Приговор - Отохико Кага

— Но институт смертной казни существует, и от этого никуда не денешься. — Тикаки раздражился, поняв, что сказанное им так и не дошло до сознания его собеседника. — Смертные приговоры тоже сплошь и рядом приводятся в исполнение. И поскольку Коно является приговорённым к смертной казни, постольку существует вполне реальная возможность, что его казнят не сегодня, так завтра. Его бунт — иллюзия, за которую он ухватился от отчаяния. Желание оправдать себя, представить себя жертвой привело к развитию у него систематизированного бреда преследования. Ведь если в его преступлении виноваты другие, значит, он действовал абсолютно правильно. На этом, собственно, обычно и строится бред преследования. Но что хорошего в смерти невинной жертвы? Умирать-то всё равно придётся ему самому. А ведь на самом деле он имеет право взять подготовку к смерти в свои руки. Только это и поможет ему сохранить человеческое достоинство, разве не так?

— Но разве не правительство приводит в исполнение смертный приговор? И разве ты сам не являешься одним из палачей? — крикнул патлатый юноша и затопал ногами, как ребёнок, которому надоело слушать умные разговоры взрослых. — Прекратите бессмысленную болтовню, мы пришли сюда, чтобы заставить их пересмотреть заключение экспертизы по делу Коно!

«Правильно!», «Надо дело делать!», «Хватит волынить!» — На этот раз улюлюканья относились к самому толстяку. — «Сколько можно!», «Пусть Офуруба напишет, что отказывается от своего заключения!», «Хватит волынить!»

— Минутку! — Толстяк поспешно поднял руку, желая унять свою команду, но похоже, его авторитет пошатнулся, студенты продолжали вопить. Дождавшись небольшой паузы, он негромко заговорил, пристально глядя на Тикаки. В зале тут же воцарилась тишина.

— Вы, доктор, давеча сказали, что не осматривали Коно, так ведь? Так откуда же вам известны такие подробности? Наверное, на самом деле вы с ним встречались, и не раз?

— Нет, не встречался. Просто я работаю в тюрьме, поэтому слышу, что говорят другие врачи, к тому же я видел его историю болезни. А остальное — мои предположения.

— Ну а с товарищем Карасавой вы встречались?

— Вы имеете в виду Митио Карасаву? Нет, не приходилось.

— Вот, значит, как. — Толстяк снял очки и рукавом куртки протёр запотевшие от пота стёкла. Выпуклые рыбьи глаза, какие часто бывают у близоруких людей, вопросительно смотрели на Тикаки.

— А разве с Карасавой что-то случилось?

— Нет, нет, ничего. — Толстяк взмахом руки словно отбросил от себя имя Карасавы. Выглядел он как-то странно, и Тикаки не сводил глаз с его круглого лица. Толстяк вдруг подскочил к Тикаки, отпихнул его от микрофона и быстро спросил:

— Вы совершенно уверены в диагнозе Коно?

— Да, — недоумённо кивнул Тикаки, толстяк тут же нацепил очки и, отскочив назад, стал перед микрофоном. Выпятил грудь и, заученным жестом взметнув сжатую в кулак руку, начал свою речь.

— Мы пришли сюда, чтобы решительно и последовательно добиваться аннулирования заключения экспертизы, на основании которого с нашим товарищем Симпэем Коно обращаются как с душевнобольным. Однако…

Интересно, кто он? Судя по всему, один из лидеров «Общества спасения Симпэя Коно». Представительный мужчина, прекрасно умеет управляться с толпой, да и язык хорошо подвешен… И всё же… Уж слишком гладко всё у него получается, нет ощущения внутренней силы. Взять хотя бы эту его речь. Чем не пациент психиатрической клиники? Стоит посреди коридора и знай себе вопит, не обращая внимания на то, что словесный винегрет, из него извергающийся, никого не трогает. А может… Да, точно. Он просто сам не верит, что Симпэй Коно — борец за революцию. В том-то всё и дело. Более того, он подозревает в нём психопата. Тогда ради чего столько времени распинаться? Не из любви же к дискуссиям он сюда вломился? Или нам с Офурубой удалось его убедить? Но тогда зачем толкать эту обличительную речь? Тикаки смотрел на воздетый кулак оратора, и он представлялся ему трепещущим воздушным шариком, готовым в любую минуту лопнуть.

Когда по приказу толстяка студенты сняли свои пикеты и начали покидать зал, Эцуко испытала даже некоторое разочарование. «Жаль, что так быстро всё кончилось», — подосадовала она. Услышав, как кто-то рядом прошептал: «Вызвали отряд быстрого реагирования», она выглянула в окошко, но освещённый закатным солнцем внутренний дворик, по которому ползла длинная тень от стоящего напротив здания, был пуст. Вскоре туда высыпали студенты, выстроились в две унылые шеренги и быстро удалились.

