Третья сила. Сорвать Блицкриг! - Федор Вихрев

Ника

Проработка плана — еще та головная боль! Кажется, все уже предусмотрели, все продумали, все учли и снова:

— Вот здесь…

— А если станет машина…

— Сюда…

— Еще раз…

— Контрольное время…

— Маршрут…

— А если…

— Сюдой…

— Подстраховка…

— Расстояние…

— Прицельные ориентиры…

— Время подхода…

— Форма…

— Документы…

— Ребята, если это прокатит — мы будем самые везучие сукины дети на всей планете! Этот план — такое безумие, что просто…

— На то и рассчитано!

— Ну, тогда с богом!

— Пусть бог поможет немцам, а мы как-нибудь сами…

Мы сами. Больше некому. Нас, правда, прикрывают разведчики Медведева, но мы их не знаем и не видим. Они бойцы невидимого фронта. Связь с ними только через Ващенко. Если все пойдет по плану, им даже вмешиваться не надо будет. И где-то здесь живая легенда — Кузнецов. Интересно, узнаю ли я его? А может, мы уже виделись и я, как всегда, не узнала… Жалко и обидно. В который раз моя паршивая память на лица меня подводит.

Уже второй день я работаю в штабе комендатуры в качестве машинистки. По сути, делаю то, что в родное время делал ксерокс, — да-да, тиражирую документы. Пишущая машинка берет четыре копии, а их надо на некоторые документы до сорока — это по разным инстанциям и полицейским участкам. Что в них? Хотела бы сама знать, но… я как не знала немецкого, так и не знаю его, кроме десятка обиходных слов и фраз, выученных на скорую руку и зазубренных намертво. А печатаю я вслепую десятипальцевым методом, что на русском, что украинском, что на латинице. Главное, что пальцы знают сами, где какая буква расположена, и в текст не надо вчитываться. Хорошо, что у всех европейских стран буквенная латинская раскладка почти одинаковая — тут уже язык глубоко по барабану. Разве что в немецком четыре «лишних» буквы.

Устроилась я на удивление просто. Связной в Ровно с брезгливостью в голосе обхаял соседку, что вот девка продалась немцам ни за грош — машинисткой в штабе, а сама — краля. Тут же выяснили, что «немецкая шлюха» — одинокая женщина, ненавидимая всем кварталом с детства только за то, что дед был этническим немцем, а мать украинкой из-под Одессы. Да и сама семья всегда держалась «не здоровкаясь».

Найти в Ровно нормальную обувь оказалось самым тяжелым нашим заданием. Не то чтобы ее не было, но покрой немецкий и наш, отечественный, — это как небо и земля, а заявиться знакомиться в «прикиде не по теме» это все равно, что пойти на диверсию с миной без взрывателя — примерно так я объяснила своим мужикам. Прониклись. Туфли и колготки нашли. Остальной прикид дорабатывала на швейной машинке «Зингер», вспоминая длинные зимние ночи перед новогодними детскими утренниками. Спасибо дочке — она меня сподвигла в свое время научиться быстро шить без всяких выкроек.

Знакомство произошло без лишних выкрутасов. Подловила на выходе из магазина, толкнула, улыбнулась и извинилась:

— Ой! Пробачте, панi! Я така незграбна! Ось Ваша валiза! — и снизу, с колена, увидела, как недоверчиво и удивленно распахнулись глаза «объекта». Привыкла небось, что с ней заговаривать тут брезгуют. Жизнь научила быть гордячкой, не замечать хамство и презрение со стороны людей, плевки со стороны соседей и ничем не прикрытую ненависть горожан, а тут…

— Ой! Ваш хлiб! Biн впав у багнюку! Ой! Я так винна! Чи можу я якось згладити свою провину i пригостити вас фiлiжаночкою кави?

— Ну… мабуть так!

А что, за чашечкою кофе одна женщина не найдет что сказать другой? Не смешите мои панталоны, как говорят в Одессе. Могу только сказать, что через час мы были лучшими подругами, а через два она, узнав, что я могу вслепую печатать, предложила поговорить с начальством на тему работы для меня.

И вот теперь мы сидим друг напротив друга и целый день стучим по клавишам. Как женщина мадам Элен очень тонкая и творческая натура. И если бы в этом мире ей можно было раскрыть свой потенциал, то, может быть, она стала бы неплохой поэтессой или писательницей. А так — кому она будет читать свои стихи?

«Я читаю стихи драконам,Водопадам и облакам».

Это не я — это Николай Гумилев. А это Леночка, которая не может никому показать сжигающие душу строки:

«И однажды, может, где-то, ты поймешь меня,Как бескрылые взлетают строчкою стиха!»

Прости, Ленусик… я не со зла. Просто такова наша работа.

Змей

Впрочем, как следует поработать с документами мне не дали. Полк перебрасывали южнее, для участия в Смоленском сражении. На вяземском направлении.

