Страсти по Лейбовицу. Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь - Уолтер Миллер

— «Страдание» более соответствует нынешним временам, — сказал Сорели. — До оккупации сельских земель там пролегал самый простой путь в Новый Рим.

— Ну конечно же. Что-то память у меня стала сдавать. Завтра первым делом я должен послать гонца к Святому Сумасшедшему и Плывущему Лосю с приглашением на конференцию, а также вооруженную группу в Новый Иерусалим за дополнительной партией оружия.

— Плывущий Лось?

— Это вождь Элтур Брам, брат Халтора. Глава Кузнечиков.

Им принесли обед. На этот раз он состоял из мяса с хорошим красным вином. После долгого путешествия на скудном постном рационе все основательно проголодались. Нимми рассеянно подумал, стоит ли докладывать на исповеди, что в дни воздержания он позволил себе жареный на угольях кусок дикой собаки, хотя кардинал ввиду крайней ситуации позволил это нарушение.

— Кстати, как дела в Тексарке? — спросил Науйотт.

— Провинция бурлит недовольством. И конечно, то и дело вспыхивают спорадические стычки с Кузнечиками. В самом Ханнеган-сити мало что изменилось, если не считать, что туда привезли каких-то экзотических животных из Африки, способных к военным действиям в пустыне. И еще: они знают о нашем оружии.

— И то и другое плохо.

— Есть кое-что другое, — Коричневый Пони протянул руку к соседнему столу и хлопнул Вушина по плечу. — Топор, кажется, я забыл тебе сказать о некоем небольшом изменении.

— Милорд?

Коричневый Пони посмотрел на Чернозуба.

— Скажи ему.

— Его императорское величество заменил тебя механическим устройством для отрубания голов, Топор.

Вушин пожал плечами.

— Когда человек равнодушно отрубает головы, он сам становится механическим устройством. Так что ничего не изменилось.

Остальные воины стали неодобрительно переговариваться между собой, но в конце концов признали правоту Вушина.

— Потрясающая личность, — с дрожью в голосе сказал Сорели, когда Вушин отвернулся.

— Без страха и упрека, — громко пробормотал Коричневый Пони.

В последний раз они видели Гай-Сина четыре недели назад и уже стали опасаться, что его пристрелили в Проходе козлов отпущения, как он появился — в сопровождении вьючного мула, тяжело груженного не только «подарками от курии», как просил Коричневый Пони, но и от мэра Диона; прибыл еще и Улад, а также целая бригада легкой кавалерии, обвешанная новым превосходным оружием — восемь тяжелых фургонов. Тайна Нового Иерусалима перестала быть таковой. Коричневый Пони не выказал удивления, и Нимми понял, что послание к Диону было закодировано.

Валана никак не могла принять и обилие кардиналов, и целую бригаду легкой кавалерии, о которой среди горожан стремительно распространились пугающие слухи, что все эти вооруженные люди принадлежат к «привидениям». Но мэр Дион и не собирался брать на себя эти обременительные обязанности. На холме за пределами города его силы тут же стали возводить укрепленный лагерь. Как только фургоны были разгружены, они вернулись в Новый Иерусалим за очередным грузом. Предполагалось, что регулярные конвои будут снабжать их пищей, боеприпасами и всем остальным, необходимым для военного образа жизни. На первых порах расположились они в палатках, но уже через четыре дня были возведены постоянные бревенчатые строения с подвалами, где хранилось оружие и набивались медные гильзы. Машина для набивки были простой, портативной и могла следовать за войсками.

В поисках сведений об Эдрии, Нимми добрался до ворот нового форта в надежде поговорить с магистром, который сейчас исполнял роль главнокомандующего. Ему было вежливо предложено подождать, и, когда охранник направился в сторону арсенала, он разговорился с другим дежурным.

Чернозуб заметил, что их ружья конструктивно напоминают те самые револьверы: у них были такие же вращающиеся барабаны, но не с пятью гнездами, а с шестью. Охранник показал ему, что патроны имеют тот же самый калибр, что и револьверные, и на них идет та же медь; разнились только вес пули и количество пороха. Револьверными патронами можно было заряжать ружья, пусть даже били они на меньшее расстояние, а вот снаряжать револьверы патронами с мощным зарядом было довольно опасно. Поскольку меди не хватало, неукоснительно полагалось собирать гильзы, даже в бою.

Через три часа ожидания охранник вернулся. Нимми выслушал вежливые извинения от магистра Диона и ушел несолоно хлебавши. Он вернулся в частный дом Красного Дьякона, расположенный за чертой города, где их всех определили на временное жительство.

Коричневый Пони получил список новых кардиналов, рукоположенных папой Аменом во время их отсутствия. Чтобы Чернозуб был в курсе дела, он вручил ему копию списка вместе с двумя экземплярами отчета об уже прибывших кардиналах; в папском дворце их регистрировал чиновник государственного Секретариата, после междуцарствия опять порученного заботам кардинала Хилана Блеза. Кардинал велел Нимми вывесить одну копию на площади Джона-в-изгнании, а затем немедленно арендовать время в городском эфире и громогласно зачитать вторую копию, чтобы ее слышали на всех перекрестках Валаны.

Покончив с этими заботами, Нимми вернулся в старое жилище, где его не без мрачности приветствовал Аберлотт, которого угораздило влюбиться в младшую сестру покойного Джасиса.

— Сдается мне, — с непривычной для него серьезностью сказал Аберлотт, — что эти люди в своих горах так же нетерпимы к чужакам, как чужаки к «привидениям». По сути дела, они глядят на нас свысока.

— Эдрия никогда так себя не вела.

— Знаю. Она под арестом.

— О Господи! Ты ее видел?

— Нет. Мне не разрешили.

— В чем ее обвиняют?

— Несколько месяцев назад она ушла без разрешения. Это все, что я знаю.

С помощью своего кардинала Чернозуб добился встречи с магистром Дионом. Тот вежливо выслушал рассказ Нимми о том, как Эдрия добралась до аббатства Лейбовица, а оттуда до Последнего Пристанища, где и родила.

— После чего вернулась домой к отцу, — закончил он. — Это все, что она сделала.

— А отец избил ее и доставил ко мне. Мы не можем позволить, чтобы люди уходили без разрешения.

— Но ей всегда было позволено посещать Валану!

— Нет, она подчинялась приказам.

— Но отец Эдрии мог убить ее детей.

— Детей?

— Близнецов, как рассказал старый Бенджамин.

— Все, что, как ты думаешь, тебе известно, пришло лишь в виде слухов. Я учту твои слова, но какое-то время она останется в заключении. Считай, что таким образом ее оберегают от ее же собственной семьи. Тебе никогда больше не доведется увидеть ее. Ни ты, ни твой кардинал не получат от меня разрешения.