Князь мертвецов (СИ) - Волынская Илона

Сам Митя от глухой провинции ничего хорошего не ждал, и был совершенно прав! Ну, почти... Нет, жизнь его оказалась не такой скучной и однообразной, как он думал, а вовсе наоборот, бойкой и оживленной... то толпой бродячих мертвецов в имении, а то и вовсе грабительским набегом на губернский город варягов на боевых паро-драккарах! Пришлось ввязаться в расследование нескольких убийств, хотя он клялся никогда не идти по стопам отца. И началось сбываться обещанное дядюшкой Белозерским мрачное предназначение, от которого Митя с подростковых лет бегал как слабый Даныч от лесного пожара. Но и это все было ерундой по сравнению с главной бедой!

Отправляясь из Петербурга в провинцию, Митя вез с собой полный, тщательно и любовно подобранный гардероб. Тончайшие сорочки от «Калина», перчатки и жилеты от «Генри», сюртуки от Иды Ладваль. А еще ботинки, шейные платки и множество иных мелочей, без которых человек не может считать себя одетым! И всё это, всё... Нет, не так. ВСЁЕЕЕЕ! Погибло, пропало, было безжалостно растерзано не мертвецами и не варяжскими налетчиками, а одним, всего одним, совершенно живым и здешним подлецом!

Попытки восстановить утраченное оканчивались, увы, ничем. Будто злой рок преследовал Митю!

Он снова с отвращением одернул жилет и выровнял рукав сюртука. И то, и другое было куплено в лавке готового платья. Товар оказался из недурных тканей и даже модного кроя - хозяин клялся, что все привезено из Берлина, и Митя, после долгого изучения, ему поверил. Но помилуйте Предки, это же было готовое, да-да, готовое платье, как у какого-нибудь... приказчика, а не сшитое портным по меркам, как следует каждому порядочному человеку!

И он вынужден это носить, ведь не ходить же ему голым, не поймут!

Вот где ужас, вот где страдание! Уж лучше бы и впрямь - голым!

А те, кто виновен в этой муке, убийцы и погубители Митиного гардероба (а также изрядного количества живых людей, но то дело иное), так вот, эти мерзавцы и негодяи еще и мести сумели избежать! А все отец: доказательства ему нужны, видите ли! Достаточно глянуть на физиономии господина Лаппо-Данилевского, Ивана Яковлевича, и тем более сынка его, Алешки, чтоб понять - по ним петля плачет!

Митя почувствовал, как густая, точно патока, и такая же темная ненависть поднимается в его душе. Отражение в зеркале дрогнуло, стекло подёрнулось мутной пеленой, как бывает в туалетной комнате от горячей воды. Сквозь плавающий за стеклом туман вспыхнули два тусклых огонька, начали стремительно разгораться, озаряя глядящий с той стороны... череп. Череп пялился на Митю пылающими в пустых глазницах огнями, а безгубый рот кривился в предвкушающей усмешке.

Митя шарахнулся от стекла и судорожно рванул жесткий ворот сорочки. Замер, упираясь рукой в стену и тяжело дыша. В сторону зеркала он старался не глядеть. Постепенно дыхание его успокоилось. Он выпрямился, решительно направился снова к зеркалу и принялся застегивать ворот сорочки, морщась от ощущения слишком грубых швов под пальцами.

- Ничего... Все еще будет... хорошо. У меня. А кой кому будет... плохо... И это тоже... будет... хорошо... - сквозь зубы бормотал он, повязывая шейный платок - один из немногих уцелевших петербургских.

Туман за стеклом снова начал медленно, вкрадчиво сгущаться, но Митя мрачно зыркнул, зеркало мгновенно очистилось и замерло, добропорядочно демонстрируя его хмурую физиономию и безупречный узел шейного платка.

- Смотри у меня! - предостерегающе буркнул Митя, сколол платок булавкой с навершием в виде мораниного серпа, повернулся на каблуках и направился вон из комнаты.

- Па-а-адумаешь... - прошелестел у него за спиной, кажется, женский, или скорее девичий голос, но так тихо, что можно решить - показалось. В зеркале мелькнула тень - будто черное крыло взмахнуло, ветерок качнул края тяжелых бархатных портьер, и все стихло.

