Письмо - Евгений Блажеевский

ФРАГМЕНТЫ ДИАЛОГА С АНТОНИНОЙ ВАСИЛЬЕВНОЙ

— Лаврентий Берия мужчиной сильным был.Он за ночь брал меня раз шесть…Конечно,Зимой я ела вишню и черешню,И на моём столе,Представь, дружочек,Всегда стояла белая сирень.

— Но он преступник был,Как вы могли?— Да так,Я проходила мимо дома Чехова,Когда «Победа» чёрная подъехалаИ вылезший полковник предложилПроехать с ним в НКВД…О Боже,Спаси и сохрани!..А за угломБыл дом другой,И я ревмя ревела,Когда меня доставили во двор.

Но расторопно-вежливый полковникПомог любезно выйти из машины,По лестнице провёл проходом узкимИ в комнате оставил у бильярдаНаедине со страхом ледяным.Прошло минут пятнадцать…Я пришлаВ себя,Когда раскрылась дверь внезапно,И сам Лаврентий вышел из-за шторыИ сразу успокоил,ПредложивСыграть в «американку» на бильярде.

— Как это страшно!..— Поначалу страшно,Но я разделась сразу, —В этом домеКрасавицы порою исчезали,А у меня была малютка-дочь.

Да и к тому же это был мужчина —В любое время деньги и машина,Какая широта,Какой размах!

Я отдавалась, как страна — грузину,Шампанское — рекой,Зимой — корзиныСирени белой,Он меня любил!..

— Но он сажал,Расстреливал,Пытал!.

— А как бы ты с врагами поступал?Не знаешь…И поймёшь меня едва ли.А он ходил в батистовом белье,Мы веселились,Пили «Цинандали»,И шёл тогдаПятидесятый год…

«Сегодня проносятся бесы…»

Сегодня проносятся бесыНад мокрою мостовой.Мой город, без интересаРасстанемся мы с тобой.

Метель окружает, свищетС пронзительною тоской.Незримое пепелище:Козицкий… Страстной… Тверской…

Несбыточность кажется жалкой:Так в десять, в пятнадцать такПытаются зажигалкойРассеять вселенский мрак.

Но тут появляются гости,Бутылка на пьяном столеС наклейкой, где — кожа да кости —Ведьма летит на метле.

Но гости уже, как потери,О коих не стоит жалеть.Прощайте, друзья из артели,Желающей голос иметь.

Прощайте, поэты-Корейки!..Вперёд протянув пятерню,Тяжёлые бедра еврейкиУстало к себе притяну…

Родная, о прошлом ни звука…К чему канитель и возня,Когда нас разводит разлука,Тоску под лопатки вонзя!

Мне холодно в этом просторе,Где пусто — зови, не зови —И ложью попрали простоеПонятье добра и любви.

Мне холодно в шумной толкучке,Где роком больна молодежь,Где ты до горячки, до ручкиВдоль сточной канавы дойдёшь.

Где нам, захлебнувшись минутой,Не выжить в строке и в мазке.О, бесы, что рыщут в продутойИ полубездомной Москве!..

ДРУГУ

По улице Архипова пройдуВ морозный полденьМимо синагогиСквозь шумную еврейскую толпу,Сквозь разговоры об отъезде скором,И на меня — прохожего —ПовеетЧужою веройИ чужим презреньем.

И будет солнце в медленном дымуКлониться над исхоженной Солянкой,Над миром подворотен и квартир,В которых пьют «Кавказ» и «Солнцедар»По случаю зарплаты и субботы.

И будет воздух холодом звенеть,И кучка эмигрантов в круговертиТолкаться,ВыяснятьИ целоваться,И будет дворник,С видом безучастным,Долбить кайлом,Лопатою скрести.

И ты мне будешь объяснять причинуОтъезда своегоИ говоритьО праве человека на свободуДуши и слова,Веры и судьбы.

И будем мы стоять на остановке,Где гражданин в распахнутом пальто,Такой типичный в этой обстановке,Зашлёпает лиловыми губами,Но только кислый пар,И ни гу-гу.

