Сумеречное состояние - Игорь Колосов

Хорошо еще, что он быстро нашел человека, который согласился его впустить и позволил так долго сидеть возле аппарата. И все-таки это было самым простым и легким. Куда сложнее дозвониться до нужного человека.

Одинокое Сердце понимал, что играет в «поймаем счастливый случай». Он сравнивал себя со стрелком, который с закрытыми глазами палит куда придеться в надежде, что подстрелит, например, стрекозу. Вероятность этого была минимальной. И хоть как-то приблизить эту самую вероятность можно, лишь используя громадное количество попыток. Даже при этом шанс оставался таким же минимальным, но Одинокое Сердце хотя бы не бездействовал.

Его поддерживала первая и пока единственная удача, когда он дозвонился до соседей и поговорил с мальчиком. После этого Одинокое Сердце уже не набирал разные номера, которые долго выуживал из памяти, и сосредоточился на одном. Когда на том конце отвечали незнакомые люди, Одинокое Сердце каким-то образом уговаривал их, чтобы они какое-то время не снимали трубку, несмотря не звонки. Он убеждал их, что номер принадлежит его родственнику, это такая путаница на телефонной станции, раз параллельно существует один и тот же номер в двух разных местах, но это вот-вот исправят, а пока ему нужно срочно дозвониться.

Но человек, которому принадлежал последний номер, не мог быть таким же терпеливым, как Одинокое Сердце. И он не выдержал — снял трубку.

— Слышь, ты, сколько можно? Я понимаю, у тебя какие-то проблемы, но это мой номер, понимаешь? Мой! Звони на станцию и разбирайся с ними! Слышишь?

— Послушайте, уважаемый…

— Я не собираюсь сидеть и слушать, как разрывается этот хренов телефон! И откуда я знаю, что это не мне кто-то звонит?

Одинокое Сердце позволил человеку выговориться, признал справедливость претензий. Тот замолчал, сопя в трубку, и, наверное, решил, что связь прервалась.

— Эй! Ты слышишь?

Одинокое Сердце не сдержал тяжелый вздох.

— Хорошо, я вас понял. Вы совершенно правы, — пауза. — Извините, вы не дали бы мне последние пятнадцать-двадцать минут? Или еще лучше полчаса? Полчаса, и я обещаю — на этом все. Я вас больше не побеспокою.

На другом конце ответили не сразу. Видимо, на человека произвела впечатление покорность в тоне и, конечно же, признание его правоты.

— Ладно, — буркнул он. — Только через тридцать минут ты больше не тренькаешь, понял?

Одинокое Сердце завел дешевый пластиковый будильник на полчаса и продолжил свое монотонное занятие. Без особой веры. Он напоминал себе человека, который в открытом море вычерпывает воду из поврежденной лодки до тех пор, пока она не затонет.

Когда он случайно глянул на будильник, до сигнала оставалось две минуты. На том конце сняли трубку. Одинокое Сердце хотел отключиться, чтобы не выслушивать претензии, но не сделал этого.

Он услышал голос Толика.

Арсений все еще стоял с трубкой в руке, когда из ванной вышла Лера и спросила, не случилось ли чего плохого. Арсений ее не слышал. Он по-прежнему находился в шоке. Смысл услышанного по телефону доходил до него с заметным опозданием.

Прошло не больше пятнадцати минут после разговора с Толиком на лестничной площадке, когда позвонила какая-то женщина и представилась женой Сергея. Она плакала, ее голос переполняла истерика.

Арсений не сразу понял, в чем дело. У нее что-то случилось, но Арсения как заклинило: лишь когда она сама сказала, что муж погиб, он понял, что должен был догадаться об этом с самого начала. Он хотел спросить, как это произошло, но оцепенел и не произнес ни слова.

Она все причитала, причитала, и Арсений почувствовал головную боль. Вряд ли боль вызвала эта женщина, ее причитания, но Арсений разозлился на нее, и это вывело его из прострации:

— Как Сергей погиб? — спросил он. — Его сбила машина?

Вопрос пришлось повторить — собеседница с трудом осознала, что ее о чем-то спрашивают.

— Нет, на него наехал какой-то мотоциклист. Эти придурочные рокеры так гоняют…

— Когда это случилось?

— Два часа назад.

— Мотоциклиста поймали?

— Я не знаю, не знаю. Я… Мне позвонили, сказали, что он в больнице, я поехала туда, я больше не… Мне больно, я боюсь…

Арсений вдруг осознал одну странность: женщина потеряла мужа, поехала в больницу, но уже через пару часов звонит малознакомому человеку, которого видела всего один раз. Почему? Она уже перезвонила ближайшим родственникам, а горе настолько сильное, что она по-прежнему хочет выговориться? Или она звонит потому, что Арсений был последним, кто приходил к ним в гости, а это для нее имеет какое-то значение?