Глава 2. Греческий завтрак

Митя торопливо сбежал вниз по лестнице и направился к столовой. Обычно он не спешил - последние полтора месяца отношения в семействе Меркуловых были весьма холодны. Но сейчас лихорадочное нетерпение гнало его вперед, заставляя позабыть обо всех семейных неурядицах. На миг замешкался, привычно сожалея, что нет лакея, готового распахнуть дверь - и вряд ли отец когда-нибудь согласится такого лакея завести! Толкнул дверь сам и вошел.

- Отец... Тетушка... Кузина... Ингвар...

- Опаздываешь. - проворчал отец, бросая на Митю хмурый взгляд.

Тетушка Людмила Валерьяновна лишь сильнее поджала и без того узкие губы, а семилетняя Ниночка воинственно нацелилась в его сторону торчащие рожками косички.

Семейство недвусмысленно демонстрировало, что в доме Митя по-прежнему peгsoлa лoл gгata2. Впрочем, тетушка его не жаловала с первого же дня, как перебралась из Ярославля, и всячески это демонстрировала. Отсутствие поддержки со стороны отца заставило ее притихнуть ненадолго, но потом случился набег варяжских находников-виталийцев на город, а сразу после него – Митин побег. Отец и сын Меркуловы в который раз рассорились, а тетушка воспрянула духом.

Так что теперь единственный, кто покосился на Митю сочувственно был Ингвар, младший брат управляющего. Великие Предки, а ведь еще недавно они с Ингваром на дух друг друга не выносили! Какая горькая ирония!

- Прошу прощения. - Митя старательно растянул губы в принужденной улыбке и уселся рядом с Ингваром.

В столовой воцарилось уже привычное за минувший месяц молчание.

Оставалось утешаться тем, что сам стол улучшился изрядно. Завтрак в доме коллежского советника Аркадия Валерьяновича Меркулова подавали на французский манер - когда все блюда разом выставляются на стол. Митя расправил белую, до хруста накрахмаленную салфетку с вышитым на углу отцовским вензелем и хищно нацелился на главное украшение стола – горделивый омлет. На его роскошном бело-желтом поле нежно золотились поджаристые кружочки картофеля и багровели острые, одуряюще пахнущие колбаски, приправленные анисом. На соседнем блюде кузнецовского фарфора кружевом были выложены ломтики соленой свинины - если поглядеть такой на просвет, все видно, как сквозь папиросную бумагу. На следующем блюде истекал прозрачной слезой острый сыр, пересыпанный зеленью, и дышали свежим жаром тоже чуть зеленоватые кусочки оливкового хлеба.

Рот наполнился голодной слюной - Мите потребовалась вся светская выучка, чтобы переложить себе на тарелку всего пару ломтиков свинины и сыра, подавив непристойное желание навалить всего и побольше.

- Всё же я не знаю... - протянула тетушка, провожая ломтики таким взглядом, будто Митя нагло стащил сыр с ее собственной тарелки. - Не кажется ли тебе, Аркадий, что это слишком остро? И непривычно. А все непривычное вредно для желудка!

- Ох, Людмила, к чему только не приходилось привыкать моему желудку! – хмыкнул отец, с явным удовольствием отправляя к себе на тарелку долму в виноградных листьях.

Если отец имел в виду переваренную размазню, которой их пичкала тетушка в первые дни после приезда, то привыкнуть к ней решительно невозможно.

- Тем более надо поберечься. - покачала головой тетушка и тут же прикрикнула на потянувшуюся к блюду Ниночку. — Это не для детей! Ешь, вон, кашу!

-А Митька взял! - обиженно пробубнила Ниночка. - И этот тоже...

Тетушка скользнула неприязненным взглядом по тарелкам Мити и Ингвара, но ничего не ответила, лишь нервно скомкала салфетку.

- Да и как мне называть эту новую кухарку? Гошей?

- Ты вполне можешь звать ее Георгией. - невозмутимо предложил отец.

Полная черноглазая гречанка Георгия появилась в доме две недели назад. Просто рано утром вошла во двор особняка на Тюремной площади, волоча нагруженную продуктами корзину. «Это ваш кириос кухарку ищет?» - равнодушно глядя на сунувшегося наперерез сторожа Антипку с высоты своего немалого роста, спросила она, и не дожидаясь ответа, направилась прямиком на кухню. Через час Антипка и обе горничные - Маняша и Леська - уже драили сковородки, чтобы те соответствовали строгим требованиям кирии Георгии. Сама Георгия тем временем мариновала телячьи медальоны, с молчаливой величественностью античной статуи игнорируя тетушку, пронзительно вопрошающую, что та себе позволяет, и кто ее прислал.