Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны - Владлен Сироткин

Раздел «сфер влияния», по мысли царя, должен произойти таким образом: «сфера влияния» России – Молдавия, Валахия и Сербия; «сфера влияния» Франции – Албания, Далмация, Которская область. Обе державы обязуются не вмешиваться в политику каждой из них в «ее» «сфере влияния».

Таким образом, русская дипломатия далеко не была «увлечена» французским проектом раздела Европейской Турции. В немалой степени такому скептическому отношению царя и его советников в Тильзите к планам раздела способствовали мифические предложения Наполеона по восточному вопросу еще до Тильзита. Нужно ли удивляться, что царь весьма настороженно отнесся к новому предложению Наполеона о разделе и дальше разговоров о нем в Тильзите не пошел. Вместе с тем он согласился принять участие в переговорах с Францией по восточному вопросу на базе раздела «сфер влияниям позднее, уже в рамках союзных отношений. Это согласие следует рассматривать как продолжение прежней франко-русской борьбы по восточному вопросу.

Царь понимал всю сложность восточного вопроса, его важности для правящих классов России и хотел действовать наверняка.

Но если восточный вопрос при всей его притягательности для Александра I все же относился к области проблематики последующих франко-русских переговоров, то гораздо более насущным был вопрос о Пруссии.

В противовес условию Александра I о восстановлении Пруссии хотя бы в урезанном виде Наполеон выдвинул контрпредложение о восстановлении Польши.

Польский вопрос был нужен Наполеону как выигрышная карта в дипломатическом торге с Александром

I. Что это было именно так, видно из сопоставления предложений Наполеона в начале и в конце переговоров Выше уже говорилось о предложении, сделанном Наполеоном Лобанову-Ростовскому 22 июня относительно Вислы как западной границы России: французский император хотел «подарить» царю восточно-польские земли вместе с Восточной Пруссией. Тем самым Франция намеревалась вбить клин между Россией и Пруссией. Поскольку Александр I явно не соглашался на такой вариант, настаивая на сохранении Пруссии, Наполеон в обмен на сохранение урезанной Пруссии выторговал у царя согласие на создание у западных границ России польского государства под покровительством Франции (так называемого герцогства Варшавского).

Таким образом, накануне подписания Тильзитских соглашений русская дипломатия выдвинула следующие условия:

1. Россия готова отказаться от англо-русского союзного договора, направленного против Франции, и заключить с Наполеоном сепаратный франко-русский мирный договор.

2. Основой этого соглашения должно быть разделение «сфер влияния» в Европе (включая Балканы).

3. Обязательным условием такого соглашения должно быть сохранение Пруссии хотя бы в урезанном виде как противовеса Франции, Австрии и новому польскому государству, которое хотел создать Наполеон.

4. Союз с Францией против Англии в настоящих условиях преждевремен. Тем не менее Россия готова обсудить этот вопрос позднее.

Наполеон же настойчиво предлагал заключить союз. В обмен на этот союз (иными словами, обязательство Александра I начать вместе с Францией борьбу против Англии) он предлагал:

1. Полный или частичный раздел европейских провинций Турции между Францией и Россией.

2. Присоединение к России прусских и польских земель между Неманом и Вислой.

Русская дипломатия хотела решить эти задачи в рамках франко-русского сепаратного мирного договора, французская – в рамках союза.

Основным спорным вопросом был вопрос о присоединении России к континентальной блокаде. И царь, и его главный советник Куракин хорошо понимали всю тяжесть этого обязательства. В остальном условия Наполеона с одинаковым успехом можно было включить и в текст мирного, и в текст союзного соглашения.

В конце концов Александр I, убедившись, что Наполеон не примет его условий иначе как в рамках союзного соглашения, пошел на уступку и согласился заключить с Францией секретный союз.

К 30 июня 1807 г. основные пункты франко-русского примирения были согласованы. Теперь дело оставалось за редакцией этих соглашений. Здесь решающее слово принадлежало Куракину и Талейрану, которому Наполеон поручил отстаивать интересы Франции.

7 июля 1807 г. оба соглашения – русско-французский договор о наступательном и оборонительном союзе и русско-французский договор о мире и дружбе – были, наконец, подписаны: со стороны Франции – Талейраном, со стороны России – Куракиным и Лобановым-Ростовским. 9 июля Тильзитские соглашения были утверждены Наполеоном и Александром I.

Каковы же были условия этих соглашений, на которых отныне должны были строиться франко-русские отношения? Насколько статьи соглашений расходились с инструкциями Куракину и Лобанову-Ростовскому?

