Приговор - Отохико Кага

— Позвольте задать вам вопрос. Можете ли вы привести хоть одно доказательство того, что тюремные врачи являются истязателями, мучителями и отбросами общества?

— Да этих доказательств полным-полно, — заявила девица. — Мы имеем информацию от многих наших товарищей, томящихся в застенке. А вы кто?

— Может, сначала вы сами представитесь?

— Не стану я называть своё имя.

— Тогда и я не стану.

Пока они препирались, несколько студентов в касках поспешили на помощь девице, и один из них оттолкнул молодого врача от микрофона. Тот пролетел вперёд по проходу и с трудом удержался на ногах. Остановился он как раз у того ряда, где сидела безуспешно пытавшаяся покинуть зал двоица — старик и мужчина в белом халате с зачёсанными назад волосами, — и они, обернувшись, посмотрели на него с сочувствием. С того момента, как в зал вломились студенты, зал словно окаменел, все сидели молча, опустив глаза и с опаской следили за тем, как развиваются события.

— Уберите от него руки, — приказал с кафедры вожак. — Простите, доктор, молодые люди не должны были вести себя так грубо. Сейчас вы получите ответ на ваш вопрос. Ну, давай, да поконкретнее.

Девица кивнула и, вытащив из кармана блокнот, принялась читать:

— Вот вам и поконкретнее. Пункт первый. 10 июня прошлого года ночью у товарища Коно вдруг начались боли в животе и он потребовал, чтобы вызвали врача. Однако надзиратель без всяких на то оснований велел ему ждать до утра. Только после третьего требования был вызван дежурный врач. Первый укол не возымел никакого действия, товарищ Коно потребовал, чтобы сделали ещё один, но боли не прекратились и после него, только на третий раз врачу удалось снять боль. В течение двух последующих дней Коно ощущал сонливость, тело было словно ватное, он снова обратился за врачебной помощью, и ему сказали, что сонливость вызвана, скорее всего, действием введённого ему наркотика, который называется «описко». На вопрос — вреден ли этот наркотик, ему ответили, что от однократного приёма никакого вреда не будет. Отсюда следует: первое — из-за неопытности тюремного врача обезболивающее средство, введённое дважды, не возымело никакого действия; второе — заключённому, без его ведома и согласия, ввели наркотик, в результате чего он два дня находился в сонном состоянии и испытывал сильный упадок сил. Несмотря на то, что вред наркотика для организма очевиден, врач дал по этому поводу лживое и ошибочное объяснение. Пункт второй. 13 декабря прошлого года товарищ Коно за нарушение распорядка был подвергнут наказанию, а именно помещён в дисциплинарный изолятор на пятнадцать суток. Он был вынужден целый день находиться в неотапливаемом помещении даже без матраса, его лишили права на свидания, запретили читать, писать, слушать радио, лежать, заниматься спортом. На третий день товарищ Коно стал жаловаться на холод, слабость и боль в мышцах, но под тем предлогом, что он отбывает наказание, ему отказали в медицинской помощи. Когда он выразил протест, заявив, что лишение возможности заниматься спортом неправомерно, ибо противоречит Правилам внутреннего распорядка, в которых сказано: «Занятия спортом важны для поддержания здоровья заключённого», надзиратель не стал его слушать, и лишь через неделю к нему наконец вызвали врача, но тот не только не смог предложить никаких мер по улучшению безобразных условий его содержания, но дал ложное заключение о том, что якобы «состояние заключённого Коно вполне удовлетворительно». Совершенно очевидно, что тюремные врачи, которые таким образом участвуют в издевательствах и притеснениях заключённых, не способны выполнять свой врачебный долг. Думаю, этого вполне достаточно, чтобы считать тюремных врачей отбросами общества, которые не имеют права на существование. Да примеров можно привести сколько угодно. Пункт третий…

— Постойте-ка, — прервал её молодой врач. Он легко взбежал на сцену и приблизился к микрофону. Студенты подались назад, и он стал рядом с доцентом Офурубой. — Я только что сказал, что не стану называть своего имени, но теперь я предпочту представиться. Я тюремный врач, тот самый врач, которых вы тут пытались смешать с грязью. Сразу оговорюсь: мне не приходилось осматривать Симпэя Коно, поэтому я не знаю, имели ли в действительности место те факты, которые вы здесь изложили. Однако, как лицо причастное, должен признаться, что в современной тюрьме такое действительно возможно.

Студенты, оживившись, зааплодировали. «Давай-давай!» — прокатилось по залу.

