Откуда я иду, или Сны в Красном городе - Станислав Борисович Малозёмов

ресторана «Заря», да так шумно, что узнал весь райцентр. Муж её ушел сразу, а моя через неделю после буйных скандалов. Стал я холостяком, сменил девушку ресторанную на корреспондентку районной газеты, потом директор Дома политпросвета была. И дальше менял я их как рубль в магазине на десятикопеечную мелочь.

А они все почти замужние. То есть мало того, что я как кобель жил, так ещё кайф свой приворовывал у законных мужей. Герой, так да распратак. Но у меня снова ни разу совесть моя даже не вякнула, после чего я сам решил, что я её вообще не имею, а значит и печалиться не о чем. Нет, так нет. Бывает, наверное. Но это страшное дело – жадность и воровство. Я понимал, что становлюсь совсем мерзким человеком. Но сил и, главное, желания стать чище и проще, не рваться вперёд по чужим головам – не было. Точно – не было.

Жил на всю катушку. Секцию бокса организовал. Тренера уговорил из Зарайска. Он нас учил десятерых. Мы с мужиками скидывались по двести рублей и он получал хорошую зарплату вместе с маленькой государственной. Его физруком фиктивно приняли в школу. А он туда и не заглядывал. Там парень уже давно работал. Нормально пошло и в спорте. Выигрывал я и район, и область, кандидата в мастера выполнил.

Дом райком мне дал хороший. Пятистенку кирпичную. Еда из райкомовских складов, машину купил без очереди. «Москвич четыреста третий». В пятьдесят пятом на первой жене по новой женился. Сказал, что люблю и с прошлым кобелизмом завязал. Так и живу с ней. Детей, правда нет. Я не хочу. Не люблю детей. Так же, как слабых и больных взрослых. Нет к ним ни любви, ни сочувствия. Я на просьбы жены родить ребёнка говорил, что ребенок может унаследовать мой характер и мои плохие качества. Запросто. Она, кстати, поэтому видно, со временем тоже расхотела. А сейчас и ей тоже сорок три. Какие теперь дети? Даже если захотим. Только подрастёт парень или девка, а нам уже и в гроб пора. Да…

Короче, через пару лет стали меня в райкоме выделять. Выступал на областных конференциях, Доклады первому секретарю только мне поручали писать, получил не понятно за что орден «Знак почёта», подвешенный на оранжевой пятиугольной колодке. Я, правда, секретарю нашему намекал, что выступаю с республиканских трибун, а на пиджаке одна медалька. Несолидно. Престиж района не виден. Ну, он орден за полгода и «пробил» мне. Отчёты о работе писал «липовые», в них врал натурально о том что, якобы, сделал. А на самом деле и не думал даже. Вот так. Но никто меня и не проверял. Зачем? Да и когда начальству пустяками заниматься? Дел своих выше головы.

Мы с третьим секретарём сдружились символически. То у меня коньяк пили дома, то у него. И трепались о политике, Ругали «главарей» бывшего ЦК ВКП (б) и нынешнего ЦК КПСС. Доверяли друг другу. О народе нашем, готовым на всё, но ленивом и в массе невежественном болтали матом. Был бы народ поближе к партии – быстрее бы в мировые лидеры выбился СССР. Это при хорошем-то образовании столько дураков. Странно же… Ну, я как-то ему между рюмками ляпнул, что я сейчас в такой силе нахожусь, что спокойно могу потянуть должность заведующего отделом. Он ничего не ответил, но через неделю меня позвал к себе сам первый и объявил, что изучил моё личное дело и в связи с уходом на пенсию заведующего отделом агитации и пропаганды он выставил на бюро мою кандидатуру. Я даже руку к сердцу прижал и поклялся поднять работу отдела на самый высокий уровень. И вот так прошло ещё два года.

В пятьдесят девятом, в июне, послали меня в Алма-Ату, в ЦК компартии КазССР на стажировку. Три месяца я там торчал. В ЦК всё было так же, как и у нас в райкоме. Подтасовки, подгон цифр и фактов, приписки и хвастовство. Там мне поручили написать отчет за квартал для Москвы. Я там такого напридумывал, что секретарь по идеологии вызвал меня, минут пять серьёзно разглядывал и сказал в конце короткого разговора, что я «далеко и высоко» пойду. Воодушевил. А в конце стажировки дал мне бумагу. Два листа и здоровенная печать на каждом.

