Князь мертвецов (СИ) - Волынская Илона

- Так то ж мои «йоськи» шумят - я их и не замечаю. - продолжал вслушиваться каббалист.

- «Йоськи»?

- Говорят, первого, пражского голема Йозефом назвали... - рассеяно отозвался Пахомов, тоже вслушиваясь. - Даже если и едут, сторож их…

Над степью разнесся протяжный, мучительный крик.

Каббалист снова торопливо сунул руку за пазуху. Высокий степной ковыль у насыпи пошел волной ... и вдруг раздвинулся. Резко вспыхнул переносной фонарь - точно с него тряпку сдернули. Человек в мундире вынырнул из ковыля так неожиданно, будто... лежал там в засаде, а теперь поднялся, позволяя себя увидеть.

- Городовой? - растерянно пробормотал Карташов.

Звонко и отчетливо щелкнул курок паро-беллума в руке ребе Шмуэля...

Городовой взбежал на насыпь и остановился, недобро глядя на оружие:

- Во власть целишься? По государеву человеку стрелять вздумал, племя проклятое?

- Мы просто испугались. - придерживая каббалиста за руку, вмешался Пахомов. - Ночь, темнота, крики ... Кричал-то кто? Что случилось?

- То вам без надобности! Мы свои, полицейские, дела делаем, ваше дело не препятствовать. Пукалку свою сюда давай, недоставало еще, чтоб ты тут у меня перед носом ею размахивал! -городовой протянул руку к паро-беллуму.

- Пешком? - вдруг напряженно спросил Карташов.

- Чего... пешком? - полицейский так и замер с протянутой рукой.

- Дела полицейские - пешком делаете, ночью в степи? От самого города? - Карташов шагнул вперед, решительно нависая над городовым, а тот вдруг съежился и даже попятился под напором путейца, едва не грохнувшись с насыпи. - Как сюда попали, лошадь ваша где...

- Эк! - черная тень выметнулась с другой стороны насыпи... и толстый дрын, почти полено, обрушилось Карташову на голову.

Раздался глухой стук. Молодой путеец качнулся... Толчок в спину, и он рухнул, носом уткнувшись в насыпь. Выскочивший из-за его спины человек развернулся – и здоровенная палка обрушилась раввину на запястье, вышибая паро-беллум. Блеснув в свете фонаря, оружие взлетело в воздух и кануло в рыхлую землю под насыпью.

Темная степь будто изрыгнула людей - множество людей! Они выскакивали из мрака и стремительно лезли на насыпь.

- Аааа! - каббалист успел еще закричать, хватаясь за ушибленную руку... смолк, и булькнул, будто подавившись.

Палка с размаху ткнулась ему в зубы.

- Скучал по мне, христопродавец? - со зловещей ласковостью процедил тощий мужик в драных портках и длинном, не по размеру, пиджаке. - Думал, небось, уже и не свидимся? А я знал, что встренемся мы с тобой на... прямой дорожке! На железной! - он гыгыкнул и оглянулся, приглашая подельников восхититься шуткой. В ответ раздалось несколько угодливых смешков. - Что молчишь - уже не такой говорливый, как днем был? Ну вот и молчи, один, ось, языком попусту трепал. – он лягнул ногой назад, засадив каблук в бок лежащему на земле Карташову. - Ну хиба ж они не дурнуватые, те образоватые! - мужик растянул губы, демонстрируя оскал, в котором дыр было больше, чем пожелтевших от махорки зубов. - Шо обычно-то полиция пешим ходом по степи не бегает, он докумекал, а промолчать - так нет! Вот и лежит теперь... говорливый!

Из темноты вынырнули еще двое в полицейских мундирах, волоча за руки окровавленное тело.

- Другой так и помалкивал - а все равно лежит! - зашелся хохотом тощий.

Тело бросили под насыпью.

— Это же наш сторож! - вскричал побелевший Пахомов. - что вы с ним...

- Эк! - палка в руках тощего мелькнула - ее конец ткнул Пахомова поддых. С глухим хаканьем инженер согнулся, прижимая руки к животу и хватая воздух ртом.

- Молчите, не злите их! - каббалист обхватил его за плечи.

- Слушай жида, путеец! Их племя знает, когда бьют, надо помалкивать, может, тогда не убьют! А может, и убьют. - с предвкушением протянул тощий, кончиком палки медленно сдвигая каббалисту шляпу на затылок и быстрым толчком сбрасывая ее наземь.

