Завет воды - Абрахам Вергезе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мариамма замирает. Потом тихонько спрашивает:
— Он намерен сдаться?
— Нет, — мотает головой Дигби. — Послушайте, я не сочувствую наксалитам. Но полиция ничем не лучше. Вы прекрасно знаете, что никакой медицинской помощи они ему не окажут. Может, просто убьют на месте. Его рвет, и он жалуется на дикую головную боль. И все твердит, что вы знаете, что с ним. Думаю, я тоже знаю. Я читал о вашей семье и о наследственном заболевании.
Мариамма кивает:
— У него почти наверняка акустическая невринома, как у моего отца. Двусторонняя. Но это не значит, что я смогу помочь ему.
Она сложила руки на коленях и пристально смотрит вперед, погрузившись в размышления. Ее черты в профиль — глаза, брови, длинный тонкий нос — точь-в-точь как у дочери Чанди, Элси.
— Мариамма, вам совсем не обязательно ввязываться в это дело. В конце концов, может быть, уже слишком поздно…
Изменившееся выражение ее лица подсказывает Дигби, что этого говорить не стоило. Кромвель бросает взгляд в зеркало заднего вида, словно укоряя: вот тут ты налажал.
— Простите! Не знаю, что сказать…
Голос ее подрагивает, и она обращается скорее к себе, чем к ним:
— Итак, он появился внезапно и ищет меня? После стольких лет. Что я должна?..
Она не договаривает. На глаза наворачиваются слезы. Дигби торопливо нашаривает носовой платок, слава богу, чистый. Она прижимает ткань к глазам, а затем, к удивлению Дигби, приникает к нему и утыкается головой ему в плечо. Рука Дигби обнимает ее и с величайшей нежностью ложится ей на спину, почти невесомо, чтобы не усугублять бремени, обрушившегося на ее плечи.
глава 76
Пробуждения
1977, «Сент-Бриджет»Дигби наблюдает, как Мариамма разглядывает территорию «Сент-Бриджет», когда они въезжают в ворота. Что должна она подумать об этом месте, ставшем его домом четверть века назад, — о тихом оазисе, чьи высокие стены не пропускают из внешнего мира даже звуки? Суджа, одна из «медсестер» Дигби, приветственно складывает левую ладонь с культей правой кисти. Мариамма автоматически отвечает, едва ли заметив, что намасте Суджи по большей части воображаемое.
Комната, в которой Дигби разместил Ленина, изолирована от остального лепрозория. Мариамма медлит на пороге, а потом медленно, как лунатик, входит следом за Дигби. Слава богу, он еще дышит, с облегчением думает Дигби. Он видит, как дрожат ее пальцы, когда она касается щеки Ленина. У человека, лежащего без сознания на кровати, на лице и голове темная щетина, как у набожного индуиста, возвратившегося из паломничества в Тирупати или Рамешварам. Из-за абсолютного отсутствия подкожного жира извилистые вены выделяются на исхудавших руках. С этим впалым животом и торчащей грудной клеткой он похож скорее на крестьянина на грани голодной смерти, чем на героя-партизана.
Дигби осторожно надевает манжету тонометра на вялую руку Ленина. Его действие выводит Мариамму из транса. Пальцы нащупывают пульс Ленина.
— Сто семьдесят на семьдесят, — сообщает Дигби, снимая манжету. — Примерно то же, что раньше.
— Пульс сорок шесть. Феномен Кушинга.
Когда Дигби в последний раз слышал эту фразу? Полвека назад в хирургическом отделении в Глазго? У Дигби тогда было несколько случаев, чтобы вспомнить триаду пионера нейрохирургии. Кушинг наблюдал, как при кровоизлиянии или опухоли повышается внутричерепное давление и это вызывает повышение систолического артериального давления, замедление сердцебиения и нарушение ритма дыхания.
— Нужно его посадить, — командует Мариамма. — Это поможет снизить внутричерепное давление.
Ее слова вовсе не звучат укором, но Дигби понимает, что должен был сам подумать об этом. С помощью Кромвеля они усаживают Ленина в кровати, подпирая тело сложенными матрасами из соседней пустой комнаты, но голова Ленина болтается, как у куклы-болванчика.
— Могу я осмотреть? — спрашивает Мариамма.
— Он весь ваш!
Мариамма странно смотрит на Дигби. Потом аккуратно встряхивает Ленина за плечо:
— ЛЕНИН!
Ранее, когда Дигби окликал его по имени, Ленин пытался открывать глаза. Даже говорил. Сейчас взгляд его остекленел. Пациент, который не вздрагивает, когда под кроватью взрываются петарды, находится в более тяжелом состоянии, чем тот, что дергается всем телом. Мариамма растирает грудную клетку костяшками пальцев — довольно болезненное стимулирование для пациента в сознании. Ленин шевелится и чуть хмурится.
— Видите? — показывает Мариамма. — У него двигается только правая половина лица.
Дигби это упустил. Она повторяет прием, и теперь он тоже замечает нарушение.
— Левый лицевой нерв парализован. Дело в опухоли левого слухового нерва. И она, вероятно, достаточно велика, раз задевает и лицевой нерв.
Мариамма приподнимает веки Ленину и покачивает его головой из стороны в сторону, проверяя движение глаз, потом рвотный рефлекс. При помощи неврологического молоточка она сравнивает рефлексы с обеих сторон. Мариамма достает из своего чемоданчика офтальмоскоп и изучает глазное дно Ленина.
— Отек диска зрительного нерва, — констатирует она.
Еще один признак высокого внутричерепного давления.
Наблюдая за ней, Дигби отмечает все то, что должен был сделать сам. Тело перед ней — это текст. И вскоре она, как библеист, сформулирует свою экзегезу. Дигби вдруг осознает собственный возраст — она на два поколения младше. Вдобавок нынешний опыт Дигби касается нервов, которые никогда не восстановятся. Все книжные знания, которыми он больше не пользуется, выветрились из головы. В области пересадки сухожилий и связок — да, тут он эксперт, опубликовал несколько статей о своих новаторских решениях, основанных на работе Руни. Но этот пациент ведет его на неизведанные территории.
Мариамма, нахмурившись, откладывает инструменты.
— Я подумал, мы могли бы просверлить отверстие в его черепе, — предлагает Дигби. — Поэтому и просил вас захватить трепан. Это помогло бы снизить давление…
— Не поможет, — отрицательно машет она головой. — Опухоль Ленина внизу,