Спрашивать напрямую, зачем она позвонила ему, Арсений не решился.

— Что я могу для вас сделать? — спросил он. — Говорите, не стесняйтесь.

— Нет, мне не надо… Мне уже не поможешь… Я…

Так какого черта ты мне звонишь, едва не заорал Арсений.

— Сергей… он просил сказать… Он повторял ваше имя и просил…

— Он что-то передал мне? — выдохнул Арсений. — Что?

Несколько долгих секунд женщина боролась с рыданиями.

— Он сказал, что вам… не надо бояться… Что это не то… — она запнулась.

— Что «не то»? — выкрикнул Арсений. — О чем он говорил?

— Я не знаю, — пробормотала несчастная. — Он больше ничего не сказал…

— Как ничего? Но я не понимаю, о чем он! Мне нужны пояснения! Это очень важно, понимаете?

— Он потерял сознание, а потом врачи сказали, что он умер.

Арсений замер, не в силах одолеть сумбур в голове, к которому примешивалось запоздалое чувство стыда. Он орет на женщину, только что ставшую вдовой, и считает, что его проблемы важнее ее несчастья.

— Он говорил про вас, — женщина заговорила более внятно и спокойно. — Поэтому я вам позвонила. Простите.

Она положила трубку.

Арсений стоял, а шок и растерянность отступали медленно, будто с неохотой. Жена обратилась к нему снова, но он молчал, и она ушла в спальню. Он смутно слышал ее плач, это вывело его из транса, вызванного гибелью Сергея, вынудило отвлечься на что-то другое.

— Валерка, ну что такое?

Он вошел в спальню, и жена тут же отвернулась, сделав вид, что перекладывает в комоде нижнее белье.

— Извини, что молчу, когда ты со мной заговариваешь. Я просто… Понимаешь, кое-что случилось… В общем, мой давний знакомый погиб, и я…

Арсений запнулся, не зная, рассказывать ли жене обо всех последних странностях. Он уже много раз хотел завести с ней этот разговор. Сейчас они оба находились дома, было еще не очень поздно, к тому же весть о гибели Сергея напоминала нокаутирующий удар. Казалось, сейчас наступил самый подходящий момент, чтобы обо всем рассказать жене и, наконец-то, хоть часть этого необъяснимого груза поделить с близким человеком.

И все же что-то Арсению помешало. Он вдруг увидел собственную ситуацию со стороны, и все эти странности показались ему абсурдом. Не только Дима на Земляном Валу, ночные звонки и лепет слабоумного, даже пробоина в стене возле Яузы и дом за оградой. Все это можно было объяснить, все без исключения. Везде Арсению чего-то не хватало. На Земляном Валу — нескольких секунд и яркого света, возле ВДНХ со слабоумным — ясности в его лепете. С Безликим, которого Арсений счел шпионом, он просто ошибся, приняв желаемое или наоборот не желаемое за действительность. Вот и Сергей сказал, чтобы Арсений не боялся.

Даже то, что случилось в детстве, казалось теперь игрой больного воображения испуганного ребенка. Разве это реально, чтобы мальчик застал дом дедушки пустым, не достучался до соседки, не увидел ни одного ребенка, с которыми он играл в прятки? Может, Арсений сам во всем виноват, и что-то происходит с его психикой? Говорят, шизофреник никогда не кажется себе шизофреником. И Арсению лишь кажется, что он не изменился, а некие напасти творятся вокруг него?

Он молчал, его губы дрожали. Мысль, что он откроется жене, и это станет последней чертой, после которой ему ясно дадут понять: ты приплыл в вечный оазис, эта мысль нагнала на него ужас. Ничего удивительного, что он так и не решился посвятить Леру в свои проблемы. Он даже с готовностью переключился на другое — принялся успокаивать жену, обнял ее, стал возбуждать.

Лера повернулась к нему, выдавила улыбку. Отстранилась. Поблагодарила за внимание, но… сегодня у них ничего не будет. Как Лера, улыбаясь, говорила в прошлом, «заплакала киска».

Арсений не расстроился. В теперешнем состоянии ему было не до интима. Он лишь хотел отвлечься, выудить у самого себя паузу, но, по большому счету, пятнадцать-двадцать минут ничего бы не дали. Оттягивать — не значит решать.

Арсений подумал, не завалиться ли спать, все равно раньше завтрашнего утра он ничего не предпримет. Мысль показалась дельной и правильной.

Но сегодняшний день, такой длинный и богатый событиями, еще не закончился.