50 х 50 - Гарри Гаррисон

— Я раньше помру! — повторила она и перегнулась через барьер. Он ощутил ее кислое дыхание и поспешно отодвинулся. — Неужели вы не сжалитесь над человеком моих лет? Я ведь могла бы быть вашей матерью!

— Слава богу, мадам, вы ею не являетесь. У моей матери все бумаги…

— Бумаги! — Она так взвизгнула, что ее голос сорвался. — Вам бумаги важнее человеческой жизни. Я поклялась, что покончу с собой, если сегодня не добуду денег на еду. Спасите меня!

— Прошу вас не угрожать. Я сделал все, что мог. — А так ли это? Может быть, у него были какие-то полномочия, которыми он должен был воспользоваться? Правильно ли он…

— Лучше быстро умереть сейчас, чем медленно издыхать от голода. Деньги — или я умру!

В руке у нее вдруг оказался большой хлебный нож. Это была угроза? Следовало ли вызвать охрану?

— Я не могу… — Ховардс сбился; его пальцы в нерешительности висели над кнопками пульта. Охрана? Врач? Полиция?

— Тогда я умираю, и мне совсем не жаль расстаться с этим миром!

Она положила левую руку на барьер и резко ударила по ней ножом, почти полностью перерубив запястье. Из глубокой раны хлынул густой поток крови.

— Что вы наделали?! — закричал он и потянулся к кнопкам. Но она принялась вопить, размахивая рукой. Кровь заливала все вокруг, текла на конторку…

— Книга! — взвизгнул Ховардс. — Вы испачкали кровью Книгу. — Он схватил ее с оскверненной конторки и принялся оттирать носовым платком, но тут вспомнил, что все еще не вызвал помощь. Он заколебался в растерянности, затем положил Книгу подальше от залитого кровью барьера и кинулся на свое место. Там все было в крови — неужели он допустил ошибку? — а женщина, похоже, свалилась на пол, он не видел ее, но все еще слышал стоны.

— Медицинская помощь, — быстро проговорил он в микрофон. — Немедленно нужен врач. Срочно.

Следовало ли ему что-то сделать для нее? Но он не мог покинуть свое место. И кровь, повсюду кровь, и на его руках, и на рубашке. Он в ужасе глядел на себя. Он никогда еще не видел так много крови, человеческой крови…

А ровно в девять часов почтовое отделение должно было открыться. Еще один день, точно такой же, как и все остальные.

Что с его руками было не так? Может быть, он забыл нечто такое, что ему следовало помнить? Ему казалось, что в его памяти что-то мелькнуло и растаяло, подобно замершему эху, — эху чего? Все шло, как полагается: он стоял на своем месте, где ему полагалось находиться, рядом, под рукой, лежала Книга, а впереди сверкала светлая панель кассового пульта. Он был на своем месте, готовый к выполнению своих обязанностей — но тогда откуда снова и снова возникало мимолетное, неуловимое пугающее воспоминание о том, что свершилось что-то неподобающее?

Почему он то и дело смотрел на руки?

Ховардс содрогнулся, отпер пульт, сбросил память, щелкнув ручкой, включил тест, затем перевел аппарат в рабочий режим — загорелась зеленая лампочка, — проверил очистку регистров и набрал 4,999…

Нет, что-то было не так. С какой стати он набрал это число? Украдкой бросив взгляд через плечо, он снова очистил регистры. Длинная черная рука часов, щелкнув, перепрыгнув на следующее деление, стала вертикально, и сразу же перед ним образовалась огромная очередь. Люди теснились друг к другу, все глаза смотрели на него. Было тихо, хотя откуда-то из хвоста очереди уже доносился ропот.

— Доброе утро, сэр, — обратился он к краснолицему джентльмену, стоявшему первым. — Чем я могу…

— Только без дурацкой болтовни. Мне нужно обслуживание, а не пустые разговоры. Это письмо, специальной доставкой, срочно, в Капителло, Салерно, Италия. Сколько это будет стоить?

— Это зависит… — начал было Ховардс, протягивая руку к конверту. Мужчина быстро придвинул его к себе.

— От чего зависит, черт бы вас побрал? Я хочу отправить эту штуку, а не трепаться о ней.

Из очереди послышались голоса недовольных задержкой людей. Ховардс неискренне улыбнулся.

— Зависит от веса, сэр. Специальная доставка осуществляется орбитальными ракетами, и стоимость отправления определяется его весом.

— Тогда прекратите, наконец, молоть языком и взвесьте его! — рявкнул краснолицый, швырнув конверт по барьеру.

Ховардс поймал его, сунул на весы и назвал высветившуюся сумму.

— Это чертовски дорого! — крикнул мужчина. — Я отправлял письмо в Капителло только вчера, и оно стоило куда меньше.

— Вероятно, оно весило меньше, сэр.

— Я хочу отправить посылку, — сказал маленький ребенок, с усилием выкладывая на барьер неопрятный сверток.

— Вы назвали меня лжецом? — возмутился первый клиент, покраснев еще сильнее.

— Нет, сэр… подожди минутку, малыш… я просто сказал, что раз оно стоило меньше, значит, меньше весило.

— Какая наглость! Назвать человека лжецом! Я должен немедленно увидеть вашего начальника!

— Мой начальник не встречается с посетителями. Если желаете, то можете оставить жалобу. Бюро претензий находится в комнате восемь девять три четыре… Не делай этого! — воскликнул он, увидев, что ребенок толкнул свой пакет дальше, и он, соскользнув с внутреннего края, упал на пол. Внутри что-то с громким звоном разбилось; потянуло ужасным зловонием.

— Вы сломали мою посылку! — завизжал ребенок.

— Я этого не делал, убери это немедленно, — ответил Ховардс, поднимая сверток за конец веревки. Ребенок не обратил никакого внимания на его слова и громко разревелся.

— Человека, который так обращается с детьми, нужно высечь кнутом!

— Комната восемь девять три четыре, — повторил Ховардс сквозь сжатые губы, надеясь, что человек уйдет.

Высокий рыжий молодой человек, стоявший в очереди за ребенком, уже давно подпрыгивал от нетерпения.

— Я хотел бы послать моему дяде телеграмму такого содержания: «Дорогой дядя, срочно требуется в долг сто…»

— Будьте любезны заполнить телеграфный бланк, — прервал его Ховардс. Он нажал кнопку, и на барьер выполз отпечатанный бланк.

— Будет трудновато, — ответил молодой человек, поднимая обе руки; они были замотаны в бинты, скрепленные лентами лейкопластыря. — Я не могу писать, но мог бы продиктовать вам текст. Это займет всего одну минуту. «Дорогой дядя…»

— Мне очень жаль, но я не могу принимать телеграммы под диктовку. Однако вы можете продиктовать ее из любого телефона-автомата.

— Я не могу засовывать монеты в щель. «Дорогой дядя…»

— Это жестоко и бессердечно, — возмущенно фыркнула молодая девушка из очереди.

— Я был бы рад помочь вам, — сказал Ховардс, — но это запрещено инструкциями. Однако я уверен, что кто-нибудь из стоящих дальше согласится написать для вас текст на бланке, и тогда я с удовольствием приму вашу телеграмму.