Письмо - Евгений Блажеевский

«В том мире, где утро не будит тебя…»

В том мире, где утро не будит тебяНадеждой в оконном квадрате,В том мире, где больше не будет тебяНа старой арабской кровати,В той жизни, которую выстроил самСвоей утомлённой рукою,И время течёт по моим волосамНезримой осенней рекою,Нам больше встречаться уже ни к чему,Привыкни к дурдому, которыйПод «Сникерсы», «Мальборо» и ветчинуКиоски отдал и конторы.

Я больше к тебе никогда не приду —Любовь не имеет возвратаМы встретимся, может, в последнем годуВ долине Иосафата[3].

ВЫСОЦКИЙ

Я хочу видеть этого человека.

Мучительный оскалСурового лица,Весёлая тоска,Хохочущее горе,И голоса пивных,И голос удальца,И злая хрипотцаВ гитарном переборе.

Но вот оборвалась,Поправшая запрет,Гитарная струнаИ нет вестей с Таганки,И выброшен билет,И он сошёл на пред-последнемИ безлюдном полустанке.

Повсюду рос бурьян —Растенье сатаны,И рыбья головаПлыла в похмельной пене.Но голосом большойИзмученной страныЕму казалось собственное пенье.

И он шагнул туда —За тишину оград;Внизу играл овраг,Белели чьи-то кости,И положил своюГитару наугадС рязанской лирой на одном погосте.

«Мелькала за кровлею кровля…»

Мелькала за кровлею кровля,Но лес подступал всё смелей,И шла вдоль дороги торговляДарами садов и полей.

И охра вдоль ярких обочин,Как проседь — на тёмных висках,Мелькала, и без червоточинЛежали плоды на весах.

Согбенная, словно старушка,Что смотрит на тихий погост,Порой возникала церквушкаВо весь перекошенный рост.

Мы ехали к другу, которыйВ родной деревеньке исчез.Вокруг пролетали просторы,Рябил облетающий лес.

Мы знали, что песенка спета,И грусть наплывала, как дым,Но бабье прекрасное летоТекло за стеклом ветровым…

«Профиль стула, напоминающий букву „h“…»

Профиль стула, напоминающий букву «h»,Зеркало, вобравшее смуту осенней ночи,И душа, пополняющая нелепый багажВпечатлений от бессонницы, а короче —Меловое безумие света в моём окнеИ сияние нимба торжественное, как на иконах…Говорят, что души умерших лежат на луне(если верить Ванге, то в продолговатых флаконах).Только кто мы и что мы в немыслимой бездне лет,Коли наша судьба: произвол, слепота, беспечность…И не надо замысла, чтоб сколотить табурет,И не нужно губ, чтоб в пространство вдохнуть бесконечность…

«Несовпаденье. Путаница карт…»

Несовпаденье. Путаница карт.Ещё не вечер, но уже не утро,Готовое направить свой азартПо голубой спирали перламутра

Туда, где сад особенно тенистИ звонкий лёд кладут в стаканы с виски,И, ставший на колено, теннисистШнурует кеду юной теннисистке.

Когда ты это видел и при чёмКартинка под Набокова, где ЕваНе яблоком, но теннисным мячомНа корте искушает пионера?..

Откуда этот непонятный пластВоспоминаний, наслоенье ила,Когда тебя негаданно обдастВолной того, что не происходило?..

И ты живёшь, как будто по другойПрограмме телевиденья в концертеУчаствуешь, и нету под рукойНи жизни доморощенной, ни смерти!..

«Словно плесень на тёмном сафьяне…»

словно плесень на тёмном сафьянепред глазами плывут кругииз десятого века славянеабрикос в лице кураги

говорили идите лесомгде на склон наплывает склоня всегда считал эдельвейсомголубой гранёный флакон

за поляною лес замшелыйпродолжал свои горы гнутьах какая была у Анжелыв ту весну голубая грудь!