Вызов от Мехлиса пришел неожиданно, в последний момент, до отправления эшелона оставалось полтора часа.

Поздоровавшись, Лев Захарович выложил на стол подполковничьи погоны и орден Боевого Красного Знамени:

— Это тебе, — сказал он. — За «Тигры». Если твои машины покажут себя — запустим их в крупную серию. Сам пробью.

Подполковник Долгих при виде моих новых погон скривился, как будто уксусу хлебнул, но поздравить — поздравил.

Выгружали нас на каком-то полустанке, и, судя по следам, мы были далеко не первыми.

Полустанок прикрывали зенитки, не меньше дюжины. Это только те, которые я сумел заметить. Над станцией болталась эскадрилья И-180. На высоте порядка шести тысяч тоже кто-то барражировал, но их я опознать не смог. Нас встречали капитан из штаба фронта и лейтенант — командир батареи «Вязов», которые должны были сопровождать нас до места, известного лишь командованию.

Полк выстроился в колонну и двинулся вслед за капитанским джипом. Я, воспользовавшись служебным положением, пристроился в люке своей машины, за зенитным пулеметом. Были у меня подозрения, что пострелять придется.

Ночью прошел дождь, он прибил пыль, но не сумел развести грязь, так что видимость была отличной.

Несмотря на отсутствие прикрытия с воздуха, немцы нас не беспокоили. Или на нас не отвлекались. Одна группа бомбардировщиков проследовала в стороне, не обратив на нас внимания, другая прошла прямо над нами, к полустанку, на котором мы разгружались.

Шли красиво, ровно, штук тридцать, не меньше, «Хейнкели-111». Прикрывали их «мессеры», двадцаткой.

Обратно бомбардировщики летели как попало, без строя, без прикрытия, по принципу «спасайся, кто может». За ними, постепенно догоняя, летели две четверки Ил-4 под прикрытием восьми И-180. Из замыкающего «Хейнкеля», на мой взгляд, совершенно исправного, начал выпрыгивать экипаж.

— Чего это они? — удивился один из заряжающих. — Рехнулись, от бомберов бегать?

— Это не бомберы, это «пилорамы», — врубился я и добавил: — Сейчас мы медленно-медленно спустимся с горы…

Ребята заржали.

Через полчаса настал и наш черед. Появились «лаптежники», и тоже с нехилым прикрытием. Атаковать, правда, не стали, болтались на высоте, чего-то выжидая.

«Вязы» взяли их на сопровождение, как наши, так и приданные. «Успею, — подумал я. — Пока они пикировать не начали, можно не дергаться».

Остальные пулеметчики не разделяли моего благодушного настроения и старательно выцеливали болтающиеся на высоте «юнкерсы».

Рев моторов и грохот пушечных очередей обрушились на нас с хвоста колонны. Вдоль дороги скользила четверка «фоккеров», поливая огнем грузовики и зенитки. По чистой случайности мой пулемет был развернут в этом направлении. Стрелять я начал раньше, чем понял, что происходит.

Длинная очередь, словно плетью хлестнула по самолетам, первый поймал пули плоскостью, взрыв и потеряв полкрыла, истребитель врезался в землю. Второй получил очередь в мотор, вспыхнул и пошел падать влево от дороги.

Третий, уворачиваясь то ли от пулеметных очередей, ударивших по нему из автомобилей с пехотой, то ли от столкновения с обломками первой пары «фоккеров», метнулся вправо, зацепил дерево и воткнулся в землю. Четвертый рванул на высоту и попал под «Вязы», тоже не выжил.

Колонна встала. Горели два приданных «Вяза», замыкавшие колонну полка, несколько грузовиков были подбиты или свалились в кювет. Многие водители, особенно бензовозов и машин со снарядами, повыпрыгивали из кабин и залегли в стороне от дороги.

Я задрал голову и ствол пулемета в небо, рассчитывая увидеть пикирующие «лаптежники», и крупно обломался. Не то чтобы они не пикировали и не бомбили. Но те, что пикировали, — просто горели и падали, а бомбившие — просто избавлялись от смертоносного груза. «Суперрояли» намертво вцепились в истребительное прикрытие, и немцы не столько дрались, сколько пытались смыться. «Лавочкиных» было вдвое больше. Бомберами же вдумчиво занималась эскадрилья Та-3. Шансов у немцев было мало.

Потери в полку были небольшие, но чувствительные. Кроме двух приданных ЗСУ была подбита одна наша, сгорело три бензовоза из шести и поврежден один из двух эвакуаторов. Но его можно было починить часа через два. Также сгорел один из четырех броневиков разведроты. Оставив поврежденные и сгоревшие машины, полк двинулся дальше. Починятся — догонят. С ними осталась и вторая ремлетучка.