Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны - Владлен Сироткин

После прямого обращения Наполеона к царю с письмом от 2 февраля позиция Александра I изменилась. 13 марта 1808 г. Александр I отвечает принципиальным согласием и на участие в экспедиции, и на новую встречу с Наполеоном (даже называет место – Эрфурт) при условии, если Франция примет русские контрпредложения по восточному вопросу.

Сказать, что царь и русское дворянство не хотели с помощью Франции «округлить» еще больше свои границы, значит погрешить против истины.

Другое дело, что реальные возможности для такого раздела Турецкой империи в 1808 г. практически равнялись нулю и главным противником его выступала сама Франция.

Уже в первой секретной инструкции Наполеона Коленкуру, направлявшемуся в качестве посла в Петербург, говорилось: «Император очень далек от мысли о разделе Турецкой империи и считает эту меру пагубной, но не желает, чтобы вы при объяснении с русским императором и его министром безусловно отвергали ее, и вам предписывается всеми силами доказывать мотивы, по которым необходимо отсрочить время приведения ее в исполнение. Этот старинный проект русского честолюбия может служить связью между Россией и Францией, и с этой точки зрения мы должны стараться не разрушать совершенно ее надежд». Из этой инструкции виден откровенно макиавеллистский подход Наполеона к восточному вопросу. Ни ранее (в 1800–1806 гг.), ни позднее (в 1807–1809 гг.) о реальном разделе Турецкой империи он не помышлял.

Выдвигая план похода в Индию и связывая его с разделом турецких владений, Наполеон хотел убить сразу двух зайцев: втянуть Россию в войну с Англией из-за Индии и утопить вопрос о разделе в бесконечных переговорах, тем самым выиграв время для реализации совершенно конкретной задачи – завоевания Испании и Португалии.

Две цели маячили и перед Александром I: Константинополь и проливы – давняя большая цель русских царей; три турецкие провинции – цель поменьше. Сделав после 25 февраля (день получения письма Наполеона от 2 февраля) вид, что он во всем согласен со своим «союзником», царь старался убедить Коленкура, что главное – это раздел: «Я заявляю вам положительно: если речь идет о том проекте раздела, который согласован в Тильзите (раздел «сфер влияния». – 5. C.), то все готово, мы достигли договоренности еще до того, как увидели друг друга. Если же имеется в виду проект полного раздела, то переговорите с Румянцевым, возьмите карты, поразмыслите, прикиньте, что можно сделать и что подойдет для каждого… Константинополь – важный пункт, и, быть может, вы решите, что он слишком важен для нас. Мне пришла такая мысль: чтобы не создавать из-за этого затруднений, сделаем из него нечто вроде вольного города…»

Коленкур, с января 1808 г. получавший одну инструкцию за другой о недопустимости какого-либо практического раздела Турции, старался свести разговор к походу в Индию. Александр I согласен и на поход: «Я дам французскому императору столько солдат, сколько он пожелает… Моя Дунайская армия в готовности…» Одна небольшая деталь: «Если экспедиция может состояться, то только через Константинополь»; впрочем «небольшой отряд мог бы пойти через Ашхабад».

Итак, надо обсудить… Обеим сторонам, по-видимо-му, ясно, что основная цель ни для одной из них не достижима. Но аппетиты друг друга надо выяснить – на всякий случай! 2 марта Румянцев и Коленкур садятся в Петербурге за стол переговоров. В центре внимания – проекты полного раздела Османской империи. О походе в Индию говорится мимоходом. Составляется множество вариантов. Румянцев наступает: кладет на стол перед Коленкуром даже проект конкретного раздела (так называемый мемуар «Общий взгляд на Турцию»); последний отсылает его Наполеону, а тот прячет «мемуар» под сукно. 9 марта переговоры заканчиваются составлением перечня разногласий (в основном по вопросу о проливах), который затем отправляется в архив.

Как и следовало ожидать, «союзники» ни до чего не договорились. Каждая сторона осталась при своем мнении и на прежних позициях.

Вместе с тем для русской дипломатии, несмотря на бесплодность переговоров, они были важны по двум причинам: во-первых, менее чем через полгода после обещаний Наполеона в Тильзите стало совершенно ясно, что рассчитывать на поддержку Франции в деле новых территориальных приобретений на Балканах уже нечего. Более того, Румянцев окончательно приходит к убеждению, что любые мирные переговоры с Турцией надо вести без посредничества Франции, сугубо сепаратно. Ни на какие новые предложения Наполеона по турецкому вопросу (Александру I в Эрфурте – в октябре, Румянцеву в Париже в ноябре – декабре 1808 г.) Россия больше не соглашалась.

