"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

По дороге на рю Мобийон Марта выбросила пробирку в первый попавшийся костер с каким-то хламом и удостоверилась, что она сгорела.

- Правильно, - Марта, ступив на лестницу, остановилась и прислушалась, - мало ли что в ней было. Сверху доносился какой-то шорох. Парадное было тихим, вечерело. В окне на площадке золотилось заходящее солнце. Марта быстро пошарила под юбкой и достала пистолет. Взяв его в правую руку, левая все еще была перевязана, она, осторожно двигаясь, стала подниматься дальше.

Марта прижалась к перилам и сглотнула.

Она сидела, уронив растрепанную, черноволосую голову в руки, раскачиваясь. Марта увидела босые, грязные, покрытые царапинами ноги. Мирьям была без чулок, в каком-то старом, изорванном на плече платье. Марта вспомнила, как девушка стояла на коленях, на платформе станции Лондонский Мост, бормоча что-то, смотря голубыми, большими глазами вдаль, вслед ушедшему поезду. Женщина убрала пистолет и устроилась рядом, осторожно взяв испачканную руку. Марта заметила на левом запястье Мирьям самодельный, грубый лубок.

- Не надо, милая..., - тихо сказала Марта, - не надо..., Все хорошо, ты дома. Я здесь, я с тобой. Пойдем, - попросила она Мирьям, - сейчас Пьер вернется. Не след, чтобы он тебя видел, такой..., - Мирьям вскинула голову и Марта вздрогнула. Разбитые губы запеклись, на лице виднелись желтоватые следы синяков.

- Мне надо рассказать, - выдохнула Мирьям, - все рассказать..., Марта..., - она разрыдалась. Женщина, твердо, сказала:

- Конечно, милая. Я воды нагрею, помою тебя. Лубок тебе сменим, и все расскажешь. Мы с Пьером сегодня уйдем из Парижа, и ты вместе с нами, - она ласково подняла Мирьям. Женщина не стала спорить.

Марта выбросила всю ее одежду и белье. Мирьям сидела в мраморной ванне, стуча зубами, покорно ожидая, пока Марта ее вымоет. Левая рука лежала на бортике. Мирьям, затянувшись папироской, что поднесла к ее губам Марта, поморщилась:

- Перелом простой..., Это ничего..., - она, внезапно, вдохнула дым, и закашлялась. Лицо женщины исказилось. Марта успела подставить ей тазик. Ее рвало, долго и мучительно, потом Марта опять ее мыла, смазывала мазью ссадины и царапины на спине и ногах. Марта расчесала влажные, черные волосы, и принесла в умывальную чулки, платье и туфли Юджинии. У женщин был один размер. Мирьям сидела на кухне, сжимая правой рукой фаянсовую чашку с горячим кофе. Марта не пожалела зерен и достала из шкафчика на кухне бутылку старого, довоенного кальвадоса.

Мирьям и сама не помнила, как добралась до Парижа. Ее два дня держали в той самой комнате, а потом часть версальцев двинулась на запад. Она ожидала, что ее расстреляют. Женщина лежала на диване, сжавшись в комочек, превозмогая боль в руке. Она, кое-как, сделала себе лубок. Сверху доносился конский топот, распоряжения командира и звуки стрельбы. Версальцы отправлялись на Париж с пушками. К ней никто не пришел.

Вечером, Мирьям поняла, что о ней, в суматохе наступления, просто забыли. Она провела ночь на ферме, боясь даже выйти в коридор, а потом, на рассвете, поднялась наверх. Версальцы оставили после себя куски недоеденного хлеба и картофельные очистки. Она сидела на каменном полу фермерской кухни, и плакала, пережевывая хлеб. Мирьям заставила себя кое-как помыться. Ее одежда была непоправимо испорчена, туфли она так и не нашла. Женщина направилась в город, вслед за наступающими войсками. Платье она стянула по дороге, в первой же не разоренной коммунарами деревне. Она шла до рю Мобийон три дня, по ночам. Днем Мирьям пряталась в подвалах. Разбитые губы затряслись:

- Я видела..., видела эти листовки, где сказано, что я погибла, Марта...

Женщина встала и обняла стройные плечи:

- Значит, - улыбнулась она, - будешь жить очень долго. Не стоит никому знать, что случилось. Если что-то..., - Марта не закончила, - в Лондоне сделаешь все, что надо. Пока мы туда доберемся, у тебя и рука срастется, и синяки пройдут. И помни, - она погладила Мирьям по щеке, - Господь не посылает людям больше того, что они смогут перенести.