При первом беглом знакомстве с этими соглашениями кажется, что они, безусловно, целиком и полностью были выгодны Франции.

Действительно, в конкретных условиях международной обстановки в Европе 1807 г. Россия соглашалась на очень многое из того, против чего она выступала ранее. Так, Наполеон признавался, наконец, «императором французов», и, самое главное, Россия признала все произведенные им к июлю 1807 г. территориальные и политические изменения в Западной Европе. Это санкционирование де-юре огромных приобретений Наполеона со стороны России было, безусловно, крупнейшей победой наполеоновской дипломатии, значительно укрепившей позиции Франции на международной арене и усилившей ее ставки в борьбе против Англии.

Мало того, в Тильзите оба императора провели как бы незримую линию (от Гамбурга на Балтике до Триеста на Адриатике) – вся Западная Европа отходила в «сферу влияния» Франции, а Восточная – в «сферу влияния» России. При этом наполеоновская дипломатия выторговала себе право вмешиваться в дела «спорных» районов – Пруссии и герцогства Варшавского (Центральная Европа) и Балкан (Южная Европа). Александру I удалось лишь сохранить в урезанном виде Пруссию (на территории которой, кстати, так и остались вплоть до 1813 г. французские войска). Наполеон сумел также навязать русской дипломатии свое посредничество при урегулировании спорных вопросов между Турцией и Россией. К Франции переходили и Ионические острова, из-за которых было пролито столько русской крови и потрачено так много английских денег.

Конечно, если сравнить итоги Тильзита с планами русских вдохновителей III и IV антинаполеоновских коалиций, намеревавшихся установить господство России в Европе, то это было явным поражением. Сам Наполеон в речи 16 августа 1807 г. во французском сенате не преминул упомянуть это обстоятельство.

Неудивительно, что почти все видные русские политические деятели эпохи III коалиции выступили против Тильзита. В частных письмах к С. Р. Воронцову Чарторыйский называл Тильзитские соглашения «гибельными». Ему вторил Новосильцев. Кочубей, не согласный с политикой Александра I, в четвертый раз просил об отставке. А. К. Разумовский, которого Куракин в августе 1807 г. сменил на посту посла России в Вене, отказался прийти на обед, устроенный Куракиным в честь именин Александра I, и демонстративно отправился на обед к английскому послу Пемброку.

В своем противодействии Тильзиту бывшие «молодые друзья» (Чарторыйский, Строганов, Новосильцев) зашли так далеко, что стали распространять в Петербурге английские антитильзитские памфлеты. Это послужило непосредственным поводом к их отставке. Но и в отставке они в 1807–1812 гг. продолжали возглавлять оппозицию официальному внешнеполитическому курсу. Так, близко стоявший к «молодым друзьям» Кочубей в «Записке о политической системе России» писал накануне войны 1812 г., что в Тильзите Россия стала «орудием Наполеона».

Посланный Наполеоном в Петербург сразу после Тильзита с разведывательной миссией генерал Савари сообщал, что в русской столице выступают против союза с Францией и выражают недовольство политикой Александра I. Столичное дворянство открыто демонстрирует свое пренебрежение к посланцу Наполеона: кроме царя, его никто не принимает. Более того, группа подгулявших гвардейских офицеров демонстративно разбила камнями окна в посольстве Франции в Петербурге.

Антитильзитские настроения столичного дворянства отражали и мемуары современников. «На Петербург, даже на Москву и на все те места в России, коих просвещение более коснулось, – писал Вигель, – Тильзитский мир произвел самое грустное впечатление: там знали, что союз с Наполеоном не что иное может быть, как порабощение ему…» Недовольство союзом с Францией было заметно и в прогрессивных кругах столичного дворянства. Тургенев записал в своем дневнике накануне заключения мира в Тильзите: «Каков-то будет мир – неизвестно, прочен ли? Но вообще думаю, что он не может быть продолжителен или прочен, или выгоден для нас».

Правда, иные настроения царили в провинции. Там дворянство встретило окончание войны с Францией с облегчением. Вигель приводит весьма характерное рассуждение помещиков Пензенской губернии: «Ну что ж, – рассуждают они, – была война, мы побили неприятелей, потом они нас побили, а там обыкновенно, как водится, мир, и, слава богу, не будет нового рекрутского набору». Вигель – «патриот», он негодует и возмущается: «Что таким людям до народной чести, до государственной независимости? Были бы у них только карты, гончие, зайцы, водка, пироги… вот все их блаженство».