Сидящие в зале, словно начался антракт, разом зашумели, кое-кто направился к выходу. Люди потягивались, зевали, смеялись, переходили с места на место. Председательствующий профессор Абукава встал и объявил, что семинар, прерванный в связи с непредвиденными обстоятельствами, продолжится через десять минут, закончить же его предполагается через полчаса. Было 4 часа 38 мин. Таким образом, студенты отняли у них около полутора часов.

— Ну-ну… — вздохнул Мафунэ. — Что ж, к счастью, обошлось. А то я уж начал ругать себя за то, что привёл вас сюда, боялся, как бы с вами чего не случилось. Испугались?

— Да нет, — ответила Эцуко. — Было ужасно интересно.

— Да ну? — Мафунэ поджал губы, сделавшись похожим на католического священника, и пригладил ладонями аккуратно выстриженные виски. — А я здорово переволновался. Но в результате получилось не так уж и плохо, что-то вроде заседания студенческого общества. Да и народ подобрался довольно образованный. Вы всё поняли?

— Более или менее. Не зря же вы нас так мучили на лекциях по криминальной психологии.

— Будто уж, — довольно засмеялся профессор и, покрутив шеей, принялся разминать плечи. — Остеохондроз. Придётся сегодня обратиться к массажисту.

— Да вы что? — возмутилась одна из студенток. — Будто вам сто лет!

— Ну сто не сто, а скоро пятьдесят стукнет.

— А этот доцент Офуруба — ваш сокурсник?

— Шутите! Он меня на десять лет моложе.

— Да ну? А выглядит на десять старше.

— Вы у нас совсем ещё молодой! — загалдели студентки. — Да вам больше тридцати не дашь! Одна шевелюра чего стоит!

— Помогите! — Профессор сделал вид, что трясётся от страха и готов спасаться бегством. Все расхохотались. Этот лёгкий смех неотделим от девичьих компаний — стоит одной засмеяться, и все мгновенно подхватывают. Тут к ним подошёл тот молодой врач, который совсем недавно с кафедры сражался со студентами-бунтарями.

— Веселитесь? — спросил он, обнажая крепкие зубы. Сверкнули белые конусообразные клыки.

— А, Тикаки-кун! Ты вовремя подоспел, эти негодницы меня совсем затравили.

— Добрый день! — поздоровался Тикаки со студентками. Какой у него красивый разрез глаз, подумала Эцуко. С кафедры он говорил так уверенно и решительно — маститый учёный, не иначе! А вблизи — просто ершистый юнец. Смотри-ка, как присмирели девицы! Только что эти вертушки без всякого зазрения совести подтрунивали над профессором, а как только рядом оказался приятный молодой человек, сразу прикинулись паиньками, вот лицемерки! Эцуко окинула Тикаки оценивающим взглядом, как если бы разглядывала какую-нибудь сумочку в магазине европейских товаров.

— Ну ты и молодец, задал им! — сказал Мафунэ.

— Да что вы, просто не смог усидеть. Сам от себя не ожидал.

— Это-то и прекрасно!

— Они стали ругать тюремных врачей, вот я и не утерпел. Но, честно говоря, они тоже неплохо соображают. Во всяком случае, то, что они говорили, заставило меня призадуматься.

— Тем не менее эти ребята в конце концов удрали, поджав хвосты.

— Ну, я бы сказал, — улыбнулся Тикаки, — что счёт был ничейный. А может, и 7:3 в пользу противника.

— А почему тогда они так быстро ретировались?

— И сам не пойму. Может, у них была запланирована атака на следующий объект?

— Простите, доктор… — прервала их разговор Эцуко. И тут же рассердившись на себя за невольно робкий тон, слишком резко спросила: — Вы часто встречаетесь с Такэо Кусумото?

Тикаки, удивлённо подняв брови, повернулся к Эцуко. Открыв рот, он недоумённо уставился на неё, отчего показался ей ещё симпатичнее.

— Да нет, я бы не сказал, что часто. Я видел его вчера дважды, и это, пожалуй, всё.

— А зачем вы вчера с ним встречались?

— Что значит зачем? — Тикаки сверкнул на неё глазами, явно задетый этим вопросом. — Затем что я являюсь тюремным врачом.

— То есть вы встречались с ним как психиатр?

— В общем, да.

— А что, у него что-то не в порядке с психикой?

— Да нет… — Тикаки смутился, и лицо его залилось румянцем. Несмотря на смуглую кожу, цвет его лица менялся неожиданно быстро.

— Кусумото совершенно нормален. Как уже говорил доктор Офуруба, он живёт размеренной и спокойной жизнью, это вам не Симпэй Коно с его бредом преследования.