- Довольно! - снизу насыпи прозвучал резкий злой голос. - Четверо караулят, остальные - займитесь делом!

Пахомову голос показался знакомым, но тело сводило от боли, воздуха не хватало, перед глазами плясали багровые круги.

- Як скажете, пане, як скажете! - не сводя глаз с пленников, осклабился тощий. - Шнырь, Жирдяй, Мордатый - ко мне!

Рядом с насыпью снова гулко прошагал голем, набрал в охапку шпал, и не обращая внимания на людей, утопал обратно в темноту. С трудом разогнувшийся Пахомов проводил его тоскливым взглядом - ожидать помощи от глиняной куклы было также бессмысленно, как надеяться, что под ногами бандитов вдруг провалится насыпь. Слишком хорошо она построена, чтоб провалиться.

Городовой окинул пленников долгим взглядом и сбежал вниз по насыпи, а вместо него их окружила городская шпана, обряженная если и не в сущие лохмотья, то в одежду явно с чужого плеча. Мордатый и впрямь был мордат, как бульдог, Шнырь - тощ и мелок, а воздвигшийся за спиной Жирдяй оказался здоровенным детиной, смахивающим на младшего недоразвитого братишку големов.

В трех десятках шагов пара големов похожими на ковши ручищами нагребали землю, засыпая уже вколоченные сваи. Их плоские, лишенные всякого выражения лица с круглыми дырами ртов то пропадали из виду, когда големы наклонялись, то появлялись снова - и казалось, что глаза с тусклыми огоньками в глубине глядят прямо на столпившихся на насыпи людей.

- Ишь, пялятся! - хрипло прошептал Шнырь и в руке у него появился нож. – не кинутся? - и с опасливым вопросом покосился на каббалиста.

- Хватит ерунду городить! - снова раздался из-под насыпи злой голос. Предводитель шайки на насыпь не поднимался и на свет не высовывался, стоял в стороне и виден был только темной тенью. И одет был во что-то неприметное. Но голос по-прежнему казался Пахомову знакомым. Будто слышал совсем недавно, причем в обстоятельствах не особо приятных. Но наверняка не таких мерзких как сейчас!

- Ничего они вам не сделают! - раздраженно прикрикнул на подельников предводитель.

«А ведь могли бы! Могли!» - отчаянно думал Пахомов, почти с ненавистью глядя на невозмутимо вышагивающих вдоль насыпи големов. Вокруг стучало, лязгало, шаркало, насыпь едва заметно тряслась - шла работа. Пахомову хотелось взвыть. Вон та парочка глиняных великанов могли бы варнаков разметать - что големам палки, ножи ... да хоть паро-беллумы! Могла, если бы каббалист приказал! Только стоит Шмуэлю открыть рот... Пахомов покосился на охранника - и наткнулся на внимательный ответный взгляд. Тощий предостерегающе покачал дубинкой - дескать, не шали! - и Пахомов снова уставился на приближающегося голема. Шатается тут как ни в чем не бывало, истукан глиняный!

Что будет с ними, с живыми? Будут ли они ... живыми?

- Начинайте уже! - распорядился предводитель - по проскочившим в голосе визгливым ноткам стало понятно, как отчаянно он нервничает.

- Гей, хлопцы, чулы, що пан велит? - скомандовал тощий, не поворачиваясь и продолжая настороженно переводить взгляд с каббалиста на инженера. - Шевелитесь, ночка - она короткая!

Двое бандитов в полицейских мундирах снова появились из темноты – Пахомова мучила мысль о судьбе тех несчастных полицейских, с которых они эти мундиры сняли!

- Пошел! Не упирайся - я тебе поупираюсь! - совершенно по-полицейски начальственно рявкнул один, и следом на насыпи появились двое в цивильном, на сей раз приличном, хоть и небогатом, платье. Один - худой, с тонким, почти иконописным лицом и пятнами болезненного румянца на впалых щеках - шел сам, хотя видно было, что за ним внимательно и настороженно присматривают. Второго - высокого широкоплечего здоровяка - подпихивали в спину дулом паро-беллума.

Мгновение суеты и на насыпь с руганью и пыхтением втащили изрядных размеров дорожный сундук. Худой защелкал запорами. Вездесущий Шнырь услужливо сунулся с фонарем поближе - Пахомов сумел разглядеть на пальцах худого отметины, какие остаются от постоянной возни с химикатами.

- На тот свет спешите, милейший? - худой невозмутимо откинул крышку.