К небу мой путь - Торнтон Уайлдер

Браш был настолько переполнен чувствами, что решил подольше погулять, чтобы успокоиться. «Это лишь подтверждает мою давнюю теорию о том, что мир полон добрых людей, — сказал он себе. — Надо лишь знать, где их найти».

Когда он вернулся в пансионат Куини, было почти девять часов. На недавно вымытом, вычищенном верхнем этаже опять царил беспорядок. Вещи были разбросаны, на полу валялись воскресные газеты. Сами обитатели сидели задрав ноги на стол. Настроение у них было неважное.

— Ну что, беби, — сказал Херб. — Кажется, ты неплохо провел время, а?

— Да. А что?

Тут Херб спросил у него о такой непристойности, что Браш замер в удивлении. Все остальные, кто там был, захохотали, с любопытством ожидая, что он ответит. Браш с легким испугом некоторое время смотрел на них.

— Вы мне обещали, парни, не допускать подобных вещей.

— Все обещания потеряли силу, — заявил Херб в ответ.

Браш некоторое время раздумывал над его словами, затем вытащил из шкафа свой чемодан и начал собирать вещи.

— Согласись, ты провел последние два дня просто чудесно, — продолжал Херб с наглой ухмылкой. — Это тебе скажет каждый. Причем с большой для тебя пользой. В субботу ты назюзюкался до такого скотского состояния, что облевал памятник Погибшим на войне, а в воскресенье ты даже привел в восторг целый публичный дом. Великолепно, мой мальчик, просто великолепно!

Браш поднял глаза и долго смотрел на него, но ничего не сказал. Херб еще раз, чуть подробнее, перечислил все подвиги Браша в минувший уик-энд.

— Это неправда, — ответил наконец Браш.

— Неправда? Да ты что, ничего не соображаешь? Ей-богу, ты — лопух и простофиля, каких свет не видывал! Ты такой простак, что даже неприлично.

Не поднимая глаз на своего оскорбителя, Браш прижимал коленом крышку чемодана.

— И что же, это все были… падшие женщины?

— Падшие? — захохотал Херб. — Они такие падшие, что дальше некуда!

— Херб, ты же обещал мне, что все будет без подвохов.

— Все обещания кончились с переходом на летнее время, — объявил Херб. Он перевернул страницу газеты и продолжал чтение.

В комнате стояло молчание. И тут Браш закричал. Он даже вскочил в гневе.

— Это неправда! — кричал он. — Они не такие! Вы сами не знаете, что несете! Я вам говорю, они совершенно нормальные девушки, в этом я никак не мог ошибиться. Вы, парни, не можете судить об этом лучше меня, потому что вы… Послушай, Херб, ведь это неправда?

— И все-таки это правда, — ответил Херб, пробегая газетные заголовки безразличным взглядом.

Браш принялся ходить по комнате взад и вперед. Вдруг он с криком схватил стул и швырнул его в окно. Затрещало дерево рамы, посыпались осколки стекла.

Луи присвистнул.

— Ого! Как неприлично! — сказал он.

Браш замер у окна, устремив глаза на крыши домов.

— Вы, парни, делали вид, будто не знаете, что срок закончился и наш договор не действует. Вы притворялись! Вы притворялись всю свою жизнь. Это несерьезно… Я рад, что мне довелось побывать там, в этом доме, и поговорить с этими девушками… Я рад этому. Огромное вам спасибо.

Херб встал, подобрал свои кальсоны, валявшиеся на полу посреди комнаты.

— Снимай пиджак, — сказал он, — сейчас я с тобой рассчитаюсь. Ну, давай снимай пиджак!

— Я не буду с тобой драться, Херб. Ударь меня, если тебе так хочется.

— Нет, ты будешь драться со мной! — прорычал Херб, надвигаясь на него.

Браш, защищаясь, нехотя поднял руки. Остальные тоже вскочили с места и угрожающе двинулись к Брашу. Они бросились на него, повалили на пол и стали бить. В приступе злобы они пинали его ногами. Потом скинули с лестницы вниз и выволокли на улицу. Луи позвонил в свою больницу, приехала «скорая помощь» и подобрала Браша, лежавшего без сознания на тротуаре.

На следующее утро Куини пришла его навестить. Неловкая, в шляпе и перчатках, она вошла в палату, тревожно оглядываясь. Поймав взгляд Браша, почти целиком забинтованного, она подошла к его кровати, села рядом и посмотрела на него. Браш грустно улыбнулся.

— Вот ваш чемодан и ваш бумажник, мистер Браш. Должно быть, он выпал у вас из кармана. Они сказали, чтобы я отнесла все это вам.

— Спасибо, Куини.

— Вам очень больно, мистер Браш?

— Нет.

— Вы так избиты! Что вы им сделали, что они так озверели? Я знала раньше, что они — дикие ребята, но я не думала, что они способны на такое зверство, мистер Браш.

Браш не ответил.

Куини заплакала.