Мирьям помнила, и повторяла себе это, на ферме. От Марты пахло привычно и уютно, жасмином, кофе и табаком.

- Стивену знать ничего не надо, - твердо продолжила кузина, - ни об этом, ни о том, что с Максом у тебя случилось.

Мирьям не стала спрашивать, откуда Марте это известно. Женщина покачала головой:

- Это больше не повторится, никогда. Марта..., - она помолчала, - а если я заболею..., Их много было..., - Мирьям опять разрыдалась. Марта привлекла ее к себе:

- Господь о тебе позаботится, милая. Не будет ничего такого, я уверена. У тебя муж есть..., - Марта оборвала себя: «Не след Амаду сейчас вспоминать. Бедная Мирьям, ей и так плохо. Сколько лет она дочь не видела, и увидит ли? Мы и не знаем, живы Менева с Амадой, или нет».

- Мы вечером уходим, - повторила Марта, - поэтому ты сейчас ляжешь, и будешь спать. Юджинии и Анри скажем, что тебя контузило, легко, и ты у крестьян пряталась. Ничего этого, - Марта повела рукой, - им говорить не надо.

- Надо, - Мирьям прикусила разбитую губу и охнула: «Кое-что надо, Марта».

Женщина, мрачно, выслушала ее:

- Это зять мой был, судя по описанию. Ты все равно, - она поцеловала высокий, белый лоб, - спать ложись, милая. Тебе надо отдыхать и поправляться. Ни о чем не волнуйся. Я обо всем позабочусь.

Марта устроила Мирьям на диване в библиотеке, накрыла ее кашемировым одеялом, и сидела рядом, держа женщину за правую руку, пока Мирьям не закрыла глаза, пока ее лицо не разгладилось. Мирьям заставила себе не вспоминать эти дни, не видеть холодные, голубые глаза. Она сказала себе:

- У меня есть Стивен. Я больше никогда, никогда ему не изменю. Я знаю..., знаю, что это был урок, от Господа, но, пожалуйста, - она поняла, что зовет бабушку, - пусть меня больше не наказывают.

Мягкая рука легла ей на лоб, повеяло травами. Мирьям увидела крепкий, бревенчатый дом, деревянное крыльцо, где сидела черноволосая, сероглазая девочка. Она гладила белую, ухоженную кошку. Наверху, в голубом, весеннем небе, плыли журавли. Девочка взглянула на Мирьям и улыбнулась:

- Больше не будут. Так не будут, - добавила девочка, глядя куда-то вдаль.

Она помотала головой:

- Не вижу. Все словно в тумане. Прабабушка говорит, что надо просто подождать, и он рассеется. Обязательно, - прибавила девочка, поднимаясь, кладя руку на золотой медальон, что блестел у нее на шее.

- Блестит..., - поняла Мирьям, - это кортик, кортик Стивена, его медальон…

Тусклое, низкое солнце, на мгновение, осветило заснеженную равнину. Она услышала лай собак, выстрелы, чей-то отчаянный крик. Все исчезло, и она осталась одна. Мирьям изнеможенно дышала, уткнувшись лицом в колючий, серый лед. Она рванулась и поползла дальше, чувствуя тяжесть у себя за спиной, сжимая в правой руке эфес кортика. Мирьям спала и стонала во сне.

Марта отослала Юджинию в детскую, собирать сына. На кухне, Марта, за ужином, сказала Анри, что Федор Петрович, действительно, в городе.

- Мирьям его никогда в жизни не встречала, - недоверчиво заметил барон, чистя вареную картошку, окуная ее в соль: «Мало ли рыжих мужчин на свете, Марта. Ты тоже могла обознаться». Марта объяснила Анри, что Мирьям видела Федора Петровича только издали, в расположении версальцев.

- Это мог быть офицер правительственной разведки, - Анри откусил от картофелины, - если он коммунаром притворялся. И он же пришел в Париж через заставу, в Дранси, где мы с тобой встретились. Ты мне говорила, что в документах фон Рабе его имя не упоминалось.

- Предупреди Макса, что он может быть здесь, - Марта выкинула очистки, - и сами с Юджинией будьте осторожны. Он тебя видел, в Санкт-Петербурге, и запомнил.

Анри решил все-таки предупредить брата о Воронцове-Вельяминове, а с женой он этого решил не обсуждать. Он знал, что Юджинии до сих пор становится плохо при одном упоминании о бывшем муже.

- Не надо ее сейчас волновать, - ласково подумал Анри, - если с ребенком все получилось..., Я уверен, что да. На Рождество мальчика увидим, или девочку. Пьер сестру ждет.