Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник) - Иван Черных

Михаил Одинцов

ИСПЫТАНИЕ ОГНЕМ

Глава первая

В бой

Заканчивался второй день войны.

Бомбардировочный полк из-под Киева перелетел на фронтовой аэродром.

Командир полка майор Наконечный, его заместитель по политической части капитан Чумаков обошли новый аэродром — луг, окруженный лесом, проверили размещение техники и ее маскировку. Поговорили с летчиками, техниками, механиками и мотористами: хотели убедиться, что на данном этапе ими все сделано для того, чтобы завтра с рассветом полк мог вступить в бой.

Для Наконечного завтра начиналось уже сегодня с бритья и приведения себя в порядок: командир должен быть всегда командиром.

Гавриил Александрович, посматривая в маленькое зеркальце, давно заученными движениями, не торопясь, старательно намыливал себе щеки. Крупное лицо, большая рука с помазком одновременно в зеркальце не помещались, и от этого он еще больше ощущал свою медвежатость. Неудобство не злило, а пробудило в нем иронию, а затем и воспоминания о жене и ее словах: «Знаешь, ты иногда очень бываешь похож на Тараса Бульбу. Вот рожу тебе сына, и скажешь тогда ему: „…А ну, поворотись, сын, экий ты какой?“»

«Да, сына не успели. Но есть Дашенька. Дашка-промокашка. Надо же так придумать. И откуда это Юрка взял. Видимо, всегда соседские дети и дружат, и ссорятся». Он улыбнулся, вспомнив, как Даша заливалась горькими слезами из-за этой присказки, применяла слезы, как оружие защиты. И помогало. Юрка сразу переходил на примирительный тон и уговаривал: «Ну не реви. Будь мужчиной». На этом инцидент исчерпывался, чтобы через день-другой повториться.

«И зачем я их отправил к сестре в гости? А ведь не хотел, сопротивлялся, но против двух женщин оказался бессилен, пришлось подчиниться большинству. Как там теперь, в Белоруссии? Надо написать, пусть срочно уезжают, только не в Киев, туда тоже возвращаться нельзя…»

Но семейные думы оборвались, а память начала выстраивать цепь событий предыдущего дня.

К своему удивлению, он не мог четко и подробно вспомнить картину первого налета немцев на Киев, так как в это время был занят делами по приведению полка в боевую готовность. Только когда «юнкерсы» уже шли обратно, он понял, что это война.

…Перед вечером фашистские самолеты повторили налет на Киев. Как и утром, «юнкерсы» шли плотным строем, девятка за девяткой, южнее шоссе Житомир — Киев, буквально над аэродромом полка. Не могло быть, чтобы они не видели более полусотни самолетов, стоявших на открытом месте без всякой маскировки. Видимо, немецкие летчики считали их аэродром ложным. Это спасло их и во второй раз.

А что с полком на новом месте?

Связи с постами воздушного наблюдения, оповещения и связи нет. На аэродроме ни одного зенитного орудия, ни одного зенитного пулемета. Одна надежда на турельные пулеметы своих самолетов, но они могут быть использованы только непосредственно над аэродромом. Утром начальнику штаба и командирам придется это разъяснить и заставить их хорошенько организовать собственное наблюдение и дежурство штурманов в кабинах самолетов. Главное, прятать самолеты и людей. Вырыть окопы, в которых можно будет прятаться при бомбежке.

Связь с дивизией пока только самолетом. Линия фронта точно неизвестна. Боевое расположение на завтра поступило в самом общем виде: «По данным своей воздушной разведки вести эшелонированные боевые действия по вражеским войскам. Напряжение максимальное. Донесения при наличии связи по телефону, при отсутствии — самолетом связи».

Что значит максимальное напряжение, если технический состав со старого аэродрома прибыл еще не полностью, а бензина и боеприпасов завезли всего на два вылета?

Как летать? Летчики-истребители не знают наш самолет Су-2[1].

Он вспомнил, как после утреннего налета фашистских самолетов на Киев полк получил приказ: «С самолетов двух эскадрилий снять бомбы и быть в готовности к отражению налета противника на город». Распоряжение вызвало у людей прилив энергии, и работа закипела: бомбы были быстро сняты, пулеметы еще раз проверены, летчики и штурманы с командирами двух эскадрилий изучали возможные варианты будущего воздушного боя. Боя абстрактного, так как ни у кого такой практики не было. Как атаковать — думали сообща. Надеясь на то, что немцы снова придут без сопровождающих истребителей. На второй немецкий налет взлететь эскадрильи не успели. И стали ждать утра.

Получилось же все по-иному…

Наконечный мысленным взором вновь увидел начало рассвета. День не успел вступить в свои права, а ему пришло сообщение: «Идут». Самолеты эскадрилий взлетели и ушли на восток, растаяв в приземной молочной дымке раннего утра.

