Пятый ребенок - Дорис Лессинг

Люк сказал в своей рассудительной манере:

— Они согласны, что так будет лучше для нас. Мы понимаем, что вы ничего не можете поделать, но нам не нравится Бен.

Это случилось вскоре после того, как однажды утром Гарриет, а следом за ней Люк и Хелен, Джейн и Пол спустились в гостиную и увидели, что Бен сидит на корточках на большом столе и держит сырую курицу, которую достал из холодильника, а холодильник стоит открытым, и его содержимое разбросано по всему полу. Бен разграбил его в каком-то жестоком припадке, которого не смог сдержать. Урча от удовольствия, он рвал сырую курицу руками и зубами, в нем билась первобытная сила. Поверх наполовину раскромсанной и разломанной тушки он поглядел на Гарриет, на своих братьев и сестер и зарычал. Энергия в нем угасла на глазах, лишь только Гарриет выбранила:

— Плохой Бен! — И он заставил себя встать прямо, потом спрыгнул со стола и приблизился к Гарриет с болтающимися в одной руке останками тушки.

— Бедный Бен голодный, — захныкал он.

С некоторых пор он стал звать себя Бедный Бен. Может, он услышал это от кого-то? Может, кто-то из той компании юнцов или из их подружек сказал: «Бедный Бен!», а он понял, что это ему подходит? Может, он так себя воспринимал? Если да, то это было окошко в Бена, скрытого от них, и от этого сжималось сердце — вернее, сердце Гарриет.

Дети никак не комментировали происшествие. Они сели вокруг стола завтракать и смотрели только друг на друга, но не на мать и не на Бена.

Не отдавать Бена в школу не было никакой возможности. Гарриет давно перестала читать ему, играть с ним или чему-нибудь учить: он не мог ничего усвоить. Но она понимала, что официально этого никто не признает, а если и признает, никогда не объявит об этом. Ей скажут, и по праву, что Бен знает много всего такого, что делает его до какой-то степени приемлемым членом общества. Он знает правила. «Зеленый свет — иди. Красный — стой». Или: «Полпорции чипсов — половина цены большой порции чипсов». Или: «Закрой дверь, на улице холодно». Он монотонно бубнил эти истины, усвоенные, видимо, от Джона, глядя на Гарриет в ожидании подтверждения. «Ешь ложкой, а не руками!» «На поворотах держись крепче». Бывало, Гарриет слышала, как он распевал эти лозунги вечером в постели, думая о радостях предстоящего дня.

Когда ему сказали, что надо будет ходить в школу, он сказал, что не станет. Гарриет объяснила, что по-другому не бывает и в школу ходить придется. Но по выходным и все каникулы он сможет гулять с Джоном. Буйство. Ярость. Отчаяние. Рев: «Нет! Нет! Нет!», разносящийся по всему дому.

Вызвали Джона; он пришел на кухню с тремя членами своей шайки. Наученный Гарриет, Джон обратился к Бену:

— Послушай, чувак. Слушай, что мы тебе скажем. Тебе надо ходить в школу.

— Ты там будешь? — спросил Бен, стоя у колена Джона, доверчиво заглядывая ему в лицо. Вроде бы и поза, и черты маленького лица Бена показывали, что он верит Джону, но его глаза словно запали от испуга.

— Нет. Но я там был. Когда было надо.

Тут все четверо рассмеялись, потому что, конечно, все они прогуливали уроки, как делают подобные парни. Школа была им ни к чему.

— Я ходил в школу. И Роуленд вот ходил. Барри и Генри ходили.

— Точно, точно, — подтвердили приятели, исполняя свою роль.

— И я ходила в школу, — сказала Гарриет.

Но Бен не услышал ее: она была не в счет.

В конце концов договорились, что по утрам Гарриет будет отвозить Бена в школу, а Джону придется забирать его. Время между окончанием уроков и постелью Бен будет проводить с компанией.

Ради семьи, думала Гарриет, ради детей… ради меня и Дэвида. Но Дэвид, как она замечала, возвращался с работы все позже и позже.

Тем временем семья — как это чувствовала да и видела Гарриет — развалилась. Люк и Хелен разъехались по своим школам. Дома остались Джейн и Пол, которые ходили в ту же школу, что и Бен, но, поскольку они старше, вряд ли часто видели Бена. Джейн росла благоразумной, спокойной и основательной девочкой, способной о себе позаботиться так же, как Люк или Хелен. Она редко шла из школы прямо домой, чаще отправлялась к подругам. Пол приходил домой. Он оставался один с Гарриет, и казалось, что этого он и хотел, в этом нуждался. Пол был требовательный, надоедливый, обидчивый ребенок, часто плакал. Куда девался тот очаровательный, прелестный мальчик, ее Пол, часто удивлялась Гарриет, когда он ныл или хныкал, нескладный шестилетка с большими добрыми голубыми глазами, которые часто подолгу смотрят в никуда или кажутся недовольными тем, что сейчас видят. Он был совсем тощий. Никогда не ел как следует. Гарриет приводила его из школы и пыталась усадить и накормить или садилась сама рядом и читала или рассказывала ему что-нибудь. Он не умел сосредоточиться. Все время бродил по дому, мечтал; подходил к Гарриет, чтобы потрогать ее или забраться на руки, как малыш; никогда не был мирным, спокойным или довольным.

