Мессианский Квадрат - Ури Шахар

– И теория относительности? – нервно смеялся папа.

– И теория относительности! – терпеливо втолковывал я. – Ты знаешь, что когда Эйнштейн посетил однажды подмандатную Палестину, он встречался с равом Куком, и тот привел ему мидраш, в котором говорится, что время в разных мирах течет с разной скоростью.

– Сравнил! Теорию Относительности — с каким-то мидрашом! Ты лучше вспомни, какое у вас отношение к женщинам! Ты мне сам объяснил, что свадьбы по субботам не играют по той причине, что свадьба – это торговая сделка. Торговая сделка! – кричал оскорбленный отец. – Ты сам говорил, что жена – это собственность мужа? Говорил?

– А ты мне разве не говорил, что по Локку вообще все сводится к собственности, даже мысли? Если мысли – это собственность, то почему жена не может быть собственностью?

– Я не могу этого слышать! – страдальчески кричал отец,  вскакивая из-за стола. – Эти  йешивы просто какие-то машины времени. Берут нормального парня, погружают его в первый век до нашей эры, а потом возвращают в тот же календарный год с совершенно отшибленными мозгами…

Ну, про отшибленные мозги я не комментирую. А в принципе он был не совсем прав. В наших сионистских йешивах культура была в почете. Во всяком случае, наши раввины учили нас не превозноситься над светскими. Но в ту пору я придерживался по этому вопросу собственного мнения.

– Иногда у меня возникает такое ощущение, что я не с евреем говорю, а с неандертальцем! Разве этого мы хотели, – рычал отец, ища у мамы поддержки,  когда ходили в Москве на пасхальные седеры?

– Да не заводись ты, – успокаивала мама. – Юрочка у нас –  увлекающийся, и в голове у него не все сразу укладывается. Потерпи немного, все утрясется...

Острый период моего «проповедничества» в кругу семьи в самом деле длился недолго, но отцу слишком хорошо запомнился, и он продолжал относиться к моей вере с опаской. В последнее время я старался не упускать случая побывать дома и сгладить впечатление от тех резкостей, которые мы наговорили друг другу. Однако Рош-Хашана, как и следующий за ним Йом-Кипур, было принято встречать в стенах йешив. Родные меня, в общем-то, даже и не ждали.

– Как бы родители к этому не относились, – резюмировал я, – встречать Новый год принято в йешивах.

Послышался шум приближающейся машины. Сарит выскочила с обочины на дорогу и требовательно замахала тонкой загорелой ручкой. У меня перехватило дыхание, я машинально потянулся к ней, чтобы вернуть обратно, но машина уже промчалась мимо.  

– Ты поосторожнее не могла бы? Забыла, что сегодня было?

– Это другое дело, там нарочно задавить хотели! Как бы узнать, что там с этим парнем? Потеря сознания — плохой признак, возможно внутреннее кровоизлияние.

– А ты откуда знаешь?

– У меня мама врач.

– Как только до телефона-автомата доберемся, позвоним в больницу.

-     Побыстрей бы уже, – маялась Сарит. – Ты не знаешь, который час? Как бы нам тут не въехать в праздник… Я однажды вот так же застряла в субботу: автобусы не ходили, часа два прождала тремпа, который довез меня до телефона-автомата, и еще столько же потом ждала, пока за мной отец на машине приехал.

– Если я попаду в такую переделку, мне придется весь праздник провести на шоссе. А это целых два дня.

Сарит скорчила гримасу и молча уставилась на меня с каким-то брезгливым удивлением.

– Потрясающий у тебя Бог! – произнесла она наконец. – Он предпочитает, чтобы ты умер от обезвоживания, но ни в коем случае не прокатился в праздник на машине?!

– Ты права. В Иорданской долине два дня без воды — это верная смерть. А значит, мой Бог не только разрешает, но и требует выбираться отсюда любыми средствами.

– А если бы тут протекал ручей, ты бы остался?

– Если бы это был просто праздник — не знаю. Может быть, арабским тремпом воспользовался... Но в этом году Новый год совпадает с субботой, а в субботу у меня точно нет никакого выбора. Должен остаться!

Сарит натянуто улыбнулась и, демонстративно развернувшись ко мне спиной, уставилась на дорогу. Видимо, решила, что объясняться далее с психически больным бессмысленно. Мы простояли молча минуты две-три, как вдруг Сарит заговорила снова — и даже с какой-то яростью.

– За кого ты принимаешь Бога?! Как Он может хотеть, чтобы ты здесь целые сутки сходил с ума? Ты в кого-то не того веришь! Тот Бог, который живет в сердце всех нормальных людей, требует от них любви и милосердия, а то, что ты вытворяешь, — немилосердно, неумно и нелепо!

