Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны - Владлен Сироткин

К удивлению Александра I и его окружения, находившихся в это время в нескольких километрах от Тильзита, Наполеон принял условие о целостности территории побежденного противника, столь нетипичное для французской дипломатии. (Вспомним ее мирные договоры после Маренго и Аустерлица с Австрией, лишившейся значительной части своих владений.) Как доносил Лобанов-Ростовский Александру I, Бертье, приняв предложение о перемирии, дал понять, что Наполеон и не собирается требовать от Александра I каких-либо территориальных уступок за счет его империи. Единственно, что было обойдено молчанием французской стороной, это намек на «всеобщий конгресс». Александр I понял, что победитель ищет примирения с ним на каких-то других, пока еще неясных условиях.

Интересно отметить и другой весьма примечательный факт: вопреки утверждению известного французского историка А. Вандаля первое официальное предложение заключить мир сделал не побежденный, а победитель. Поздно вечером 19 июня после отъезда Лобанова-Ростовского на правый «русский» берег Немана к Бенигсену явился адъютант Наполеона генерал Дюрок и от имени французского императора официально предложил заключить мир. Напомним, что Лобанов-Ростовский уполномочивался, да и то устно, заключить только военное перемирие.

Что побуждало Наполеона первым и в кратчайшие сроки, пока царь еще находится вблизи Тильзита, искать мира с Россией? Несомненно, боязнь мирного конгресса всех воюющих сторон и стремление расколоть англо-русский союз. Если Александра I до 19 июня больше всего страшили территориальные претензии Наполеона, то Наполеон до 25 июня боялся многосторонних мирных переговоров со всеми участниками IV коалиции, прежде всего участия Англии. Именно этим объяснялась его тактика ускоренного сближения с Россией. Не последнюю роль при этом сыграл майский государственный переворот 1807 г. в столице Османской империи Стамбуле, породивший у Наполеона опасения о перемене ориентации правительства этой страны.

Опасения Наполеона, что англичане попытаются помешать франко-русским сепаратным переговорам, имели под собой реальные основания. С 11 июня в Тильзите, а затем в Мемеле сидел английский посол лорд Гоуэр. Правда, беседа, которую он имел с Александром 17 июня относительно практического участия в войне против Франции (высадка десанта, посылка дополнительных субсидий и т. п.), ничего не дала. Царь обрушился на Гоуэра с резкими нападками, упрекая Англию в полнейшей бездеятельности. 23 июня Гоуэр обратился к Будбергу с письмом, прося информировать его о состоянии франко-русских отношений. Одновременно он просил аудиенцию у Александра I. Будберг сообщил ему о заключении франко-русского перемирия от 21 июня, но в аудиенции с царем отказал. 28 июня Гоуэр снова, на этот раз с официальной нотой, обратился к Будбергу. От имени английского правительства он одобрил заключение перемирия, но выступил против сепаратных франко-русских мирных переговоров. Ссылаясь на союзные обязательства России по отношению к Англии, он требовал привлечения английских представителей к этим переговорам и заключения «всеобщего мира». В то же время Гоуэр пытался воздействовать на царя через своих друзей. 23 июня он направил Чарторыйскому письмо, в котором умолял убедить Александра I не заключать с Францией сепаратного мира. Но попытки английского посла оказать воздействие на царя не имели успеха.

Убедившись, что Наполеон не менее его желает мира, Александр I решил проявить максимум дипломатической изворотливости и заключить этот мир на наименее невыгодных для себя условиях. 20 июня он уже пишет Бенигсену, что Лобанов-Ростовский «уполномачивается мною войти в переговоры как о перемирии, так и о мире сроком на один месяц на условиях сохранения настоящих позиций наших войск».

21 июня перемирие было подписано. Наполеон принял предложенную Россией демаркационную линию по Неману (статья 4-я), согласился в течение четырех-пяти дней заключить перемирие с прусским королем (статья 3-я) и даже дал время Александру I обдумать условия мира, поскольку перемирие не было ограничено никаким сроком (статья 1-я). Обе стороны соглашались назначить уполномоченных для заключения «окончательного мира» (статья 5-я).