В самый нужный период у него не было матери, и в этом была его беда, все это понимали.

Он мог разрыдаться, едва заслышав мотор машины, которая привезла Бена, или начать биться головой о стену в отчаянии.

Бен пробыл в школе месяц — за это время не было никаких неприятных новостей, и Гарриет спросила учительницу, как у него дела. К своему удивлению, она услышала:

— Он славный мальчуган. Очень старательный.

Ближе к концу первого триместра Гарриет телефонным звонком вызвала к себе миссис Грейвз, директор школы.

— Миссис Ловатт, я не знаю, как вы…

Деловая женщина, она знала, что творится в ее школе, и знала Гарриет как ответственную родительницу Люка, Хелен, Джейн и Пола.

— Мы все в растерянности, — сказала она, — Бен действительно очень старается. Похоже, он не может угнаться за другими. Здесь трудно как-то влиять.

Гарриет ждала — понимая, что за короткую жизнь Бена ждала этого слишком часто, — какого-то признания, что дело не только в трудностях приспосабливания.

— Он всегда был странным, — заметила Гарриет.

— Чужак в собственной семье? Ну да, так бывает, я не раз с этим встречалась, — сказала любезная миссис Грейвз.

И пока продолжался этот поверхностный разговор, сверхчувствительная Гарриет прислушивалась к другому, параллельному разговору, к которому вынуждало само существование Бена.

— Эти молодые люди, которые забирают Бена, необычное дело, — улыбнулась мисс Грейвз.

— Он необычный ребенок, — сказала Гарриет, твердо глядя на директрису, которая кивнула, отводя глаза.

Миссис Грейвз хмурилась, будто ее донимала, требуя внимания, какая-то надоедливая мысль, но та не была расположена ею заняться.

— Вы когда-нибудь видели таких детей, как Бен? — спросила Гарриет.

Она рисковала услышать в ответ: «Что вы имеете в виду, миссис Ловатт?» И миссис Грейвз на самом деле спросила:

— Что вы имеете в виду, миссис Ловатт? — но спросила торопливо и тут же, чтобы не дать Гарриет ответить, сама отменила вопрос: — Вероятно, то, что он гиперактивный? Да, я вижу, что это слово мало что объясняет. То, что ребенок гиперактивный, — много ли этим сказано? Но у Бена необычайно много энергии. Он не может долго усидеть на месте — что ж, многие дети не могут. Учительнице он показался толковым мальчиком, потому что старался, но теперь она говорит, что ей приходится тратить на Бена больше сил, чем на всех остальных, вместе взятых… Словом, миссис Ловатт, я рада, что вы пришли, вы нам помогли.

Выходя, Гарриет знала, каким взглядом провожает ее директриса — долгим, тревожным, изучающим взглядом, с затаенным напряжением, даже испугом, которые были частью «другого разговора» — настоящего.

В конце второго триместра ей позвонили: не может ли она приехать сейчас же? Бен кого-то поранил.

Вот оно: то, чего она боялась. На игровой площадке Бен вдруг взбесился и напал на девочку старше себя. Он дернул ее так, что та рухнула на асфальт, разбив и ободрав колени. Потом укусил и до этого выкрутил руку так, что сломал ее.

— Я говорила с Беном, — сказала миссис Грейвз. — Похоже, он ничуть не раскаивается. И даже можно подумать, что он и не помнит, что натворил. Но в его возрасте — в конце концов, ему уже шесть — он должен понимать, что делает.

Гарриет отвезла Бена домой, Пола оставила, чтобы приехать за ним позже. А ведь именно Пола ей хотелось забрать: он слышал о происшествии и был в истерике, вопил, что Бен и его тоже убьет. Но Гарриет нужно было остаться с Беном с глазу на глаз.

Бен сидел на кухонном столе, болтая ногами, ел хлеб с джемом. Он спросил, приедет ли Джон забрать его. Джон — вот кто был ему нужен.

Гарриет сказала:

— Сегодня ты покалечил бедную Мэри Джонс. Зачем ты это сделал, Бен?

Он как будто не слышал — отрывал зубами большие куски хлеба и торопился заглотить.

Гарриет села рядом, чтобы он был вынужден ее слушать, и сказала: