В годы большевисткого подполья - Петр Михайлович Никифоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я тоже выступил, открыто призывая женщин прекратить работу, если администрация откажется удовлетворить наши требования. «Угроз администрации нам бояться не следует, — говорил я, — увольнять никого не решатся: набирать новых рабочих и обучать их делу не так-то легко, — это может остановить производство».
Работницы согласились и все проголосовали за подачу требований. В случае, если администрация не согласится, решили прекратить работу.
В тот же вечер мы с Бархатовой вручили директору завода наши требования. Он прочел их и небрежно бросил на стол.
— Прекратите работу — других найму, — ответил он и повернулся к нам спиной.
— Если вы не согласны, мы работу прекратим всем заводом, — предупредил я.
Когда мы рассказали работницам и рабочим, как отнесся директор к нашим требованиям, некоторые женщины заколебались:
— А если и в самом деле он других наймет, что нам тогда делать?
— Не наймет! — уверенно заявила Бархатова. — Новых людей приучать надо. Готовых-то ведь нет. Сколько спирту поразольют, сколько посуды перебьют!.. Не пойдет на это администрация. Бастуем!
Директор хотя и сделал вид, что не беспокоится, однако всполошился. Собрал мастеров и дал им какие-то инструкции. На следующий день мастера объявили по цехам, что возбуждено ходатайство о выдаче к рождеству наградных.
— Постараться надо, — уговаривали мастера.
Работницы молчали. Бархатова не выдержала:
— А вы, должно быть, уже получили наградные-то?
На наши требования директор ответа не дал. В двенадцать часов дня завыл неурочный гудок.
— Айда по домам! — скомандовала Бархатова своему цеху.
Мойщицы и разливщицы потянулись за ворота, а за ними и остальные рабочие и работницы.
— Добре, добре! — одобрял забастовщиков старый Бруй. — Наша возьмет!
Завод опустел. Директор и мастера вышли на двор, с недоумением оглядывая опустевший завод.
На третий день стачки было вывешено объявление, что увеличивается месячное жалованье разливщицам до 15, а мойщицам — до 14 рублей. Были увеличены ставки и остальным работницам и рабочим, отменены штрафы и введены некоторые улучшения условий труда.
Радостные, вернулись работницы и рабочие в цехи. Люди стали смелее. Никто уволен не был.
Эта первая в Иркутске стачка явилась для меня основательной революционной школой. Я на опыте убедился, какой силой обладает организованный рабочий класс. И в моей дальнейшей революционной деятельности я не раз обращался мысленно к этой стачке.
* * *
Годы 1901–1904 были для меня годами начальной партийно-политической учебы.
Эти годы были богаты бурными политическими событиями. «Обуховская оборона» в Петербурге, во время которой рабочие оказали организованное сопротивление царским войскам, вызвала отклики по всей России. Поднялось революционное настроение рабочих. На всю страну прогремела тифлисская стачка и первомайская демонстрация под руководством И. В. Сталина. В кружке мы узнали о мощной политической стачке в Харькове, о борьбе бакинских рабочих, руководимых товарищем Сталиным. Рабочий класс России поднимался на революционную борьбу с царской властью.
Нарастание революционного подъема чувствовалось и у нас в Сибири, в Иркутске. Распространялись прокламации. На собраниях подпольных рабочих кружков обсуждались политические события.
Я тщательно изучал все прокламации, которые мне поручали распространять. Я уже знал содержание «Манифеста Коммунистической партии». Мне также стало известно, что состоялся второй съезд Российской социал-демократической рабочей партии. Не знал я только — примут меня в эту партию или не примут? Это меня тревожило. Спросить Спиридона я стеснялся, а сам он ничего об этом не говорил.
Однажды я все-таки решился спросить его:
— А в партию меня примут? Может, я не гожусь? Ленин ведь писал, что принимать надо только выдержанных, устойчивых…
— А ты не смущайся, — ответил Спиридон. — Выполняй аккуратно поручения, которые тебе дают. Все придет в свое время.
И я продолжал выполнять возлагаемые на меня маленькие задачи, был всецело захвачен политической борьбой и с нетерпением ждал, когда стану членом партии.
В январе 1904 года началась русско-японская война. Столкнулись интересы господствующих классов двух империй. Трудящиеся России не были заинтересованы в этой войне. Она несла народу только новые тяготы.
Ленин и большевики считали начавшуюся войну грабительской, выгодной только дворянам-землевладельцам и капиталистам. Большевики считали, что поражение царского правительства в этой войне полезно, так как приведет к ослаблению царизма и росту сил революции.
На первых порах тяжесть войны на Дальнем Востоке легла преимущественно на плечи крестьянства и рабочих Сибири. Здесь были мобилизованы запасные всех возрастов и даже ополченцы. Край быстро обезлюдел.
Из Европейской России через Сибирь медленно тянулись на Дальний Восток поезда с войсками и военным снаряжением. Но и войск и вооружения нехватало. Царская Россия оказалась плохо подготовленной к войне.
Осенью 1904 года я был призван на военную службу. В тот год очень много молодежи из сибирских сел и городов было отправлено на пополнение Балтийского флота. Кадровые моряки-балтийцы в большинстве своем были отправлены на Дальний Восток с эскадрами Рожественского и Небогатова. Поэтому правительство спешно готовило новые кадры матросов для Балтики.
Незадолго до дня отъезда в Петербург я получил приглашение от Спиридона зайти к товарищам, попрощаться, побеседовать перед расставаньем.
Меня встретили трое незнакомых людей. Все дружески поздоровались со мною.
— Едете в Петербург, в Балтийский флот?
— Да, еду.
— Это хорошо, — сказал один из них. — Мы следили за вашей революционной работой. Думаем, что во флоте вы будете полезны. Мы считаем вас членов Российской социал-демократической рабочей партии и дадим вам явку в Петербурге. Вы свяжетесь с петербургской организацией. Будете выполнять ее задания.
«Вот оно, когда сбылось…» — подумал я и взглянул на Спиридона. Он, улыбнувшись, кивнул мне головой.
Явку мне дали в Петербургский технологический институт к товарищу, которого условно звали Владимир. Дали пароль. Адрес и пароль заставили хорошо заучить, запомнить. Записывать запретили.
На проводы приехали из деревни мать и отец, сестра Пелагея и брат Степан.
Наталья очень горевала: «Трудно мне будет без тебя, Петя!»
Мать припала к плечу, ощупывала мое лицо своими ласковыми руками. Послышалась команда: «По вагонам!» Оторвавшись от родных, мы, новобранцы, рассыпались по вагонам. Поезд тронулся. Провожающие остались на перроне. Мелькали белые платки. Вскоре поезд скрылся за поворотом.
В ПЕТЕРБУРГЕ
Эшелон наш прибыл в Петербург в начале ноября 1904 года. Поместили нас в казармах Александро-Невского полка. Здесь мы должны были выдержать карантин, и здесь же должна была производиться разбивка — распределение по флотским экипажам.
В Технологический институт я пришел под вечер, как мне и было указано. По длинным коридорам сновали студенты. Было тесно и шумно. Я спросил одного студента, как пройти в
