История Франции - Марк Ферро

получила название «галликанство»; при этом подобное стремление могло исходить от короля, епископов или же парламентов. Галликанству противостояло ультрамонтанство, объединившее сторонников верховной духовной власти папы. Его основными поборниками были иезуиты, но и лигисты при Генрихе III, и святоши эпохи Людовика XIII, и Ришельё были склонны к ультрамонтанству. Чтобы лучше прояснить свои позиции, иезуиты вслед за своим кардиналом Роберто Беллармином отвергали светскую верховную власть папы над монархом, но допускали, что при некоторых обстоятельствах подданные могли быть освобождены от клятвы верности королю, а король мог быть низложен.

Следуя логике конфликта, возникшего между Людовиком XIV и папой Иннокентием XI по делу о регалиях (распространение Людовиком XIV условий конкордата на завоеванные им провинции), Боссюэ превозносит галликанскую Церковь, защищает своего короля и напоминает о его независимости в решении светских вопросов, а также о верховенстве церковного собора над властью папы, «который играет первостепенную роль в определении веры». Он напоминает также о том, что решение папы не является неопровержимым и что галликанская Церковь пользуется свободами, которые должны быть за ней сохранены. В ответ на эту «Декларацию четырех статей» (1682) папа отказал в инвеституре новым епископам, назначенным королем, и в 1689 г. тридцать пять епископств оказались без пастыря. Людовику XIV пришлось все же пойти на уступки, чтобы получить поддержку папы в борьбе против янсенистов и квиетистов[277]: это несколько ограничило значение «Декларации…».

Выступление «просвещенных» умов против абсолютизма при Людовике XV вылилось в более тесный союз между парламентариями и янсенистами, а возродившееся галликанство добилось своей самой крупной победы над папой — изгнания иезуитов (1764).

Во время Французской революции папство не могло смириться с Гражданским устройством духовенства, которое так или иначе означало, что Церковь теряет свою самостоятельность и попадает в сильную зависимость от государственной власти. Вскоре Наполеон — тогда еще первый консул — даже предписал отмечать 15 августа и 1 ноября[278] как религиозные праздники французской нации… Подписав конкордат, восстанавливавший папскую власть над французской Церковью, Бонапарт стремился положить конец конфликту с папой Пием VII. При этом право на назначение церковных иерархов признавалось за главой государства, а возведение их в сан сохранялось за папой. Признание католичества «религией большинства французов» являлось в большей степени констатацией факта, чем утверждением права или монополии Церкви (1801).

После коронации Наполеона можно было предположить, что между папством и наследниками Революции произошло примирение. Но для Святого престола потеря Авиньона, жители которого решительно проголосовали за присоединение к революционной Франции, с очевидностью доказывало несовместимость принципов 1789 г. с традицией, воплощением которой являлось папство. Согласно этой традиции, Бог и Его Церковь управляли политическим и религиозным миром, а монархи получали законную власть от Бога и Церкви, даже если последняя была согласна больше не господствовать над светской властью.

Поражение Наполеона, отождествленное с поражением Революции, не только восстановило влияние ультрамонтанства, но и расширило его возможности; оно превратилось в систему мышления, альтернативную либерализму и демократии. Рим и папство являлись объектом культа, что породило пылкую поддержку папы, что было относительно ново, и этим воспользовались Пий IX и Лев XIII. Доктрина ультрамонтанства, которую во Франции олицетворяли аббат Ламеннэ и журналист Луи Вейо, требовала безоговорочного признания за Церковью права определять политику государства в традициях Католической лиги, так как именно с того времени Старый порядок сбился с пути истинного, подготовив почву для века Просвещения и Французской революции. Более того, некоторые французы, вслед за Жозефом де Местром и Ламеннэ, надеялись восстановить единство христианской Европы вокруг фигуры папы… От этого проекта позже не откажется и Пий XII[279].

Ослабевшие было антипапские настроения снова обрели популярность, наложившись на антиклерикализм, который всегда в той или иной мере присутствовал во Франции.

Во время Первой мировой войны папа четко продемонстрировал враждебность к ставшей антиклерикальной Италии и к ее союзникам — и, следовательно, к светской и республиканской Франции, где еще в 1905 г. Церковь была отделена от государства.

В 1917 г. попытки папы Бенедикта XV способствовать заключению мира между воюющими сторонами были предприняты на пользу дуалистической Австро-Венгерской монархии, католической державы, боровшейся еще с времен Меттерниха против революционных идей, откуда бы те ни происходили. Советником Бенедикта XV был кардинал Эудженио Пачелли, благосклонно настроенный к Германии, — будущий папа Пий XII. Сложившаяся в тот момент обстановка позволяет понять, что это был апогей конфликта между французским обществом и папством.

Впрочем, когда в 1924 г. лозунгом радикальной партии стали слова «Ни Рим, ни Москва», историк Рене Ремон отмечал, что отвергаемый таким образом Рим был не Римом фашизма, а Римом Ватикана. Таким образом, преданность одних французов Коминтерну, а других — папе приравнивались друг к другу как проявление вмешательства в дела демократической и республиканской Франции.

По правде говоря, подобное сближение находит некоторое подтверждение сразу после Второй мировой войны, когда в вопросе о заморских территориях Франции французское правительство и колонисты из Индокитая и Алжира одновременно обвиняли Москву и Ватикан в том, что те действовали в интересах освободительных движений. Если говорить о Ватикане, то здесь наблюдалась новая ситуация, принципы и доктрина которой изложены в 1953 г. в энциклике Evangelii Praecones — так называемой энциклике об успехах миссионерства. Отныне миссионеры не были обязаны преимущественно служить своей родине, они должны были стать помощниками духовенства стран, в которых находились. Эта доктрина, сформулированная Пием XII, порывала с традицией, установленной шестьюдесятью годами ранее Львом XIII, когда Церковь выступала помощницей колонизаторов. На деле Франция, старшая дочь Церкви, стала дочерью светской, иными словами, наполовину потерянной для Ватикана, и именно уменьшению своей зависимости от Запада папство обязано своим дальнейшим существованием, и особенно успешно этот процесс ослабления связей с Западом прошел в Черной Африке.

После завершения сложной эпохи деколонизации в отношениях между папством и Французской республикой, которые можно описать как взаимное недовольство, наступил новый этап: они вновь стали доверительными. Это случилось тогда, когда папа Иоанн XXIII собрал Второй Ватиканский собор (1962–1965), чтобы обеспечить (помимо прочего) обновление отношений между папством и национальными государствами.

Однако для наиболее ревностных сторонников Церкви и их приверженцев вопрос ставился иначе: христиане мы или патриоты своих стран? На самом деле вплоть до первой трети XIX в.