Вышел я из кабинета, стал читать и чуть в штаны не наложил от удовольствия. Там было напечатано, что стажировку я прошел на отлично и секретариат бюро ЦК считает, что по всем моим данным я достойно могу рекомендоваться на должность секретаря райкома партии. Секретаря!!! А это уже почти бог в районе! Вот я тогда одурел от такой рекомендации. Пил неделю, в лучших кабаках столицы, с девками какими-то кабацкими в койках кувыркался в зюзю пьяный. И думал, что вернусь в Зарайск и первому секретарю своему сразу же отнесу, суну эту великую бумажку – пропуск в верхние слои партийной атмосферы. Больше ни чём не думал и даже супруге не звонил.

Ну, наш первый, «папа» райкома, дня три её потом изучал, позвал меня и спросил, как я сам считаю? Не рановато ли мне в секретари? Тридцать семь лет – юность партийная. А секретарь – это для взрослых. Я ему скромно говорю, что, мол, в ЦК партии Каз. СССР на уровне секретаря по идеологии вряд ли держат болвана, который в людях не разбирается. Разрешите, говорю, идти? Он мне: – Нет, погоди маленько. Я минуту подумаю. Снял трубку, позвонил куда-то, рассказал обо мне и в конце сказал «Ну и ладушки. Едет к вам, ждите».

И направили меня в Зарайский район, в центральный. Секретарём райкома по идеологии. От города три километра. Через мост переехал и ты уже в Зарайске. Я стал туда часто ездить. В обком ходил. Знакомился со всеми. А думал так, что найду здесь человечка, который в тесном контакте со вторым хотя бы секретарём. Нашел Алексея Игоревича Малышева. Он мне много рассказывал в ресторане «Целинный» про всех секретарей и к кому как подкатиться, чтобы он на меня внимание обратил и сделал «своим человеком». Большим людям ох, как нужны «свои».

Праведников-то и среди больших правителей нет. Все с прибабахами, вывихами и увлечениями извращёнными, которые руководителя крупного обгаживают с головы до туфлей. Если их на виду держать. А «свои» прикрывают, организуют «тёмные» мероприятия аккуратно. Никто про них не знает. Только «свои». Гулянки, охоты, рыбалки с весельем и девочками. Ну, короче – попал я скоро в «свои» благодаря Лёхе Малышеву. В очень приближенные, например, ко второму секретарю Мыскину Антону Петровичу. Тот баб любил и пострелять у какого-нибудь егеря в хозяйстве.

А я зарабатывать стал дореформенными сорок тысяч в райкоме на своей секретарской должности. Поэтому на «мероприятия» мы скидывались немалыми деньгами на питьё, патроны, закуску отменную и девочек. Им платили за «работу» как токарям шестого разряда. Машина была у меня персональная. Ну, так я весь этот блуд нашей компании и устраивал. Через это обком стал почему-то лучше относиться к Зарайскому райкому. Выделял нас. Справки хорошие про наше руководство посылал в Алма-Ату и в ЦК КПСС. И через два года, в шестьдесят первом перевели меня простым инструктором. Но уже в обком партии! По уровню – тот же секретарь райкома. Короче – несло меня вверх так, будто кто-то волшебной палочкой дирижировал.

И вот летом в шестьдесят втором году пошел по обкому слух, что кого-то из двух, из меня и Лёни Березина, инструктора орготдела, хотят выбрать заведующего отделом пропаганды обкома. Для меня, сорокалетнего партийного мэтра, это был трамплин, с которого потом хоть в секретари обкомовские прыгай, хоть в инструкторы ЦК компартии КазССР, откуда уже есть шансы и в Москву попасть. У меня аж сердце заныло, зашлось. Алма-Ата, Москва. Центральный комитет. Это ж какие высоты и возможности! Вот это жалкое жадное желание измучило меня. Почти не ел и сон как метлой смело. Спал часа по три. Думал, как мне Лёню скинуть с дороги? Надо было с Лёней сблизиться и сделать так, чтобы не он пошел заведующим отделом, а я. Узнал я где он живёт и пришел без звонка с бутылкой армянского. Березин удивился, но так, что даже я с трудом засёк. После этого вечера