Ни он, ни другие командиры, находящиеся на земле, не могли с земли руководить надвигающимся боем из-за отсутствия опыта применения радиосвязи легких бомбардировщиков в качестве истребителей, а на своих истребителях И-16 не было радио. Исход боя находился полностью во власти командиров эскадрилий, они будут принимать решения и вести летчиков в бой только по личному зрительному восприятию обстановки в воздухе.

Наконец южнее аэродрома появились на большой высоте обе эскадрильи Су-2, летевших курсом на запад. Решили атаковать врага в строю эскадрилий «девяткой», клином, так как немецкие самолеты имели построение групп тоже из девяти самолетов. Выбирать же цель для атаки командиры будут самостоятельно.

…Небо наполнилось высоким вибрирующим звуком вращающихся на больших оборотах воздушных винтов. Но и тут же к знакомому и привычному звуку своих моторов прибавился новый, более низкий тон. Это басовое и тяжелое у-у-у-у-у было чужим и грозным: приближались немецкие самолеты. В западной части неба в лучах поднявшегося над горизонтом солнца он увидел заблестевшие яркие точки — самолеты. И чуть позже стал различать, где свои, а где чужие. Самолеты начали сближаться, и в это время аэродром заполнился криком людей, наблюдавших за началом боя. Только он не понял слов и выражений, а потом уже и не слушал их, так как сам закричал что-то нелитературное, но потом спохватился и долго чувствовал себя неловко.

Кричали так, как будто это могли услышать летчики в воздухе и исправить ошибку.

На глазах полка головная группа истребителей И-16 атаковала его Су-2, изготовившиеся для атаки немецких «юнкерсов». Он искусал в кровь все губы. От напряжения заболели туго сжатые кулаки. Если бы не заградительный огонь штурманов из турельных пулеметов, то могла эта ошибка закончиться плохо. Как бы там ни было, но пока разобрались, где кто, время было упущено. Су-2 разворотом вышли из боя, а истребители пошли догонять «юнкерсов».

Жаль! Если бы не путаница. Жаль! Всыпали бы немцам. Может, они и не добрались бы до Киева. Но они добрались. Когда самолеты врага развернулись на обратный курс, до аэродрома донесся глухой гул разрывов сброшенных на город бомб, чем-то напоминавший очень далекий, затухающий гром. Люди без команды побежали по укрытиям, потому что никто не знал, чем кончится обратный пролет этой армады. Часть бомб могла быть оставлена и на их долю.

В группе, которая теперь шла уже не единым строем, недоставало нескольких самолетов. Один «юнкерс» отстал. Шел низко над землей, и его атаковали два И-16. Слышались пулеметные очереди. Двухмоторный бомбардировщик «юнкерс» летел тяжело, с креном на правое крыло, а потом, перевернувшись, врезался в землю.

Наконечный вспомнил, как они расспрашивали летчиков с И-16, севших к ним после отражения налета на подбитых самолетах. Оказалось, что они не только не видели, но и ничего не слышали о Су-2, поэтому и приняли их за немецких истребителей.

Лагерный аэродром полка они считали ложным, а стали садиться к ним только потому, что увидели людей на земле и сигналы, разрешающие посадку.

Несостоявшийся бой эскадрилий с немцами обошелся полку в два поврежденных самолета и одного раненого штурмана.

Наконечный опять вернулся ко вчерашним мыслям: «Раз не знали этот самолет летчики-истребители, то, конечно, не знают и зенитчики, и пехотинцы. Поэтому будут нас бить не только немцы, но и свои… И об этом завтра надо будет еще раз обязательно сказать летному составу, чтобы были готовы к худшему. Будем применять сигнал: „Я — свой самолет“, — может быть, это и поможет. Летать-то придется без прикрытия истребителями, хотя в Испании, Китае и на Халхин-Голе, где самому пришлось попотеть, да и в Финляндии, мы убедились, что это не самый лучший вариант. Ну что ж: „На бога надейся, а сам не плошай“».

А потери? Информбюро передало, что за первый день войны было сбито семьдесят немецких самолетов. Сколько же потеряли мы в этой обстановке?

Тяжело будет. В полку всего несколько человек с монгольским и финским боевым опытом, а остальной летный состав молодой, прямо со школьной скамьи. Да и не все прошли полностью программу переучивания на новом самолете. Много смелости и желания бить врага. Все рвутся в бой. Это, пожалуй, самое главное. Ну, а опыт? Не боги горшки обжигают — придет и опыт. Раз надо воевать, значит, будем воевать. И не хуже других. Ох, как важно, чтобы завтра в первом вылете все прошло хорошо!