В годы большевисткого подполья - Петр Михайлович Никифоров

Эта новость обрадовала меня. Я терпеливо возился с печами, лампами, бегал за плюшками, за водкой.

Петров был аккуратен по службе, всегда трезв и точен. Не допускал ни малейшей расхлябанности в работе. Одет был безукоризненно. От чиновников держался в стороне. Они относились к нему сухо.

— Этот красавчик скоро в механики проскочит, — говорили о нем чиновники.

Меня Петров никогда не ругал за погрешности, а терпеливо поправлял и учил. Говорил он со мной всегда весело, со смешком, как будто ему было приятно со мной разговаривать.

— Вот поедешь со мной, я тебя настоящим линейным рабочим сделаю. Отвяжешься от своих ламп и печей. Настоящим специалистом будешь. А? Нравится?..

Мне, понятно, нравились эти заманчивые перспективы. Быть рабочим-специалистом стало моей мечтой. До сих пор я бился только над одним: как бы избавиться от голода. А теперь, когда мое материальное положение немного улучшилось, Петров пробудил во мне мечты о прочном месте в жизни.

Однажды, беседуя ночью с Демидовым, я рассказал ему об обещаниях Петрова. Демидов задумался.

— Гм… Леонид Петров? Практичный человек, ничего не скажешь. Но себе на уме… Надо выяснить, что он хочет сделать с тобой? Да, пожалуй, хуже того, что есть, не сделает… Я с ним поговорю. А из этой сажи тебе надо вылезать. Два года покоптел, и довольно.

Так прожил я до весны и уехал с Петровым в экспедицию. Жалованье мне было положено тридцать рублей в месяц. Началась новая полоса моей жизни. Это было в 1899 году.

ПРЕДДВЕРИЕ

Экспедиция дала мне много знаний и опыта. Жизнь среди множества разнообразных людей, в тяжелом, напряженном труде, в дебрях глухой тайги была для меня чрезвычайно интересной. Я окреп и возмужал. От людей — бывалых ленских мужиков-лоцманов — я набирался житейской мудрости. Бесконечные рассказы на привалах перед костром возбуждали острый интерес. Здесь люди говорили без опаски, как бы снимали с себя все свои покровы и представали перед притихшими слушателями обнаженными. В этих рассказах правда переплеталась с безудержной фантазией, но это придавало повествованиям своеобразную, дикую силу и художественность…

Чем ближе к концу нашей экспедиции, тем подозрительнее и таинственнее делались некоторые ее участники. Многие попросили расчета. Когда я спросил, почему они не хотят дойти до места, до села Витим, они ответили:

— В Витиме у нас много знакомых. Потому входим в него мы с другого конца. Понял, паренек?

Как было не понять…

Домой я вернулся поздно осенью. Теперь я был уже физически сильный и смелый парень, не боявшийся вступить в драку с двумя-тремя противниками, умеющий отличить быль от небылицы.

Заработанные полтораста рублей я отдал сестре. Ее поразила эта сумма. Мы никогда не имели столько денег. У меня появились щеголеватые сапоги, шелковая рубашка, костюм, шляпа. Обрядили меня, как жениха. Сестра действительно хотела, чтобы я женился на Лизе.

Но не сбылась ее мечта.

Петров устроил меня на телефонной станции линейным рабочим. Год спустя я перешел на электрическую станцию инженера Полякова. Это была первая частная электростанция в Иркутске. Жалованья я стал получать уже шестьдесят рублей.

На электрической станции я проработал полтора года. Научился собирать паровые машины, управлять ими, постиг тайны динамо, научился держать в котлах пар, владеть молотком и напильником, шабрить золотники и подшипники.

Еще будучи сторожем на телеграфе, я познакомился с рабочими телефонной станции. Особенно подружился со старшим рабочим Спиридоном Миланским.

Он рассказывал мне о политической жизни страны: о «беспорядках» среди студентов в Петербурге, об их избиении и ссылке многих в Сибирь, о забастовке питерских металлистов. Понемногу он растолковывал мне, почему — все это происходит, чего добиваются студенты и рабочие.

Беседы со Спиридоном многое открыли мне. Жизнь стала интереснее, кругозор мой расширился.

Однажды Спиридон пригласил меня послушать «беседу». В Глазковском предместье, в домике рабочего, собралось человек двенадцать рабочих иркутского железнодорожного депо. Спиридон поздоровался с собравшимися, но меня не представил. На столе стояли водка, пиво, закуски. Но присутствующие не прикасались ни к еде, ни к напиткам.

Когда мы вошли, человек, беседовавший в сторонке с хозяином квартиры, спросил:

— Кажется, все?

— Все, — ответил Спиридон.

— Тогда начнем.

Тут я впервые услышал последовательный рассказ о рабочем движении, о противоречиях между трудом и капиталом, о стачечной борьбе и ее значении, о социализме.

Больше часа мы слушали, затаив дыхание. Я впился глазами в рассказчика и старался запомнить все. «Как много знает этот человек», — думал я.

Когда мы со Спиридоном возвращались с беседы, я выразил опасение, что, пожалуй, не запомню всего, что слышал.

— А и не надо запоминать, — ответил Спиридон. — Надо стараться понять. Когда научишься понимать, тогда все само запоминаться будет.

Так я впервые вступил в политический кружок. Это было в 1901 году.

Недели через две мы собрались у Спиридона. Руководитель кружка на этот раз говорил нам о «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса» и его роли. Здесь я впервые услышал о Ленине, о Плеханове и о социал-демократической газете «Искра».

Трудной показалась мне политическая наука. Многое представлялось настолько непонятным и непреодолимым, что я впадал в отчаяние. Но Спиридон посмеивался надо мной и утешал: «Сразу ничего не дается, надо только почаще думать над тем, что услышишь; оно, смотришь, и будет ясно… Вот почитать тебе что-нибудь достану. Маловато литературы-то у нас…»

Через несколько дней он дал мне книжечку, напечатанную на очень тонкой бумаге. На первой странице значилось:

«Задачи русских социал-демократов.

Ленин.

Издание Российской социал-демократической рабочей партии»

— Вот эту книжечку ты внимательно прочти. А что будет непонятно, я объясню.

— А кто ее написал? — спросил я.

— Владимир Ильич Ленин. О нем ты уже слышал на нашем кружке. Мы все у него учимся.

С помощью Спиридона я разобрался в книге. Затем прочитал обращение «Союза борьбы» к петербургским рабочим. В нем раскрылась предо мной грандиозная картина революционной подпольной борьбы.

Я сказал Спиридону:

— Я буду помогать вам и действовать так, как сказано в книжке Владимира Ильича.

Наш кружок собирался редко. Третье собрание состоялось месяца через три. Беседовал с нами уже другой товарищ.

— А где же тот, который раньше занимался с нами? — спросил я Спиридона.

Спиридон только свистнул.

— Поминай, как звали, дружок. Такие люди долго на воле не ходят.

Этим и объяснялось то, что почти каждую беседу проводил другой пропагандист и что кружок собирался так редко.

Я имел уже некоторое представление о рабочем движении, о размахе, который оно получило