— Я сказала им, чтобы они забирали свои вещи и уходили. Я сказала, что больше не желаю терпеть ихнего хулиганства в своем доме. Я сказала им, чтобы они немедленно убирались.

— Нет-нет, Куини. Не выгоняй их. Пусть они остаются. Я как-нибудь потом все тебе объясню. — Браш помолчал. — Они что, уже собрали вещи?

— Я им сказала, чтобы они убирались из моего дома, но не думаю, чтобы они очень торопились. Они только сказали, что скоро уйдут и запрут дверь. Но я позволю им остаться, если вы так хотите, мистер Браш. Сейчас такие тяжелые времена, что я не знаю, найду ли кого-нибудь еще. У миссис Кубински, что живет в соседнем подъезде, пустуют целых четыре комнаты с самого августа.

Слезы у нее на глазах уже высохли, и наконец она неуверенно улыбнулась.

— Я вам скажу, вы выглядите несколько забавно с этими заячьими ушами, мистер Браш. Я очень рада, что вы хорошо себя чувствуете.

— В этой больнице работает Луи?

— Да. Я видела его внизу, когда входила сюда. Должна вам сказать, он выглядит как-то непривычно в белых штанах и халате.

— Что он сказал?

— Ох… Только «привет» и больше ничего.

— Когда пойдешь обратно, Куини, скажи ему, чтобы подошел ко мне на минуту.

Они помолчали.

— Как поживает отец Пажиевски?

— Я вам расскажу, мистер Браш. Он снова выглядит хорошо. Забавно: вы так часто спрашиваете о нем, а он спрашивает о вас.

Браш в волнении приподнялся:

— Да? Он спрашивает обо мне?

— Да. Однажды я рассказала ему о вас немного, и он очень заинтересовался вами.

Браш снова лег и уставился в потолок.

— Его уже не беспокоят почки? — спросил он тихо.

— Врачи думают, что у него были желчные камни, которые растворились оттого, что он пил чай с иорданской водой. Миссис Крамер приберегала эту воду для крещения своих внуков, но, наверное, у нее не будет внуков, так что отец Пажиевски получил эту воду.

— Как-нибудь… скажи отцу Пажиевски… что я много о нем думаю.

— Хорошо, я скажу. Может, передать от вас открытку для кого-нибудь, мистер Браш?

— Нет, Куини… У меня никого нет.

Куини ушла. Через некоторое время по палате проходил Луи. Браш свистнул ему. Луи подошел к кровати и, наклонившись, прошептал ему на ухо:

— Извини, спешу. Что ты хотел?

— Присядь на минуту, Луи. Я хочу кое-что спросить.

— Ладно. Только побыстрее. Мне надо идти по делам.

— Луи, скажи мне: что случилось со мной?

— У тебя нет мозгов, вот и все. Бог не дал тебе ума.

— Я знаю, — вздохнул Браш, глядя на Луи. — Ну и что же мне теперь делать?

— Как — что? Берись за ум. Проснись. Осознай.

— Я бы и сам этого хотел. Но только я не знаю, как этого добиться, вот в чем дело. Должно быть, мой случай гораздо серьезнее, чем я думаю, потому что вот уже в третий раз люди вдруг ни с того ни с сего начинают меня ненавидеть. Хотя мозги у меня все-таки есть, потому что в этот ужасный год я получаю по службе одни повышения… И в школе у меня были хорошие оценки.

Луи нагнулся к уху Браша:

— Со временем ты научишься. Я думаю, с годами ты еще найдешь свое место в жизни. Но только держись от нас подальше. У нас свои взгляды и своя жизнь, понимаешь? И нам не нравится, когда нам мешают жить.

— И остальные ребята тоже так считают?

— Да, конечно.

— Ну что ж… Тогда я скажу вам «до свиданья». Но только… Слушай: если вы когда-нибудь перемените свое мнение обо мне и захотите попеть, пошлите мне телеграмму, хорошо? По адресу «Каулькинс и компания».

— Слушай, Джордж, ты спросил меня, что тебе делать. Хорошо, я скажу тебе. Стань таким же, как и все. Научись пить, как и всякий мужик. И оставь других людей в покое. Живи сам и давай жить другим. Каждый человек хочет, чтобы его не трогали. И еще: не бегай от женщин. Ты ведь здоровый парень, верно? Наслаждайся жизнью. Тебе еще жить да жить, поверь мне.

Луи не заметил, как Браш начал медленно подниматься на постели. Но голос Браша вдруг зазвучал в ответ очень громко, поднявшись почти до крика:

— Можешь уходить и больше не приходи! Если я даже стану таким, как и вы, все равно я проживу долго, это я и сам знаю. Может быть, я чокнутый, может быть; но лучше уж быть сумасшедшим, чем таким «разумным», как вы. Я рад, что я сумасшедший. Я не хочу переделывать себя. Скажи своим друзьям, что я не переменюсь…

— Ладно, ладно, потише, успокойся…