Как дети (сборник) - Сергей Кумыш

Девушка была счастлива – абсолютно, безоговорочно. Ее улыбка предназначалась не только парню. Она улыбалась и ребенку, с присутствием которого внутри себя давно и так явно свыклась. Он еще не появился на свет, а она уже начала знакомить его с миром – улыбаясь, огорчаясь, все делая как бы вместе с ним.

Улыбка парня не была настолько однозначной. В ней присутствовала и нежность, и совместные волнующие, радостные ожидания. Но вместе с тем было понятно, что он не готов. Он лишь убедил себя в том, что любит, в том, что тоже ждет. Однако это было не совсем так.

Не развеянное, а просто глубоко скрытое сомнение читалось в его полуулыбке. Сомнение, о котором он и думать забыл или заставил себя не думать, на самом деле никуда не ушло. И сейчас они – счастливая пара, ждущая ребенка. Но если их будущее не кажется однозначным даже постороннему человеку, вчерашнему школьнику, что будет с ними на самом деле?

Тим понимал, что это скорее всего разыгравшееся воображение. И все же ему казалось, что он видит или ему хотя бы чуть-чуть приоткрыто возможное будущее этой пары. Новоявленный отец какое-то время продержится молодцом. Но потом, когда проявятся первые неоправданные ожидания, а они проявятся, даже если многое из загаданного сбудется, он начнет вспоминать. И его сомнения, как египетские мумии, не тронутые временем, выйдут на свет. Пожухшие, усохшие, но не утратившие первозданного облика. Вся эта внутренняя археология ни к чему хорошему не приведет, а он будет копаться, не сейчас, так через десять лет. Потому что его улыбка, скрывшая все, не смогла скрыть самого очевидного – он недостаточно любит мать своего будущего ребенка.

Когда объявили его станцию, Тим с облегчением вышел. Он точно знал, что не желает подобной судьбы. Ни себе, ни Даше.

9

В первый раз они поссорились из-за ерунды. Впрочем, из-за чего еще можно поссориться? Если есть проблема, ее решают. А ссорятся всегда из-за ерунды.

– Пожалуйста, не называй меня «мой молодой человек», – попросил однажды Тим, услышав, что Даша назвала его так, разговаривая с кем-то по телефону. – Говори лучше «мой парень». Дебильное выражение – «молодой человек». Как будто кто-то хлюпает и чавкает.

Даша ничего не ответила, только пожала плечами. С самого утра она была чем-то недовольна.

Тима удивляли внезапные перепады ее настроения. Случались они редко, но когда все же случались, он, как правило, не понимал из-за чего. Поначалу его это расстраивало, со временем стало слегка раздражать. Сперва он думал, что причина в нем, спрашивал Дашу, в чем дело, допытывался, что он не так сделал или сказал. Но ответы всегда были одинаковыми: «Ничего», «Все нормально», «Я в порядке» (в последней фразе было что-то киношное, как будто Даша – героиня американского фильма, плохо переведенного на русский язык; это «я в порядке» нравилось Тиму меньше всего). Теперь еще и этот непонятно откуда взявшийся «мой молодой человек». Раньше она так не говорила; упоминая о нем в телефонных разговорах, просто называла его по имени или говорила «друг» (тоже не ахти, но приятнее, чем «молодой человек» – так только бабушки в метро говорят, когда просят место уступить).

Когда в тот же день они выходили из автобуса и Тим, выйдя первым, подал Даше руку, она не ухватилась за него, только тихо проговорила: «Я сама могу спуститься».

– Даш, что происходит?

– Все нормально.

– Ага, да, «ты в порядке», я знаю.

– Не хами.

– А по-моему, это ты хамишь. Если я ничего тебе не сделал, зачем вести себя так, как будто я в чем-то виноват?

– Тима, у меня плохое настроение.

– Из-за чего?

– Много из-за чего. Но не из-за тебя. Серьезно.

– Зачем ты тогда мне это показываешь?

– Я тебе ничего не показываю. Просто я себя так чувствую. Если я при своем мол… при своем парне не могу расслабиться и поныть…

– Но ты не расслабляешься и не ноешь, – перебил Тим, – Ты просто ходишь и злишься.

Они дошли до ее подъезда.

– Ладно, вечером созвонимся, – сказал Тим.

Они небрежно поцеловались и разошлись. Впервые они прощались подобным образом. Раньше прощание растягивалось на долгие минуты, на десятки минут. А тут – просто дружеский «чмок». Как две подружки-блондинки. «Хуже оплеухи», – подумал Тим, идя в сторону автобусной остановки.

Вечером Даша позвонила первой.

– Ты как? – спросила она.

– Я нормально, – ответил Тим, – А вот ты как?

– Не сердись.

– Я не сержусь в общем-то. Просто не понимаю.

– Ну бывает у меня, понимаешь, накатывает что-то. Ты мне нужен, нужна твоя поддержка. Особенно в такие моменты. Ты будешь мне помогать?

