Грозное лето - Михаил Соколов

Поручик Щелковский прервал его железным голосом, по-польски:

— Судом моего многострадального народа — смерть, пся крев!

И выстрелил в упор.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Французская армия переживала тяжкие дни: сражение в Арденнах было проиграно; Эльзас был потерян; семь германских армий наступали со всей энергией и поспешностью, будто позади у них был противник и гнал их в шею. Особенно спешили первая и вторая армии фон Клука и фон Бюлова, вышедшие на оперативный простор и рвавшиеся к Парижу с севера, с тыла, так что губернатор Парижа, генерал Галлиени, ожидал появления немецкой кавалерии у стен французской столицы в самое ближайшее время.

Бельгийская армия хотя и одержала победу при Малине, однако фактически уже перестала быть силой, способной повлиять на положение французской армии, и вот-вот могла сдать противнику Антверпен.

А Италия вела закулисный торг с обеими воюющими сторонами, норовя побольше получить за выход из нейтралитета, и надежды на ее присоединение к союзникам не было.

Сазонов предложил королю Эммануилу Тринтино, Валону и Триест, однако Эммануил хотел получить еще и остров Сасено, и Долматинское побережье Албании, и пятьдесят миллионов фунтов стерлингов английского займа — пятьсот миллионов рублей. Союзники возмутились такой щедростью Сазонова и заявили ему, что Англия и Франция вообще не намерены гарантировать какие-то территориальные обещания зарвавшейся Консульте.

И тогда министр иностранных дел Италии передал французскому послу: «Королевское правительство получило от Германии и Австрии заверения, рассеявшие опасения, которые возможны были у него относительно намерений центральных держав по отношению к нам. В таких условиях становится маловероятным, что Италия выйдет из нейтралитета». То есть что рассчитывать на вовлечение Италии в войну на стороне союзников нечего — в лучшем случае. В худшем — что Италия может выступить на стороне своих партнеров по Тройственному союзу — Германии и Австрии.

Нечего было особенно надеяться и на Японию: она бомбардирует германскую крепость в Китае — Киао-Чао, прибирает к рукам железные дороги, принадлежащие Германии, и ее тихоокеанские острова — Каролинские, Марианские, Палау — и этим ограничила действия в помощь союзникам, хотя на словах обещает рассмотреть вопрос о посылке в Европу нескольких корпусов своих солдат.

Молчали и Соединенные Штаты Америки, и президент Вудро Вильсон читал газеты с сообщениями о победах рейха и вел беседы с французским послом Жюссераном, говоря «с нескрываемым волнением о европейском конфликте», как писал Жюссеран. Вильсон слишком плохо знал Европу, как, впрочем, и Европа — его, и называл «конфликтом» войну, которой еще не видел мир и которая уже унесла в могилу тысячи и тысячи людей и привела к опустошению территорий, на которых могли бы разместиться несколько штатов Северной Америки.

Не очень ясна была и позиция Скандинавских стран: Дания опасалась встать на сторону союзников, хорошо помня войну с Австро-Пруссией, отторгнувших от нее Шлезвиг, Гольштейн и Лауэнбург, но все же, по требованию Германии, минировала пролив Большой Бельт, чтобы преградить путь британскому флоту во внутренние воды Рейха; Швеция не забыла старых обид на Россию и Англию, поддерживавших отделение Норвегии, но все же заявила о своем нейтралитете; Норвегия, симпатизировавшая всегда державам Тройственного согласия, но на этот раз объявила, что будет соблюдать нейтралитет, что бы ни случилось.

Швейцария тоже заявила о нейтралитете, но оставила за собой право, в случае необходимости, то есть в случае поползновения Италии, занять Савойю, что вызвало протест со стороны депутатов французского Национального собрания от Савойи.

Не ясны были намерения и Румынии; Россия предложила полную гарантию ее территории, если Румыния сохранит нейтралитет, но король Карол требовал, чтобы ему была отдана Трансильвания, часть Бессарабии и территория от Буга до Тиссы, на что Россия не могла пойти, хотя Англия и Франция согласны были удовлетворить притязания Карола.

А Сербия истекала кровью и вынуждена была под натиском двух австрийских армий оставить Белград, так что австрийцы уже наступали в Санджаке.