Пока Лобанов-Ростовский вел переговоры о перемирии, между царем и Куракиным, по-прежнему остававшимся самым доверенным лицом Александра I, состоялась откровенная конфиденциальная беседа о будущем франко-русских отношений. В начале беседы царь подробно остановился на мотивах, побуждающих его заключить сепаратный мир с Францией: русская армия понесла большие потери; Россия не может более вести войну один на один с Францией без эффективной помощи союзников по IV коалиции; Англия, ее основной участник, «ведет себя дурно с самого начала». Словом, передавал Куракин вывод Александра 1, «бывают обстоятельства, в которых нужно думать преимущественно о самосохранении и не руководствоваться никакими правилами, кроме мысли о благе государства».

Далее царь поведал своему родственнику о том, что его больше всего беспокоило: Франция, судя по результатам миссии Лобанова-Ростовского, не хочет изменения границ России. А это кардинально меняет дело, ибо теперь Александр I решил выторговать у Наполеона еще менее тяжелые условия мира: взамен отказа от Молдавии, Валахии и Ионических островов он намерен добиваться сохранения Пруссии как противовеса Франции и Австрии.

Нужно ли удивляться, что Куракин полностью поддержал соображения, по которым царь собирался заключить мир. Свои мысли он вложил в характеристику генерал-прокурора России А. А. Беклешова, которого царь взял с собой на переговоры: Беклешов «думает открыто, что пора нам начать заботиться только о себе, пора увидеть, сколько нам повредили наши политические ошибки, пора перестать слепо жертвовать собою выгодам союзников, которые вместо того, чтобы помогать нам как бы то следовало, думают только о своих удобствах и всегда готовы предоставить нас нашей собственной участи».

Известие о перемирии с Францией было встречено противниками мира с крайней тревогой. Мария Федоровна умоляла Куракина подробно писать о развивающихся событиях, ничего не утаивая. Одновременно она пыталась воздействовать на сына через свою дочь Екатерину Павловну, у которой с братом были не только родственные отношения. Письма последней к Александру I в Тильзит дают довольно полную картину смятения и страха императорской семьи при известии о сближении России и Франции. Особенно характерным было письмо от 6 июля 1807 г., в котором Екатерина в предельно четкой форме изложила не только опасения царской семьи, но и взгляды противников мира с Францией в Петербурге на переговоры.

Сестра по наущению матери упрекала брата в капитуляции перед Бонапартом, взывая к легитимистским чувствам «законного» монарха, которому должно претить общение с выскочкой и самозванцем. Она внушала Александру I мысль, что встреча с «государем всея Руси» нужна «Бонапарте» в целях саморекламы, укрепления своего авторитета. Наполеону, дескать, льстит общение с коронованной особой Европы. То, что делает царь, неразумно, ибо он сам способствует тому, что Наполеон чувствует себя «более сильным и более уверенным в своей силе, чем когда-либо». Поэтому встречи с Наполеоном не только бесполезны, но и опасны – Бонапарт обманет Александра. Все, что он обещает, ложь.

Вместе с тем в этой «анафеме» Наполеону содержались и практические рекомендации: «Я бы заключила мир с тем миром (Францией. – В. С.) только при условии практического воплощения слухов, ходящих по Петербургу, т. е. при условии, что мы сделаем большие и стоящие приобретения: Висла как граница с Пруссией и Дунай – пограничная река с Турцией, ибо без этого нам будет стыдно вспоминать, как мы братались с человеком, против которого справедливо и открыто выступили без малейшей настоящей выгоды и чести для России; мы принесли огромные жертвы, а зачем?»

Таким образом, императорская семья, с одной стороны, боялась Наполеона, а с другой – явно хотела подороже продать свое согласие быть с ним в мире. Требования присоединения к России почти всей Польши, Восточной Пруссии, а также Молдавии и Валахии было теми условиями, на которых они соглашались примириться с Францией. Сестра и мать Александра I и стоявшие за ними влиятельные круги сановного петербургского дворянства не чувствовали себя побежденными и пытались путем дипломатических переговоров с Наполеоном добиться того, чего они не сумели в 1805–1807 гг. получить в результате войны с Францией.

Но Александр I и сам не собирался капитулировать. Опасения быть откровенно обманутым Наполеоном его не страшили. Не случайно еще за неделю до Фридланда он писал сестре: «Бонапарт полагает, что я просто дурак. Смеется тот, кто смеется последний!»

23 июня Александр I ратифицировал текст франко-русского перемирия. Первый этап тильзитских переговоров (19–23 июня) закончился. Начинался второй этап (25–26 июня) – этап личных встреч Наполеона и Александра I на неманском плоту. Дипломатическая дуэль России и Франции вступила в новую фазу.