столбом, и, прежде чем Лёха успел среагировать, на месте клубов дыма образовался Серый.
– Ну здорово, друг! – энергично протянул ему руку Серый.
Лёха машинально перевёл взгляд на протянутую руку и обомлел: к нему тянулся острый, длинный, зазубренный шип, похожий на жало гигантского насекомого.
– Проблемы, говоришь? – сказал Серый и с противным хрустом всадил шип Лёхе под рёбра.
* * *
– Обратите внимание вот на это затемнение, – неторопливо, как на лекции, говорил Лавров, – вы знаете, что оно означает? Этот участок отвечает за взаимодействие с сигнальной системой, с органами чувств. А это значит… Вам не интересно, молодой человек?
– Очень интересно, – соврал молодой человек в небрежно накинутом поверх кожаной куртки халате.
Лавров обернулся и строго посмотрел на него поверх очков.
– Вы пытаетесь обмануть профессора психиатрии? Мне даже смотреть на вас не надо, я слышу, как стучат ваши сводимые зевотой челюсти.
– Простите, Александр Васильевич, – потупился молодой человек, – я половины не понимаю из того, что вы говорите.
– Хорошо, – удовлетворённо произнёс Лавров, – скажу проще. У парня отмирают участки мозга. Он не получает сигналов от внешнего мира. Но при этом, взгляните вот сюда, – он зашуршал длинной лентой энцефалограммы, – его мозг работает, и, судя по активным областям, пациент испытывает нечеловеческие страдания. Страх, боль, отчаянье. Если бы у нас в стране была бы разрешена эвтаназия, я бы, ни секунды не сомневаясь, дал бы на неё санкцию.