– Во-первых, я бы с ума здесь не сходил: я нахожусь на Святой Земле, у меня при себе ТАНАХ и молитвенник. А во-вторых,  это только от народов Бог ждет исключительно любви и милосердия. От евреев Он требует еще кое-чего. И тот еврей, который этого не понимает, ничем от нееврея не отличается.

– Что за чушь! Я еврейка и прекрасно себя и от русских, и от арабов отличаю.

– И каким же образом?

– Думаешь, только такие, как ты, ТАНАХ читают? Представь, я тоже туда заглядываю.

– Молодец, что заглядываешь!

– Нет, это ты молодец, что заглядываешь!

В этот критический момент вдалеке появилась попутка. Отчаянно размахивая руками, только что не крича: «спасите!» — Сарит выскочила на шоссе. Казалось, она уже не столько хотела успеть домой до праздника, сколько мечтала поскорее избавиться от меня.

Машина остановилась, и, заняв единственное свободное место, Сарит, не удостоив меня ни словом и не оглядываясь, умчалась.

– Сумасшедшая! – пробормотал я.

Через некоторое время повезло и мне – я поймал «тремп» до центра Иерусалима. «Позвонить папе и позвонить в больницу! Позвонить папе и позвонить в больницу!» – повторял я. Я все время думал об Андрее. Может быть, и вправду, лучше бы было ему — в Париж?

В йешиву я прибыл за час до праздника и сперва все-таки набрал номер родителей, которые уже беспокоились и даже подумывали, не сообщить ли в полицию о моем исчезновении. У меня еще оставалось время, чтобы выяснить состояние Андрея. В больницу я дозвонился сразу — справочная переключила меня на телефон, по которому  никто не отвечал...

Начался Новый год.

  Через два дня, 2 октября, сразу после Рош-Ашана, я с самого  утра уже был в больнице.

К счастью, Андрей еще по дороге пришел в сознание, но у него было сильное сотрясение мозга, перелом голени и множественные ушибы.

Я вошел в палату.

Там было трое больных. Андрей лежал за ширмой, протянув поверх одеяла загипсованную ногу, и листал какую-то книгу. Он окинул меня отсутствующим взглядом.

– Не узнаешь? – спросил я.

– Нет, – смущенно улыбнулся Андрей. – Вы кто?

– Мы были вместе на тремпиаде, когда тебя сбил автомобиль…

– Ах, вот как! – как будто обрадовался он. – Так вы тоже там были?

– Ну, да... Неужели не помнишь? – удивился я.

– Нет, не помню.

– Совсем ничего?

– Мне что-то рассказывали... Говорили даже, что это был теракт. Но сам я помню все очень смутно… Помню, как сошел с этой идиотской машины, которая меня неизвестно куда завезла… Помню, как пошел по шоссе в сторону Иерусалима… помню, что ждал попутку и там вроде были какие-то люди. Так, значит, вы — один из них?..

Он пристально оглядел меня.

-     Напомню в качестве пароля, что ты искал какую-то гору Искушения, – улыбнулся я и тут же пожалел о том, что сказал.

– Точно, гору Искушения! – порывисто крикнул Андрей и сразу расстроился, как будто я напомнил ему о чем-то крайне неприятном.

Он так сильно огорчился, даже лицо изменилось, что мне уже стало казаться, что я сказал что-то крайне бестактное. «Нельзя было так расстраивать больного», – подумал я, хотя толком и не понимал, в чем причина такой странной и резкой перемены в настроении, да и про гору эту я никогда не слышал.

– Брось, что ты там потерял?

– Не потерял, а нашел… – со значением сказал Андрей, но пояснять не стал.

– Да что там можно найти?

Андрей посмотрел на меня, растерянно улыбаясь, у меня было четкое ощущение, что он хочет сказать мне что-то важное. Он как будто колебался с минуту — но минута прошла, и он решительно захлопнул книгу и отвел взгляд.

– Ну да… Гора Искушения – это ведь для вас святое место, – я с пониманием кивнул.

Андрей снова открыл книгу и начал ее листать. Я понял, что пора   сменить тему.

– Мне врач сказал, что тебя сегодня выписывают. Куда же ты пойдешь?

– К Фридманам. Они меня в Израиль пригласили — друзья моих родителей.

– Может, дашь мне их телефон?

Андрей стал искать ручку.

В эту минуту с шумом распахнулась дверь, и в больничную палату ворвалась Сарит со школьным рюкзаком на плечах. Майку она переодела, джинсы натянула поприличней, но на ногах болтались все те же невообразимые сандали.

Увидев меня, она насмешливо улыбнулась и передернула плечиком.