— Тюрьма — это совершенно особая, можно сказать, анормальная среда обитания, по своим условиям резко отличающаяся от того общества, в котором живём мы с вами. Специфика этой среды связана в первую очередь с ограничением свободы. А следовательно, на первый план выходят такие моменты, как контроль, надзор и унификация. Надеюсь, вы понимаете, как трудно врачу работать в таких условиях? Например, я — психиатр, и мне приходится часто сталкиваться с психическими расстройствами, которые возникают именно в условиях изоляции, то есть с разными формами тюремного психоза. Причиной такого психоза является именно изоляция от общества, если она прекращается, человек выздоравливает. Однако освобождение от отбывания наказания не в компетенции врачей, поэтому нам приходится лечить людей в тех условиях, в которых они вынуждены находиться.

— Ну и перестал бы работать тюремным врачом, что тебе мешает? — сказал один из студентов.

— Мне бы и самому этого хотелось.

Студенты торжествующе захохотали.

— Но представьте себе, что будет, если в тюрьме не останется ни одного врача. Заключённые лишатся всякой медицинской помощи. Да, там не станет врачей, но ведь тюрьма, как таковая, как место, предназначенное для изоляции человека от общества и контроля над ним, останется. Так не лучше ли, если там всё-таки будут врачи, которые смогут оказывать людям хоть какую-то посильную помощь? Или вы не согласны?

Студенты, не ожидавшие такого напора, молчали. Судя по всему, они пребывали в растерянности, не зная, как относиться к Тикаки: то ли как к врагу, то ли как к союзнику. Кто-то крикнул: «Абсурд!», и остальные тут же заорали, очевидно придя к выводу, что перед ними всё-таки враг: «Это казуистика!», «Вали отсюда, лекарь паршивый», «Душегуб!»… Возбуждение нарастало с каждой минутой.

Тикаки внимательно наблюдал за орущими. На вид возраст вроде бы действительно студенческий. Правда, среди девушек есть совсем юные, может быть, даже ещё старшеклассницы, но в общей массе всем им чуть за двадцать, то есть они всего на несколько лет моложе его самого. Только этот толстяк, который у них за главного, значительно старше остальных, ему, скорее всего, под сорок. Судя по его излишней тучности, его сердце обвито забитыми холестерином коронарными сосудами. Ну да, стоит ему слово сказать, и возникает одышка. Душегубом его обозвал бледный юноша, стоящий рядом с главным. Из-под каски во все стороны торчат длинные патлы, похож на принца Гамлета, нацепившего шлем, который ему маловат. Тикаки сразу отметил этого юношу как человека, скорее всего, слабовольного. Что ж, начнём с него.

— Вот ты назвал меня душегубом, так? Это в каком же смысле?

Юноша сразу же напрягся, выгнул дугой тело, словно лягушка, вдруг вытащенная из уютной и безопасной болотной жижи. Как при опистонусе, который возникает иногда во время истерических припадков. Надо смотреть на него, не отрываясь, тогда он отведёт глаза. Вот так.

— Ты ведь наверняка имеешь в виду, что я убийца, так ведь? И рассчитываешь меня таким образом оскорбить. Хотя только что один твой сотоварищ… — И Тикаки перевёл взгляд на стоявшую посреди зала девицу. Её круглые очки блеснули. — Да, вон та девушка. Если я не ошибаюсь, она сказала, что любое преступление носит революционный характер. И ещё, что преступление — это героический, благородный поступок. Тебе не кажется странным, что, придерживаясь таких взглядов, ты хочешь оскорбить меня, называя «убийцей»?

«Не пытайся сбить нас с темы!» «Это совсем другой вопрос!» «Давай, вали отсюда! Катись!»

— Как ты считаешь? — Тикаки упрямо обращался только к юноше. — Может, это слово у тебя просто так с языка сорвалось и ты не имел ничего такого в виду, но, вообще-то, если ты считаешь, что убийца и душегуб это одно и то же, то ты ошибаешься. Душегуб, иначе губитель душ, — это скорее что-то вроде дьявола, а убийство совершают люди, такие же, как мы с тобой. Которые так же, как мы, смеются, плачут, любят, страдают… И точно так же, как мы, проливают кровь, умирают…

Юноша кусал губы, исподлобья поглядывая на Тикаки.

— Ну и что вы хотите этим сказать? — робко спросил он.

— Только одно — нельзя с презрением относиться к преступникам, — ответил Тикаки, не сводя глаз с юноши. Тот тоже не отрывал от него глаз, их взгляды спутались, словно нити, и никак не могли разъединиться.