И ты меня обнимешь на прощанье,А я увижу рельсы,По которымУедешь тыИскать и тосковать.

Ох, это будет горькая дорога!..И где-нибудь,В каком-нибудь Нью-ЙоркеЗагнутся рельсы,Как носы полозьев…

Свободы нет,Но есть ещё любовьХотя бы к этим сумеркам московским,Хотя бы к этой милой русской речи,Хотя бы к этой Родине несчастной.Да,Есть любовь —Последняя любовь.

Обращаюсь к тебе, хоть и знаю — бессмысленно это,Из осенней Москвы обращаться к тому, кто зарытНа далёком кладбище далёкого Нового Света,Где тебя Мандельштам не разбудит и не озарит.

Твои кости в земле в тыщах миль от московских околиц,И прощай ностальгия — беда роковая твоя!Но похожий лицом на грача или, скажем, на Мориц,Хлопнул крышкою гроба, души своей не затворя.

И остался твой дух — скорбный вихрь иудейской пустыни,Что летает по свету в худых небесах октября,Что колотится в стёкла и в души стучится пустые,Справедливости требуя, высокомерьем горя.

Но смолчали за дверью в уютной квартире Азефа,Чтобы ветер впустить — не нашлось и в других чудака.Лишь метнулась на лестницу кошка сиамская Трефа —Ей почудился голос в пустых парусах чердака.

Это голос хозяина звал ошалевшую кошкуИ ушёл по России, и сгинул за гранью границ,И оставил раскрытым в ночи слуховое окошко,Словно вырвалась стая каких-то неведомых птиц.

И навеки пропала за серой стеной небосвода,И растаяло эхо, идущее наискосок…Поколение это другого не знало исхода:Голос — в русское небо, а тело — в заморский песок.

И когда колченогий режим, покачнувшись, осядет со скрипом,То былой диссидент или бывший поэт-вертопрахНа развалинах родины нашей поставит постскриптум:Только прах от разграбленной жизни остался, лишь пепел да прах…

«Беспечно на вещи гляди…»

Беспечно на вещи гляди,Забыв про наличие боли.— Эй, что там у нас впереди?..— Лишь ветер да поле.

Скитанья отпущены намСудьбой равнодушной, не боле.— Эй, что там по сторонам?..— Лишь ветер да поле.

И прошлое, как за стеной,Но память гуляет по воле.— Эй, что там у нас за спиной?..— Лишь ветер да поле.

ОБСТАНОВОЧКА

Вы не ругайтесь,Я сейчас уйду.Я на подъём необычайно лёгок —Лишь рукопись да выходной костюмчик,Лишь только фото бабушки да мамы,Лишь простынюЗасуну в саквояж.Вы не ругайтесь из-за чепухи.Пустое.Я однажды не ужилсяВ квартире,Где бутылки —Вместо книг —На стеллажах стоялиИ виселаНа гипсовой,Такой бугристой шееУ шадровского пролетарияЗачем-тоМедалька чемпиона Украины.

Вы не ругайтесь из-за чепухи.Ведь комната — не женщина,ОставитьБрюзжащихМатерящихся соседейБольшое удовольствие,Поверьте.Я ухожу.Пожалуйста, проверьтеНа кухне газИ потушите свет.Я ухожу,Вы только не ругайтесь.Моя квартира не имеет стен,Её картины не имеют рамОна свистит,СмеётсяИ течёт,Визжит на поворотахИ кричит.Мои диваны в скверах,А комодыМои —Многоэтажные дома.В одном из них,Любезные соседи,Сидите вы,Как черти — в табакерке.Я ухожу.Вы только не ругайтесь.Мне весело.

Какой блаженный бред —Поставить кошке клизму под диваномИ вылететь из ванной в вентиляцию,И пригласить любимую под крышу!..Дивана нет.И ванной нет.И крыши нет.

Целуй меня на площади Восстания!Гостиную мне эту предоставилиИ жизнь,И ЖСК,И Моссовет!..

ПЕРВЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