Грозное лето - Михаил Соколов

Сухомлинов продолжал:

— Если Александр Васильевич не устоит, а устоять он не может без незамедлительной помощи первой армии, — нам придется оставить всю Восточную Пруссию, ибо Гинденбург, покончив с Самсоновым, тоже сделает с Ренненкампфом. Но Ренненкампф не станет ломать голову над тем, следует ли ему оставаться на сей грешной земле, как ломает свою голову в эту минуту Самсонов, а преспокойно будет наслаждаться марочными винами и адюльтерными похождениями, что и делал до этого… Подлец и мстительный карьерист. Его надлежало устранить от командования армией на второй день после того, как он застрял на реке Ангерап. Однако великий князь не сделал этого, но зато хотел удалить из армии Самсонова. По подсказке, кстати, Жилинского.

Бугров положил телеграмму на стол, хотел закурить, чтобы унять волнение, но не стал этого делать в кабинете и произнес в полной безнадежности:

— Зря я приехал в Петербург…

— Завтра будет уже «Петроград», к твоему сведению, — поправил его Сухомлинов.

— Все равно. Исторически это ничего не меняет: град Петров остается Питером, — сказал Бугров и встал: — Значит, мне нечего более у вас делать, ваше высоко…

— Ах, да перестань ты, бога ради, официальничать. До этого ли сейчас? — нетерпеливо прервал его Сухомлинов и, тоже встав, прошелся возле стола взад-вперед и решительно сказал: — Я буду докладывать государю. И чего бы мне ни стоило, скажу, кто тут истинный виновник. Меня поддержит государыня. Она незамедлительно скажет, когда все узнает, — а Вырубова уже спрашивала у меня о Самсонове, — скажет своему супругу: «Вот что натворил Николашка. Ты не должен был назначать его верховным главнокомандующим. И ты должен немедленно уволить его с этой должности и возглавить армию сам. Пока не поздно, пока Николашка не захватил престол», — это ее идефикс. А если приедет старец Распутин, а он скоро появится, — полагай, что великий князь будет свергнут со своего поста, ибо Гришка, ненавидящий его смертельно, воспользуется такой возможностью, как неудачи Николая Николаевича на фронте. Крушение второй армии будет началом крушения великого князя. Это — сугубо между нами. А теперь подумаем, как помочь Александру Васильевичу. У меня о нем сохранились самые лучшие впечатления, когда я был у него в Ташкенте… Фу-у, бог мой, я тоже начинаю говорить в прошедшем времени, — Досадливо поморщил он большой лоб.

В это время зазвонил телефон, и Сухомлинов сказал:

— Сазонов… Палеолог наверняка уже сидит у него, — и покрутив ручку, взял трубку и произнес: — Да, Сергей Дмитриевич. Только что был у меня, опять требовал три-четыре корпуса. И у вас просил? Вместе с Бьюкененом? Поздравляю. Нам с вами более нечем и заниматься, как только ублажать союзников… С Самсоновым? Плохо, Сергей Дмитриевич. Пользуясь бездействием Ренненкампфа, Гинденбург навалился всей восьмой армией на нашу вторую и уже донес, что выиграл сражение, хотя оговаривается, что центральные корпуса еще не окружил. Рановато хвалится? Нет, Сергей Дмитриевич, не рановато. Тылы Гинденбурга — вне опасности, и он сможет сделать все, что можно и что нельзя. При помощи тяжелой артиллерии — в частности. Нам нечем стрелять? Чепуха. Я только что сам видел на линии Минск — Варшава горы ящиков с патронами орудийными и винтовочными, ждущих своих хозяев. К тому же в Варшаве есть заводы, изготовляющие снаряды. На что жалуется Данилов? Неча на зеркало пенять, коль собственная физиономия крива… Государю? Да, намерен доложить незамедлительно. А-а, в таком случае можем доложить сообща. Что? Союзники протестуют, что вы предлагаете компенсации Италии и Румынии в случае присоединения к нам? Скажите, пожалуйста. А по поводу того, что Жоффр отступает уже за Париж, не протестуют? То-то и оно… Я полагаю, что вы ведете честно общее дело союзников настоящих и будущих и сдерживаете аппетиты короля Карола — насчет венгров, и короля Фердинанда Болгарского — насчет Сербии, равно как и короля итальянского Эммануила насчет славянских земель… Я буду просить государя принять меня. Или поговорю с ним в телефон… Всего доброго, Сергей Дмитриевич. Благовещенский и Артамонов? Не сумеют удержаться… Да, тот Артамонов, который слишком много молился богу здесь, в Петербурге, и слишком мало занимался вопросами будущей войны… Хорошо, я буду ждать вашего звонка, Сергей Дмитриевич…

Закончив разговор с Сазоновым, Сухомлинов задумчиво сказал:

— Как ты слышал, сегодня я буду у государя. Быть может, все там и решится, ибо к вечеру он конечно же переговорит с великим князем в телефон. Так что Александру Васильевичу пока ничего не сообщай.

