Европад - Любовь Зиновьевна Аксенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два больших бассейна под окнами ловили отражения лазерных штучек. Теннисные корты, подземные гаражи, кегельбан погружались в темноту с наступлением сумерек. Лишь вечным праздником пылала ночная жизнь: рестораны, бары, казино.
Все номера с огромными лоджиями выходили, а по ночам словно бы выплывали на море. Прохладно и таинственно шумел под ними прибой. С тыльной стороны тянулась стеклянная галерея — корма, уходящая в небо.
Апартаменты на двенадцатом этаже, ближе к левому краю, занимал американец со странной для испанского уха фамилией — Пивоваров. Запомнить ее не имелось никакой возможности. К счастью, в этом не было необходимости. Господин Алекс, или Александр, если произносить полностью паспортную запись, был мечтой обслуги в любом отеле. Он не докучал жалобами на шумных соседей и громкую музыку в ресторане, не требовал менять номер по любому поводу, как недавно разбогатевшие дамы из России: мол, за свои деньги имею право!
Нет. 10 августа он прилетел из Берлина, был доставлен поджидавшим гостей автобусом из Барселоны, попросил этаж повыше и растворился в потоке людей. Хотя шел только первый год нового века и слова «11 сентября» еще ничего не говорили людям, в отеле принимались необходимые меры безопасности. Оформление гостей фиксировалось скрытой камерой в памяти компьютера. Хозяин отеля кое-что понимал в технике и стремился идти в ногу с прогрессом. Записи хранились до благополучного отъезда. Затем затирались новыми изображениями «бледнолицых», как называли между собой в регистратуре вновь прибывших.
Тупому автомату все равно, что запоминать: голливудскую диву или старуху, которая из одного упрямства притащила свои кости на средиземноморский песок. Но он объективен. Под номером 1230 можно было увидеть крепкого мужчину, никак не старше сорока лет, среднего, по нынешним временам, роста, где-то около ста восьмидесяти, с широкой грудью и крепкими плечами. При желании в волосах можно было обнаружить первые сединки, хотя лысины еще ничто не предвещало. Одет он был добротно, не вызывающе. Фирменные джинсы, дорогие кроссовки, белая рубашка, легкая куртка.
С первого же дня — размеренный, рациональный, разумный отдых. Ранним утром — зарядка с гантелями на лоджии, солнце едва успевало оторваться от морской поверхности, потом завтрак без излишеств. Многие набрасывались на шведский стол с энергией бедняков. Огромные блюда заполнялись колбасами и ветчиной, салатами, птицей, рыбой, запивались соками и кофе. Алекс предпочитал морскую кухню: креветки, лангусты, устрицы. Минеральная вода, стакан сока.
Чуть позже — море, главная радость. Никаких табло с температурой воды не было, да и нужды в них тоже. Разгар сезона, вода не меньше двадцати пяти. В конце июля возле Неаполя и в Сочи бывает теплее, но и этого вполне достаточно для нирваны. Входил в воду. Под завистливые взгляды заплывал на сотню-вторую метров, подальше от копошащейся возле моря толпы. Потом — вдоль берега и назад.
У каждого из отдыхающих был свой персональный лежак и шезлонг под зонтиком. Точнее, с утра можно было занимать любой свободный, но так получалось, что все старались размещаться на привычных местах, особенно те, кто приходил на море пораньше. Для закрепления места бросалось что-либо из одежды или огромное цветастое полотенце. Все это нередко валялось до темноты. Никто не опасался, что пляжную сумку пригребут или позарятся на одежду, часы.
К десяти вечера гостиничный пляж, огражденный незаметной сеткой, закрывался. Вдоль моря летом вечно бродит хиппующая молодежь. Недосмотри — устроят ночевку, разожгут на берегу костер. Убирай тогда утром банки из-под пива, окурки, использованные презервативы. Нечего делать бродягам в частных владениях богатого отеля. Порядок выверен и отшлифован десятилетиями. Все для постояльцев, ничего для голытьбы.
Ленивый испанец в годах обходил свои владения, собирал зонтики, складывал шезлонги, с особым удовольствием подбирал забытые вещи. Они предвещали чаевые, иногда немалые. Богатые люди в массе очень прижимистые. Но если взбредет в голову, перед отъездом — чего тащить домой ненужные бумажки? — или после удачного любовного приключения могут отсыпать столько, что за месяц не заработаешь.
Вот и сегодня улов. Какая-то дамочка оставила пляжную сумку с кремами от загара, запасными одежками и модным журналом. Хосе даже вспомнил, кто это. «Вроде бы француженка. Да, конечно. И журнал из Парижа. Эта дамочка с торчащими в разные стороны разноцветными волосами (внучка Хосе называет их перьями) при виде очередного ухажера не то что сумку — голову потеряет. Buvons, dansons, chantons et aimons! (Пьем, танцуем, поем и любим!) Можно будет завтра попробовать, в шутку, конечно, предложить ей выкупить свою потерю».
Хосе с трудом читает, тем более пишет по-испански, но поболтать горазд и по-французски. «Caramba! Можно попытаться… Это с немцами не пошутишь». Он как-то затеял такой разговор, сам был не рад. Больно они серьезные, даже на отдыхе.
Что же на этом лежаке? Полотенце, мужские брюки, пляжные туфли. «Аккуратно сложим в мешок, в карманы не заглядываем. Не разрешено правилами. Так лучше. Бывает, что начинаются разговоры о пропаже того, другого… Кто здесь размещался? Неужели пловец? Здорово он вдоль берега отмеривает, сразу видно мастера. Разными стилями. То кролем, чаще брассом. Как намахается, отдыхает на спине. Такой не утонет».
Сам Хосе всю жизнь возле моря, но плавает едва-едва. Все как-то недосуг было, с юных лет работал, семье помогал. Как женился да свои дети пошли, только успевай зарабатывать. Вот сыновья — дело другое. Старший плавает, как дельфин, от воды не отгонишь.
Замысел с француженкой удался на славу. Они устроили целый спектакль.
— О-ля-ля! — игриво восклицала мадам. — Где моя сумка? Где мой журнал?
Она придуривалась и веселилась. Похоже, вчерашнее приключение пошло ей на пользу и все еще не было забыто.
— Я выкуплю все в твоей лавке потерянных вещей! Ca ira! (Да будет так!) Десять песет — это много или мало? Я каждый