ИРОНИЧЕСКАЯ ЭЛЕГИЯ

О, я хотел бы статьТаким как тот повеса —Московский ДюруаИз винных погребов,Что женские сердцаНа ниточку повеся,На Пушкинской стоял,Как продавец грибов.

О, я хотел бы статьИ гордым, и бесстрастным —Надменные глаза,Вишнёвый «шевроле»…Чтоб женщинам вокруг,И сытым, и прекрасным,Внушать любовь, держаЛадони на руле.

Но вышло всё не так.Я не того замеса,Иду на поводуРаздумий, а не фраз.И женщины во мнеНе видят интереса —Им нужен лёгкий смех,Витиеватый фарс.

И не нужны стихи —Волшебные названья.Желаннее всегдаГусар или пошляк.У женщин есть своиБольшие основаньяНе понимать, увы,Поэзию никак.

Им надобно спешитьНа собственном рассветеЗатем, чтоб разменятьНевинности жетон.За дурости своиОни всегда в ответеИ трудною судьбойИ круглым животом.

Но то, что есть они, —Какое это чудо!..Пускай во мне тоска,Пускай сомненья жгут —Я верую в любовьИ не умру, покудаНадеждою богат,Хотя меня не ждут.

И пусть я не кумирДля милых, а поклонник,Который «ничего»,Который «всё равно»,Кладу, пока темноЦветы на подоконникИ помогает мнеПриятель Сирано…

НИНА

Есть женщины,С которыми лежатьВ постели —Бесконечное блаженство.Они не для театров и беседНа, якобы, возвышенные темы.Их свитера, и юбки, и пальтоВульгарно-противоречивы.С нимиВсегда чуть-чуть неловко,Но когдаОдна из этих чувственных особ,Решив отдаться,С грацией кошачьейМедлительно выходит из бельяИ выпускает груди,Как пружины,Стеснённые обивкою дивана,И непременно в трусиках ложится,Чтобы ещё немного потомить,То понимаешь:Этих женщин портитСтыда и моды пышный камуфляж,Что ты сейчас ослепнешь…Нина С.Была из этой сладостной породы,У коейМежду телом и бельёмВсегда и неожиданность, и тайна,Которую не осознать…А так,Какая в Нине тайна?Ну, росла,Ну, в институт ходила,ИзучалаЯзык английскийИ мечтала встретитьВысокого брюнета на Арбате,А встретила меняИ увлеклась…Но ненадолго,Я же — навсегда,Поскольку не могу понять секрета…

Напрасно ищуНачало нашей весныВ бесцветных глазахХозяйки магазина,Торгующего свёклой.Неужто любвиНе было и в помине?..И что общегоУ тебя с этой тёткой,Кроме паспорта, Нина?!

«„No smoking!“ И поплыло прочь…»

«No smoking!» И поплыло прочьПространство чёрное, как сажа.И самолёт рванулся в ночь,Изнемогая от форсажа.

Поправив привязной ремень,Он думал: «Скоро буду дома…»Остались под крылом ТюменьИ угольки аэродрома

Гуденья стелющийся звукСлегка давил на перепонки,И он решил вздремнуть, но вдругУвидел женщину в дублёнке.

Она сидела впереди,С ней под руку — майор в шинели…И что-то дрогнуло в груди,Как будто запахом «Шанели»Неуловимым, как веснаВ начальном робком варианте,Пахнуло в душу, и ни сна,Ни высоты, —                    лишь на верандеПод ослепительной лунойКогда-то целовались двое…В другом краю, в стране инойМогло произойти такое.

И разом вспомнились емуЗаезженная на рефренеПластинка и дома в дымуЦветущих яблонь и сирени…

Но, снявши головной убор,Вся развернувшись волосами,Смотрела женщина в упорНеузнающими глазами.

А он зажмурился, грустяПо той подруге лучезарной.Лицо — семнадцать лет спустя —Пугало яркостью базарной.

В салоне приглушили свет,И он подумал: «Где мы, кто мы,Когда иных на свете нет,А эти просто не знакомы?..»

ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР