Схватка не на жизнь - Юрий Мишаткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антон рассказывал и с беспокойством ждал, что Непейвода перебьет: «Пора за дело браться. На сберкассу пойдем».
Но о налете на сберкассу Непейвода не заговаривал, и Антон успокоился, решив, что дружок забыл о своем недавнем решении. Вместо приказа готовиться к налету на инкассатора или сберкассу, Непейвода поручил встретить в воскресенье на вокзальной площади человека.
— Как выглядит, не знаю и врать не буду. Будет сидеть на скамейке. Узнаешь его по приметам: в руках саквояж, читает газету. Спросишь: «Нет ли для обмена табачка?», в ответ услышишь: «Табак есть, меняю лишь на сахарин».
— Потом что? — спросил Антон.
— Потом ко мне на хату отведешь. Я теперь там больше не проживаю. Ключ под половиком найдешь.
— Откуда человек?
— Это тебе знать не обязательно. Твое дело маленькое: встретить, проводить, и все. Где живешь, не болтай. Учить, чтоб язык за зубами держал, не буду — сам ученый.
Антон пораскинул умом и пришел к выводу, что подставляется под возможный удар, которого хотят избежать Непейвода и главарь банды.
«Со мной как с той пешкой обходятся — куда хотят двигают. Не верят, видно, тому гаврику, что на встречу идет, потому сами в сторонке остаются…»
В сердцах он сплюнул. И хотя время было позднее, остался сидеть у Волги, где в синеве мерцали огни бакенов и переговаривались между собой гудки пароходов и барж…
11
За пеленой дождя не было видно здания гаража, учебного полигона и высокого каменного забора, опоясывающего школу. Гараж, а с ним забор и две сторожевые будки тонули в дождевом потоке. Дождь был теплым. Эрлих почувствовал это, стоило выйти из подъезда.
«Не надо было надевать китель», — подумал Сигизмунд Ростиславович и поднял воротник прорезиненного плаща.
Занятия агентурных групп начинались в восемь утра и проходили в длинной, как пенал, комнате, где стены были увешаны картами, портретами вождей «третьего рейха», табличками с цитатами из «Майн кампф». В начале каждого занятия курсантам зачитывалась очередная сводка с фронтов и разъяснялись тактика и стратегия вермахта, приведшие к победоносному захвату больших территорий в России. Затем шли лекции о политике Советов, о паспортном режиме в еще не взятых Германией районах СССР, об истории национал-социалистского движения. Занятия проводили присланные из Кенигсберга инструкторы. Эрлих осуществлял лишь общее руководство и изредка дополнял рассказы лекторов или осторожно, не роняя их авторитета, поправлял.
Каждые два часа в занятиях делался перерыв. Он был необходим, чтобы встряхнуть не привыкших к теоретическим занятиям курсантов. Но вместо бесцельного отдыха с сигаретой в зубах предлагалось размяться в упражнении дзюдо, в преодолении полосы препятствий. Это была идея Эрлиха: перемежать умственную нагрузку с физической.
Эрлих обошел казарму и по вымощенной камнем дорожке двинулся к высокому зданию, где на трубе виднелся проржавевший, давно не действующий флюгер. Сейчас под дождем он жалобно скрипел, точно плакал.
«А были ли в Петрограде флюгеры?» — подумал Сигизмунд Ростиславович и не мог вспомнить: с каждым годом прошлое убегало от него все дальше.
— Здравия желаем!
Мимо, разбивая сапогами лужи, пробежали курсанты, одетые в красноармейские шинели, в ботинках с обмотками. Не было лишь петлиц со знаками отличия и звездочек на шапках.
«Пусть привыкают к ношению той формы, в какой им придется работать, — предложил полковнику Гросскурту старший инструктор школы «Валли». — И еще считаю необходимым, чтобы курсанты обращались друг к другу со словом «товарищ».
Предложение Эрлиха руководством «Валли» было принято, как были приняты и другие не менее ценные советы по подготовке курсантов к засылке за линию фронта.
Эрлих проводил взглядом группу. Захотелось подстегнуть курсантов, и Эрлих уже собрался прикрикнуть на них, когда из здания радиостанции выбежал обер-лейтенант Гюнтер Зейдлиц.
Он был без плаща и растерянно оглядывался по сторонам, словно искал кого-то.
Эрлих недолюбливал и сторонился Гюнтера. Племянник командира корпуса генерала фон Зейдлица, обер-лейтенант был переведен в «Валли» стараниями дядюшки и руководил функабвером, хотя ничего не смыслил в радиотехнике.
— Полковник у себя? — увидев Эрлиха, спросил Гюнтер.
— Да, — ответил Сигизмунд Ростиславович и кивнул в сторону главного корпуса.
Забыв поблагодарить и не обращая внимания на непрекращающийся дождь, Гюнтер поспешил к полковнику.
«Произошло что-то из ряда вон выходящее», — понял Эрлих и вернулся в казарму, где занимал отдельную комнату с широким окном, выходящим на строевой плац. Заперев дверь, он нажал кнопку на лампе-ночнике, и в комнате послышался приглушенный кашель. Следом звякнул стакан.
«Сейчас войдет Гюнтер», — подумал Эрлих и не ошибся. Из вмонтированного в лампу подслушивающего устройства раздался голос обер-лейтенанта, который пришел с докладом к полковнику Гросскурту:
— Они заглушили нашу передачу, господин полковник! А затем вышли в эфир сами! Вы можете прослушать контрольную запись!
— Поменьше эмоций, Зейдлиц. Поберегите нервы. Когда это произошло?
— Только что, буквально несколько минут назад! Пеленгаторы засекли местонахождение русской радиостанции. Это Нижняя Волга, точнее Сталинград! Значит, им известно, что Хорек находится в Сталинграде!
— Текст русской передачи с вами?
— Да, экселенц! Русские шлют Хорьку связника. Передали пароль, место и время встречи. И все от нашего имени! Если Хорек клюнет на приманку, он погиб!
— Я просил вас…
— Если бы у нас был дополнительный сеанс, мы бы предупредили Хорька о провокации русской контрразведки! Но Хорек слушает нас лишь по пятницам, а встреча намечена на воскресенье. Если бы резидент имел возможность сам выйти на связь…
— К чему ваши «если»?! Давайте разложим, как говорится, все по полкам. Итак, Хорек принял в эфире приказ русской контрразведки встретить связника и считает, что это связник абвера. Предостеречь его от необдуманного шага мы не в силах: слишком мало осталось времени… Хотя… Кто из наших людей специализируется на ночных прыжках?
— Швидченко, Опперман, Эрлих.
— Эрлих не в счет. Он еще нужен здесь. Швидченко… Больше всего боится вновь оказаться среди русских. А трусливый агент — плохой агент. Опперман…
— Он жил в Энгельсе, под Саратовом. В совершенстве владеет языком. За десять лет членства в «Народном союзе немцев, проживающих за границей рейха», досконально изучил обычаи своей бывшей родины.
— Предположим, мы выбрали Оппермана. Находчив, смел, оперативен, чего нельзя сказать о Швидченко. Но времени все равно слишком мало! Если даже Опперман будет благополучно сброшен сегодня ночью, успеет ли он к воскресенью добраться до Сталинграда и явиться на встречу с Хорьком?
— Вы хотите…
— Да, я хочу опередить русскую контрразведку. Иного пути для сохранения нашего резидента в Сталинграде не вижу. Такого шага с нашей стороны русские не ожидают. Опперман предупредит Хорька о затеянной с ним игре. Через двадцать пять минут Опперман должен быть у меня! Только бы он не опоздал и успел добраться до Сталинграда!
Последнюю фразу полковник Гросскурт произнес уже после того, как Гюнтер Зейдлиц покинул его кабинет, и Эрлих выключил подслушивающее устройство.
12
На большак Вилли Опперман вышел в воскресенье рано утром. Позади остался затяжной прыжок беззвездной ночью, приземление на изрытую пашню, долгий путь по бездорожью.
До города было меньше двадцати километров, и Опперман успокоил себя, что времени, оставшегося до встречи Хорька с ложным связником, ему вполне хватит.
Он стоял на обочине дороги и прислушивался, надеясь в верещании сверчков и гуле телефонных проводов под ветром уловить звук автомобильного мотора.
На светлеющем небе меркли звезды, когда из-за бугра появился грузовик с расшатанными бортами.
Лишь оказавшись в кабине рядом с водителем, Опперман успокоился: впереди дорога, несколько часов соседства с малоразговорчивым молодым водителем «полуторки» и Сталинград, где легко затеряться среди эвакуированных.
«Отчего он меня ни о чем не спрашивает? — размышлял Опперман, косясь на водителя. — Вот уже час как словно воды в рот набрал. Другой бы порасспросил, откуда я, куда путь держу, а он ни слова…»
Парень за рулем сосредоточенно смотрел вперед и изредка сплевывал в открытое окно кабины.
«Повезло с попутным транспортом, и с водителем тоже…» — решил Опперман и приказал себе задремать. Расслабился, положил голову на липкую и скользкую спинку кожаного сиденья и закрыл глаза. Вызов к Гросскурту, его короткая инструкция, полет за линию фронта — все было неожиданным, хотя Вилли знал, что в штабе «Валли» курсантов могут отправить на задание каждую минуту.