И горестно заключил:

— Если вообще придется что-либо сообщать…

Потом добавил мрачно и безысходно:

— Центральные корпуса второй армии окружены…

…Бугров вышел к набережной Невы подавленный. Закурив, он постоял немного, задумавшись, потом поднял голову, рассеянно посмотрел на Неву, где маленький пароходик натужно волочил огромную баржу, и почувствовал легкое головокружение и прислонился к пара пету, чтобы не упасть.

На набережной было как на Невском: деловито спешили куда-то черные чиновники и щеголеватые офицеры всех родов войск, иные катили на лакированных фаэтонах на резиновом ходу, обгоняли друг друга, как на скачках, особенно те, которые ехали с дамами, а тут еще автомобили трещали и чадили, как самовары, и шум стоял кругом, словно на праздник, но Бугров не обращал внимания на весь белый свет и стоял в полном одиночестве и чувствовал, вот-вот он потеряет сознание и упадет — в глазах все шло кругами.

Ухнула петропавловская пушка, возвещая полдень, а вслед за тем раздался испуганный голос:

— Капитан Бугров? Боже мой, Николай, что с вами? На вас лица нет.

Бугров только и увидел: белая косынка с маленьким крестиком, белый передник с большим красным крестом и румяное, как яблоко, лицо на белом фоне.

И более ничего не видел. Но еще мог сказать:

— А-а, опять вы, сестра Надежда?..

Надежда всполошенно подбежала к первому попавшемуся извозчику и властно крикнула какому-то важному господину в белом и в кокетливо сидевшей на голове соломенной шляпе:

— Освободите фаэтон! Быстро! Раненому офицеру плохо.

— Извольте, сестрица, — покорно согласился господин, приподняв шляпу, велел извозчику: — Отвези, куда прикажет сестра милосердия, — и обрадованно воскликнул: — Надежда Сергеевна! Вот так встреча!.. Здравствуйте, голубушка. Я же — Королев, ваш земляк. А раненый не штабс-капитан Бугров? Похож очень.

Надежда подняла глаза и узнала — и наскоро ответила:

— Капитан Бугров… Здравствуйте и помогите. Капитану очень плохо.

И они усадили Николая Бугрова в фаэтон и поехали втроем.

Так капитан Бугров Николай вновь попал в лазарет Вырубовой, и то было благо: на этот раз с раной было весьма плохо, но теперь операцию ему делала сама княгиня Гедройц, доктор медицины и старший ординатор Царскосельского лазарета царицы.

Стараниями Вырубовой…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

А посол Франции Палеолог, объехав некоторых друзей своих с именитыми фамилиями, отобедал в Английском клубе с великим князем Сергеем Михайловичем, поговорил с ним о снарядах и винтовках, которые дядя царя просил у Жоффра, и в упор спросил:

— А правда ли, ваше высочество, что ставке верховного боши навязали сражение в районе Сольдау? Было бы ужасно, если бы всевышний не помог нам в эти трудные дни. Вы не находите, ваше высочество, что ставка что-то скрывает от нас, союзников?

Великий князь потягивал шампанское, посматривал по сторонам и наконец ответил:

— Я нахожу, что моему племяннику пора прибрать к рукам ставку. Там развелось много бездельников, из-за которых мы и терпим неудачи при Сольдау, о чем пока никто не знает. Ваше здоровье, месье.

Палеолог, вернувшись к себе в посольство и просмотрев почту из Парижа, записал в дневник:

«Сражение, завязавшееся в районе Сольдау, продолжается с ожесточением. Каков бы ни был окончательный результат, достаточно уже того, что борьба продолжается, чтобы английские и французские войска могли переформироваться в тылу и продвинуться вперед. Русские на юге находятся в сорока километрах от Львова… В Галиции здесь они продвинулись почти на двести километров и захватили семьдесят тысяч пленных и триста орудий…»

А еще через день он писал уже панически:

«У русских в Восточной Пруссии большое несчастье: армия Самсонова уничтожена. Сазонов сказал мне, что он счастлив, что русские принесли эту жертву Франции. Я поблагодарил его, после чего мы перешли к текущим делам. В городе пока еще не подозревают о несчастье у Сольдау, но непрерывное отступление французской армии и быстрое продвижение немцев на Париж возбуждают в публике самые пессимистические предположения. Вожаки распутинской клики заявляют даже, что Франция скоро будет принуждена заключить мир».