Во-вторых, в ходе мартовских переговоров 1808 г. русскому правительству стало ясно, что, боясь дальнейшего обострения разногласий, Наполеон пока не сможет прямо противиться включению турецких провинций, занятых русскими войсками, в состав России. На это и была сделана ставка во время эрфуртских переговоров в сентябре – октябре 1808 г.

«Сердечное свидание» в Эрфурте

Идея второй личной встречи двух императоров была выдвинута Наполеоном в том же письме от 2 февраля 1808 г. Стремясь, с одной стороны, отвлечь внимание Александра I от войны в Испании, а с другой – увлечь его планами новых территориальных приобретений на юге (Балканы) и севере (Финляндия), французский император хотел любой ценой втянуть Россию в войну против Англии и ее союзников (в частности, Швеции). Конкретные детали реализации этих грандиозных планов предлагалось обсудить при личной встрече, тем более что Коленкур до февраля 1808 г. постоянно ссылался на отсутствие у него полномочий на подписание какого-либо соглашения о дунайских провинциях.

Перспектива присоединения к России Финляндии (на что Наполеон официально давал согласие, если Россия заставит Швецию примкнуть к континентальной блокаде), разумеется, была для творцов Тильзита весьма заманчивой. Испытывая постоянное давление со стороны противников франко-русского союза, они были не прочь компенсировать неудачу переговоров с Францией по турецкому вопросу значительным приобретением на, севере. Ответив согласием на предложение о новой встрече, царь одновременно приказал форсировать начало русско-шведской войны.

Надо сказать, что тактика проволочек, применявшаяся Францией в турецком вопросе, с не меньшим успехом практиковалась ее «союзницей» в вопросе шведском. Хотя по условиям Тильзитских соглашений Россия обязана была принудить Швецию (дипломатическим или военным путем) примкнуть к континентальной блокаде, фактически царское правительство начало войну со Швецией лишь в феврале 1808 г., хотя об отказе Швеции примкнуть к блокаде стало ясно еще в сентябре 1807 г.

Таким образом, весной 1808 г. Россия оказалась в состоянии войны на два фронта – против Швеции и против Турции (на Дунае и в Закавказье), причем вопрос о будущих территориальных приобретениях за счет этих государств (точнее, их юридическое оформление) вновь повис в воздухе. Русская дипломатия первоначально опасалась, что с Финляндией может произойти та же история, что и с Молдавией и Валахией: Россия ее оккупирует, а Франция будет тянуть с официальным признанием этого акта. Конечно, окончательная санкция Наполеона на присоединение Финляндии нужна была Александру I чисто формально – важно было завоевать территорию. Но верный своей тактике выжидания, царь не хотел до поры до времени обострять франко-русские отношения, и без того становившиеся натянутыми.

Как только война России со Швецией стала фактом, Наполеон охладел к идее новой встречи с царем. Переговоры по восточному вопросу он поручил Коленкуру, а сам уехал в Испанию. Что касается русско-шведской войны, то здесь французская дипломатия надеялась на ее затяжной характер по типу русско-турецкой войны.

Наполеона начинало беспокоить ухудшение внешнеполитического положения Франции из-за войны в Испании и угрозы войны с Австрией.

Франция начала завоевание Испании и Португалии в ноябре 1807 г., менее чем через полгода после Тильзита французские войска, сначала успешно продвигавшиеся вперед, вскоре столкнулись с упорным сопротивлением. Положение особенно осложнилось, когда в мае 1808 г. в Испании началась «герилья» – народная партизанская война против захватчиков.

Неудачи французской армии вынудили Наполеона бросить все дела в Париже и срочно отправиться в Испанию. Однако это не спасло французскую армию от поражения. 13 июня 1808 г. под Байленом был окружен и капитулировал 14-тысячный корпус генерала Дюпона. Слухи о «байленской катастрофе» быстро распространились по всей Западной Европе, нанеся серьезный ущерб мифу о непобедимости наполеоновских армий. Не лучше обстояло дело и в Португалии. Там высадились английские войска, и в августе 1808 г. они совместно с португальцами разбили корпус генерала Жюно и вытеснили французов из страны.