А Турция со дня на день может выступить на стороне Германии, тем более что, получив крейсера «Гебен» и «Бреслау» целехонькими, приобрела силу на Черном море такую, что русский флот вряд ли и справится с ее флотом, в случае нападения на прибрежные порты России, так что надежды на высылку из Константинополя немцев и их военной миссии во главе с Лиман фон Сандерсом и экипажа крейсеров почти нет. Франция, Англия и Россия уже послали своим послам в Константинополе директиву: предложить Турции гарантии ее безопасности и экономическую помощь в обмен на строгое соблюдение нейтралитета и высылку немцев из страны, но посол Франции Бомпар сообщил в Париж: турецкое правительство лишено теперь возможности отослать немецкий экипаж «Гебена» и «Бреслау», равно как и германскую миссию. Только показательный успех наших армий мог бы снова придать ему достаточный авторитет и вместе с тем энергию также, чтобы порвать с немцами, сила которых импонирует ему с каждым днем.

И королю Румынии Каролу импонировало, и он, формально объявив нейтралитет, фактически разрешил немцам преспокойно перевозить в Порту через Румынию все новые контингенты немецких офицеров и солдат в помощь фон Сандерсу, и без того так укоренившемуся в генеральном штабе турецкой армии, что и не понять было, чья армия была в Турции: немецкая или султана Магомеда Пятого.

И король Болгарии Фердинанд, тоже формально объявив нейтралитет, фактически заигрывает разом и с союзниками, и с Австрией и Германией, выбирая, кому бы продать свой нейтралитет подороже за счет Сербии и Румынии, и тоже разрешает немцам проезд в Порту. И не исключено, что им же и продаст свой «нейтралитет».

Одно было утешение: русские наступали в Восточной Пруссии и в Галиции и, как писал маркиз де Лягиш, «добились превосходных результатов», что придавало уверенности Жоффру, ободренному словами великого князя Николая Николаевича, что он, Жоффр, поступает правильно, отводя армию и не позволяя противнику разбить ее, а сохраняя возможность для маневра.

И Пуанкаре был уверен, что наступление русских «облегчит нас на Восточном фронте». Однако в правительстве раздавались голоса с требованием заменить Жоффра, послать в армию комиссаров, чтобы поднять дух солдат и следить за тем, что делается на фронте, а на всякий случай приготовиться к отъезду правительства в Бордо.

Но стоически уверенный в себе и спокойный Жоффр не обращал никакого внимания на эти разговоры и продолжал отводить армию, маневрируя и нанося контрудары там, где это возможно было, и уже заставил противника — два корпуса — отступить в Лотарингии и намеревался дать сражение у Гиза-Сен-Кантена силами пятой и четвертой армий Ланрезака и Монсури, с помощью английской армии и передислоцируемого корпуса Фоша. И англичане, под напором Клука, отошли к реке Эн, а за ними последовала и соседняя пятая армия Ланрезака, хотя в этом не было никакой нужды и она сама могла атаковать Клука во фланг и помочь англичанам.

Жоффр пришел в ярость и приказал повернуть пятую армию во фланг Клуку и атаковать его немедленно, а в случае неисполнения этого приказа — категорически пригрозил, что Ланрезак будет расстрелян, и сам отправился на фронт. Ланрезак выполнил приказ, повернул армию и атаковал противника у Сен-Кантена: но был встречен двумя армиями Клука и Бюлова и отступил с большими потерями.

Маршал Френч был подавлен. Ведь говорил же он в Лондоне на военном совете, что английский экспедиционный корпус в составе пяти отборных пехотных и одной кавалерийской дивизии лучше всего было бы высадить во Франции и направить берегом Па-де-Кале к Антверпену, где, с помощью бельгийцев и голландцев, можно было образовать мощный кулак, который, нависнув над правым флангом противника, затормозит всю операцию немцев, ибо не может же Клук или Бюлов наступать севером Бельгии в собственно Францию, имея на своем правом фланге такую соединенную армию противника, которая может наступать и идти на юг Бельгии, разрезая немецкие армии на две группы? Но военный совет и не поддержал его предложение, и не отверг и послал к Жоффру фельдмаршала и военного министра Китченера.

Китченер поехал в Париж вместе с Френчем, чтобы совместно обсудить план действий, и тут убедился: да, Жоффр действительно ошибочно представляет себе направление атаки противника и убежден, что немцы будут действовать против французской армии в направлении Намюр — Мобеж, так как, по его убеждению, им иначе невозможно тащить с собой всю армаду людскую и техническую по плохим бельгийским дорогам.