50 х 50 - Гарри Гаррисон

Да, это просто очередной рабочий день, почему же он так встревожен? Он нервно хихикнул и повернул ключ в замке стоявшего перед ним кассового пульта, и в этот момент с противоположной стороны барьера появились два человека.

— Я хочу отправить письмо в Сьерра-Леоне, — заявил мужчина.

— А мне надо оплатить страховку, — потребовала женщина.

Они немедленно принялись ругаться — каждый настаивал на том, что пришел первым, — и их голоса, сливаясь в единый дуэт, звучали все громче и визгливее. Ховардс хлопнул левой рукой по Книге и поднял правую.

— Стоп, — негромко, но внушительно проговорил он, и они сразу умолкли, почувствовав властность, звучавшую в его голосе. — Согласно пункту Б-86-у/234 Книги почтовых инструкций, все разногласия относительно приоритета обслуживания должны разрешаться клерком, находящимся при исполнении служебных обязанностей. То есть мною. Дама первая. Вот ваша марка, мадам.

Пока он произносил эту речь, его пальцы уже порхали по кнопкам кассового пульта, а он втайне гордился той уверенностью, с которой высказал свою реплику. Мужчина отступил в сторону, женщина робко протянула ему книжку страхования, а он стоял, держа палец на кнопке ввода. Свободной рукой он раскрыл книжку, засунул листок в щель и нажал кнопку.

— Двадцать два кредита восемьдесят, мадам. — Купюры уплыли в приемник, а в лотке загремела сдача. — Следующий, — не без некоторой снисходительности провозгласил он.

Мужчина ничего не сказал; конечно же, он знал, что тут спорить не о чем. В Книге все было сказано верно. Он протянул свой конверт, расплатился и отошел. Ховардс подумал, что этот день и впрямь начался достаточно бурно, но откуда же этот легкий беспредметный испуг, затаившийся, дрожа, где-то на самом дне души? Он произнес про себя эту фразу и потер костяшками пальцев свою грудь где-то между сердцем и желудком.

Над барьером навис крупный темнокожий человек с густой черной бородой.

— Ты знаешь, что это такое? — взревел он.

— Конечно, знаю, — ответил Ховардс. (Его голос слегка дрогнул, или ему это только показалось?) — Это игольное ружье.

— Ты прав. — Теперь человек шипел, и его голос вызывал в сознании вид накатывающейся на берег ядовитой волны. — Оно беззвучно выкидывает иглу, которая летит с такой скоростью, что, втыкаясь в человеческое тело, порождает гидростатическую волну, которая полностью разрушает нервную систему. Тебе этого хочется? — В спутанной черной бороде мелькнули белые зубы.

— Я не хотел бы, чтобы моя нервная система полностью разрушилась.

— Тогда выплати мне четыре тысячи девятьсот девяносто девять кредитов.

— У меня в кассе столько нет. Наличные деньги выдаются централизованно…

— Болван! Я все это знаю. Я знаю также, что на выплату любой суммы больше пяти тысяч кредитов в любом пункте нужно получить специальное подтверждение. Поэтому гони четыре тысячи девятьсот девяносто девять кредитов. Живо.

— Выполняю, — решительно сказал Ховардс, и принялся нажимать кнопки. При этом он громко говорил: — Четыре, девять, девять, девять…

— Теперь нажми ввод!

Ховардс заколебался на долю секунды, затаил дыхание, а затем, подавшись вперед всем телом, нажал пальцем на самую большую кнопку.

В лотке для мелочи раздался звон высыпающихся монет, человек невольно перевел туда взгляд, и в этот момент ему в лицо ударила струя белого пара. Он закричал, скорчился и сразу же упал, сраженный смесью газов раздражающего, слезоточивого и кожно-нарывного действия.

— Глупец, — проговорил Ховардс в носовой платок, которым поспешно прикрыл лицо, и отошел в сторону, подальше от облачка газа. — Охранники оказались рядом с ним, как только я набрал четыреста девяносто девять миллионов девяносто девять тысяч кредитов. Просто нажать переключение десятичного разряда…

Было уже почти девять; совсем скоро должен был появиться первый посетитель. День как день… но почему же он так странно себя чувствует? Как? Как будто он заключен в тюрьму в глубине своего собственного мозга, вопит, но его никто не слышит. Ну и глупость; государственному служащему совершенно не к лицу иметь такие мысли.

— Помогите мне, — попросила старуха, как только черные руки стрелок часов коснулась одна девятки, а другая двенадцати.

— Ну конечно, мадам. — Интересно, откуда она взялась так быстро?

— Это моя пенсия, — она трясущейся костлявой рукой подтолкнула к нему поперек барьера истрепанную и грязную пенсионную книжку. — Они не хотят платить мне мои деньги.

— Денежные выплаты осуществляются всегда, — сказал Ховардс, листая засаленную книжку и стараясь при этом прикасаться к ней одними лишь кончиками пальцев. Вот она, причина затруднений. Он указал на вырванный листок. — Мы нашли объяснение. Страница отсутствует. Чтобы возобновить выплаты, вы должны получить форму 925/1к (43) и заполнить ее.

— Она у меня есть, — ответила женщина и сунула ему — нет, скорее бросила — еще сильнее жеванный и замызганный листок. Ховардс взял его и принялся читать, надеясь, что чувства, которые он испытывает, не отражаются на его лице.

— Это та самая форма, мадам, но она не полностью заполнена. Вот тут, в этой графе, вы должны указать номер страхового свидетельства вашего покойного мужа.

— Я не знаю этого номера! — срывающимся голосом выкрикнула старуха и навалилась всем телом на край барьера. — Он умер, и все его документы уничтожены, вы можете это понять!?

— В таком случае вы должны получить форму 276/по(67), которая является заявлением, в ответ на которое надлежащие органы выдадут вам нужную информацию. — Он положил перед старухой ее бумаги и, как ему хотелось верить, любезно улыбнулся. — Вы можете получить форму для этого заявления в…

— Я раньше помру! — завизжала старуха и швырнула все свои бумаги в воздух — они плавно опускались, словно грязное конфетти. — Я не ела целую неделю. Я требую своего. Я должна получить свои деньги, чтобы есть…

Эта сцена была до крайности неприятной.

— Я был бы рад помочь вам, но эта проблема находится вне пределов моей компетенции. Вам следует обратиться за соответствующим форменным бланком к представителю, занимающемуся неотложными вопросами…

— Я раньше помру! — повторила она и перегнулась через барьер. Он ощутил ее кислое дыхание и поспешно отодвинулся. — Неужели вы не сжалитесь над человеком моих лет? Я ведь могла бы быть вашей матерью!

— Слава богу, мадам, вы ею не являетесь. У моей матери все бумаги…

— Бумаги! — Она так взвизгнула, что ее голос сорвался. — Вам бумаги важнее человеческой жизни. Я поклялась, что покончу с собой, если сегодня не добуду денег на еду. Спасите меня!