Самосожжение - Юрий Антропов

А между тем горящий Гей метался в горящем круге.

Репортер и оператор даже не пытались помочь ему.

И вокруг — ни души.

Обыватели сидели у телевизоров.

Тихо было, как на пустой планете.

Только потрескивало пламя.

А горел уже не только Гей, но и асфальт вокруг него.

Телевизионщики были, наверно, в шоке.

Поначалу они, вероятно, думали, что это нечто вроде шантажа. Хотя самосожжение в последнее время случалось частенько. В отличие от XVI века, когда подобные костры разводила святая инквизиция. Но тогда, как это ни парадоксально, человечеству не угрожала гибель. Впрочем, обо всем этом в роковую для Гея минуту не рассуждал, пожалуй, ни один телезритель в мире. За исключением того, кто стоял у экрана с хронометром в руках.

Гей горел уже шестьдесят секунд.

Обыватели в азарте и ужасе замерли у телевизоров.

Как замерли бы они и в момент старта ракет перед началом третьей мировой войны, если бы этот старт показать по программе интервидения.

Кстати заметить, порядковый номер этой последней в истории человечества войны можно и не писать, потому что изучать ее историю будет уже некому.

Интересно, а что делали в эту минуту президенты? Особенно те, которые любят порассуждать о правах человека, о самой передовой системе в мире, ну и так далее. Неужели ни одного из них не вывело из шока даже то обстоятельство, что самосожжение человека на площади публично опровергало предвыборные декларации президента, в которых, как водится на Западе, велеречиво говорилось о том, что высшей целью служения президента на этом высочайшем посту является благо народа? Лозунги были стереотипные. В единстве с народом — сила президента. В единстве с президентом — сила народа. Нечто подобное говаривал еще в тридцатые годы главный герой романа Роберта Пена Уоррена «Вся королевская рать», губернатор одного из штатов Америки, потенциальный кандидат в президенты. То есть у этих лозунгов традиция была давняя, стойкая, будто перераставшая в социально-общественную потребность; она заключала в себе некую психологическую тайну извечной попытки единения не только президента и народа, но и народа с президентом, что как бы даже осуществлялось уже в период избирательной кампании, а также позднее — в моменты всевозможных парадных мероприятий. И вот на тебе! Вдруг выходит на площадь человек из народа и сжигает себя на глазах президента! Брешь в единстве, да еще какая…

Между прочим, самосожжение Гея видно было и в космосе. Два космонавта, мужчина и женщина, позднее докладывали в центр управления космическими полетами, что самосожжение человека на Земле выглядело, наверно, куда более зрелищно, нежели костер инквизиции. Ведь колдун или колдунья оставались привязанными к горящему кресту, а Гей как живой факел метался в центре огненного кольца. Это был не самый худший цирковой номер человечества, как мог бы отметить бог, если бы он и впрямь находился на седьмом небе.

Но спасли Гея не президенты, не космонавты и не бог. На экране телевизора появилась машина. Кажется, марка «Лада».

За рулем была женщина.

С огнетушителем в руках она метнулась за горящий круг и направила пенную струю на безумный факел.

Может быть, это была жена Гея?

Акт милосердия, за который теперь ему предстояло платить смертью не менее мучительной — уже в больнице.

И человек с хронометром сказал мне, что он все же представил себе, как на экранах телевизоров замерцала, запульсировала звезда — символ пяти континентов.

Сигнал чрезвычайной президентской связи, совмещенной с каналом интервидения.

В апартаментах звонившего, главы одного из ведущих государств, чье название вместе с именем президента обозначилось на экране, как бы появился его старый коллега, лидер другой могучей державы, в которой произошло самосожжение человека.

Президенты сидели в креслах лицом друг к другу. Между ними пылал камин — будто один на двоих. Программа подобных диалогов предусматривала показ того или иного антуража, что вызывало у телезрителей ощущение реальности происходящего на экране. Увы, человек всегда хочет верить в реальность происходящего. Особенно когда дело касается политики. Поэтому нелишне теперь указать, что президенты были в халатах, какие надевают по вечерам простые смертные, и этот странный на первый взгляд внешний вид глав крупнейших государств, которые, казалось, даже спать должны в парадных костюмах и при галстуках, нисколько не противоречил протоколу телевизионного паблисити в чрезвычайной ситуации, более того, эти дополнительные бытовые реалии говорили о том, что самосожжение Гея было воспринято президентами — во всяком случае, тем, который первым нажал клавишу ЧПС, — как событие экстраординарное. Тут уж даже самому отсталому телезрителю из какой-нибудь страны так называемого третьего мира становилось понятно, что человеческая жизнь, точнее, жизнь любого индивидуума homo sapiens значительно подорожала со времен инквизиции, когда объятый пламенем гражданин привлекал внимание королей лишь как наглядное доказательство отлаженности государственного механизма.

— Сэр! Этот человек сделал заявление перед самосожжением? — была первая президентская фраза.

Произнес ее молодой президент, который первым нажал клавишу ЧПС. Он задал этот вопрос без ненужного в данной ситуации традиционного приветствия, спросил с тревогой, сохраняя, однако, безупречную вежливость в голосе, чтобы сцена не напоминала допрос.

— Пока я не знаю, — откровенно признался старый президент. — Но оперативное расследование уже началось… — На экране было видно, как президент нажал клавишу маленького селектора. — Вы установили телесвязь с репортером? — спросил он своих невидимых помощников.

— Да, сэр! — был ему мгновенный ответ. — Но только с оператором. Репортер находится в обмороке.

— Вот как! — Старый президент заметно смешался. — Пусть говорит оператор… Дайте голос! — быстро добавил он, сообразив, что растерянный вид оператора может произвести на телезрителей удручающее впечатление, которое смазало бы восприятие широкой публикой этого момента чрезвычайного паблисити, о чем растрезвонят завтрашние газеты.

И те, кому следовало понять президента, поняли его без лишних слов. За кадром возник лишь дрожащий голос оператора, а изображения его не было.

— Этот Гей заявил, что хочет сжечь себя в знак протеста против гонки ядерного вооружения, против милитаризации космоса…

Президенты посмотрели друг на друга.

— Разве нельзя было остановить этого человека? — спросил молодой президент, спросил, разумеется, своего коллегу, старого президента.