– Да я и так вроде.

– Я знаю, прости. Увидимся завтра?

– Как будто у меня есть выбор, – сказал Тим.

– Выбор есть всегда, – ответила Даша.

– В таком случае, я не хочу, чтобы он у меня был.

Тим услышал короткий выдох – Даша ему улыбалась. И он улыбнулся ей в ответ.

10

В воскресенье он проснулся с сильной тошнотой. Сначала попытался понять, что же такого съел накануне вечером. Но потом вспомнил, что весь день вообще почти ничего не ел. Аппетит появился только к ужину, но в сжавшийся желудок поместилось совсем немного.

Тошнота была настолько сильной, что на первые несколько минут заслонила собой мысли и переживания, терзавшие его последние несколько дней. Тим оделся и, пошатываясь, пошел в ванную.

Когда он наклонился над раковиной, чтобы умыть лицо, ощущения стали настолько нестерпимыми, что, не выключив воду, он бросился в туалет и скорчился над унитазом. Постоял на карачках, пока рвотные спазмы не утихли, а потом вернулся в ванную.

Умываясь, он вдруг вспомнил Дашины слова: «Сегодня утром мне стало плохо. И, в общем, я не добежала до туалета. Мне пришлось все рассказать». И тогда он вспомнил все. Все последние несколько дней, вплоть до часов и минут.

Сначала вернулся страх и чувство собственной беспомощности. Но потом пришло ощущение, что страх этот инертный, вчерашний, уже как будто не вполне настоящий.

К завтраку тошнота прошла, и Тим поел, немного успокоив родителей, накануне окончательно решивших, что их сын чем-то болен. С некоторым удивлением для себя он отметил, что внешний вид отца уже не вызывает в нем вчерашнего умиления, а снова лишь недоумение, граничащее с раздраженностью.

Обычно воскресенья они проводили вместе с Дашей. Но сегодня он понимал, что все будет иначе. Ему не хотелось звонить ей. Точнее, он даже не решался всерьез подумать о том, хочет он этого или нет. И не был уверен, что Даша захочет его сегодня слышать или видеть. Оба ждали одного и того же, обсуждать пока было нечего. Впрочем, если кому-нибудь из них это действительно понадобится, они созвонятся.

Тим решил встретиться с Женей. С одной стороны, ему не хотелось ничего обсуждать, а с другой – понедельник уже завтра. Чтобы сформировать свое мнение о происходящем, ему надо услышать кого-то еще. А возможно, просто выговориться. Тим набрал Женин номер.

– Ох, ни фига себе, кто позвонил, – с веселым возмущением пробасил в трубку Женя. Окончив школу, они стали видеться гораздо реже, хоть и жили по-прежнему в соседних дворах.

– Жень, привет. Давай увидимся, – сказал Тим.

Они пошли на заброшенную детскую площадку, куда уходили раньше, чтобы Женя мог спокойно покурить вдали от родительских глаз, и где, как правило, происходили их самые важные разговоры. Теперь Женя не прятался от родителей. Но детская площадка с покосившейся каруселью и загаженной дворовыми кошками песочницей так и осталась главным местом их встреч.

– Ну, рассказывай, – сказав Женя, закурив «пелл-меллку». С шестого класса он курил одни и те же сигареты, по мнению Тима – самые вонючие в мире.

Тим сразу все рассказал. Женя слушал внимательно, вопросов не задавал. Только когда Тим более или менее посвятил его во все, он спросил:

– Ты ее любишь? – вопрос был неожиданно серьезным. Тим ждал чего-то вроде: «Да, чувак, ну ты и попал», а услышал то, что услышал.

Тим открыл рот, чтобы ответить, и остановился. Вообще-то он был уверен, что да. Во всяком случае, еще несколько дней назад точно был уверен. Но он вдруг понял, что они с Дашей ни разу не говорили о своей любви друг другу.

Он вспомнил, как однажды случайно подслушал Дашин телефонный разговор с подружкой. Подружка, видимо, спросила, как они собираются отмечать День святого Валентина, на что Даша со смехом ответила:

– Да никак. У нас каждый день – это День святого Валентина.

– Не знаю, – наконец сказал Тим. – Представляешь, я только сейчас понял, что мы ни разу друг другу этого не говорили. Ну, типа «я тебя люблю» и все такое. Как будто все было понятно. А оказывается, непонятно. Пока не скажешь, хотя бы самому себе, непонятно. Можно думать что угодно, что-то может казаться… Вот ты сейчас спросил, люблю ли я ее, и я уже собирался сказать «да» и вдруг понял, что вообще ни разу этого не говорил. У меня даже вопроса такого не возникало, люблю ли я ее. А раз не возникало, значит, все как бы понятно. Я теперь, кажется, понимаю, почему это называется «признаться в любви». Это действительно нельзя просто так сказать. В этом надо признаться. Оказывается, все не так просто.