Москва. Квартирная симфония - Оксана Евгеньевна Даровская

Ксюшенция, не понимаешь ни бельмеса! Не знаешь деревенской ты жизни. То ж пользованная Валеркина мышеловка, так? А мышь не дура, коли чуить предыдущую жертву-мертвяка, в мышеловку ни за что не пойдеть, хоть ананасами корми, – резюмировал Митрофан Кузьмич.

В небольшом тазике на плите он помешивал закипающее клубничное варенье, тщательно собирая обильную розовую пену. Он частенько подвергал термической обработке привезенные из Бондарей от сестры прошлогодние запасы в закатанных банках, предварительно снимая с поверхностей плесневые пленки.

– Да что вы? – искренне удивилась я. – И что же делать, Митрофан Кузьмич?

– А ты мышеловку-то прокипяти. Потом уж сыр закладывай.

Смекалка Митрофана Кузьмича сомнений во мне не вызвала. Налив в старенькую, запланированную на выброс алюминиевую кастрюльку воды, я поставила мышеловку на включенную конфорку. Мне кто-то позвонил, я отправилась к себе поговорить. Через некоторое время раздался грандиозный стук в дверь. Проводивший много времени на кухне Митрофан Кузьмич таким образом нередко оповещал меня, что закипел чайник. В дни особой любезности он даже мог с тем же оглушительным стуком доставить дымящийся чайник в мою гостиную. На этот раз посыл был иной: «Мышеловку-то собираешься с огня сымать? Бурлить там вовсю». Я побежала на кухню. Мышеловка не просто бурлила, она сварилась вкрутую. Пластик расплавился, закрепленная Валерой особым образом пружина лопнула и негодующе колыхалась над остатками воды. Не пострадал лишь металлический рычаг, безучастно погрузившийся на дно. Купить новую мышеловку не составляло труда, но воссоздать по образу и подобию прежней – вряд ли.

Пришлось признаться Татьяне:

– Таня, давай куплю вам новую, вместе с пружиной отдам. Валера наверняка сможет сварганить…

– Ладно, – отмахнулась Татьяна, – не парься. Пружину себе на память оставь. Будем надеяться, у тебя последняя особь. Тогда Валера, возможно, про потерю не вспомнит и не спросит с тебя.

– А если не последняя?

– Я не Моисей предрекать. Только, уж будь любезна, отрави эту проныру чем-нибудь, раз ее химикаты не берут, которыми специалисты по всему дому травят.

Тут действительно ничего не оставалось, кроме как найти уникальный препарат. Им меня снабдили знакомые, в загородном доме которых периодически заводились мыши. Средство было отрекомендовано как беспроигрышный быстродействующий эксклюзивный яд. Ярко-зеленые горошины были рассыпаны вдоль плинтусов, а также по всем углам гостиной (на спальню моя рука не поднялась). Прошло несколько дней, количество горошин уменьшалось, но прибавлялись катышки иной конфигурации, похожие на длинный рис. Мышь гадила ярко-зелеными зернами и не думала отдавать концы. Я дивилась ее луженому желудку. Но однажды зернышки прибавляться перестали. Я искала окочурившуюся мышь в самых укромных местах. Искала долго. Не оставалось ни одного не обследованного мной квадрата, кроме крышки шкафа в спальне. Обнаружив труп мыши на шкафу, я окончательно поняла: пора расселяться.

* * *

И вот по длинному коммунальному коридору на кухню стянулись жильцы. Вместе со мной восемь человек…

Заручившись репликой Бины Исааковны: «Что ж, попробуйте, Оксана», я нашла на Пречистенке (недавно ей вернули старое имя, а мне нравилась и Кропоткинская) вывеску «Агентство недвижимости “Перспективная инициатива”». Название обнадеживало. Беспрепятственно оказавшись в подъезде (домофонный бум столицу еще не охватил), по начертанным мелом на стенах веселым стрелкам я поднялась на второй этаж. «Перспективная инициатива» занимала комнату в длинном узком коридоре со множеством однотипных дверей. Дверь в агентство, единственная на этаже, была приоткрыта; я заглянула туда. Увидела три обшарпанных стула и письменный стол, бо́льшую часть которого оккупировал невиданный по тем временам многоярусный бежевый зверь с буквами hp в сером кружке. За столом сидела и смотрела в окно крупногабаритная, лет сорока пяти женщина с пышным начесом-башней из смоляно-черных волос. На ней были широкие черные брюки и отчаянно белая хлопковая рубашка-размахайка. Я заглянула в комнату глубже, думая застать там еще кого-то, возможно, за другим столом. Ни стола, ни людей больше не было. Форму прически женщины комично повторял громоздкий железный сейф с овальными ребрами – в правом от входа углу. На напольной деревянной вешалке рядом с сейфом одиноко топорщился широкоплечий черный кожаный плащ. «Здравствуйте», – сказала я. Женщина повернула ко мне голову и молча кивнула на свободный стул. Я присела напротив. «Ну и?» – спросила она с басистой хрипотцой и тут же превратилась в типичную гангстершу из американского вестерна. Ее звали Аллой Дмитриевной. За время моего рассказа о нашей квартире из-под густо накрашенных ресниц Аллы Дмитриевны несколько раз полыхнул дьявольский огонь. Я бы не удивилась, обнаружив в боковых карманах ее плаща по заряженному кольту. Отступать было поздно.

С момента знакомства с Аллой Дмитриевной меня не покидал вопрос, откуда из советских недр повыскакивали столь могучие в коммерческом отношении женщины. Женщины-кариатиды, женщины-титаниды, женщины, не побоюсь этого слова, Гераклы. Тогда как поголовное большинство наших сограждан привыкли к полной безынициативности, к плохонькой, но все же социальной защите, к тому, что большинство насущных, в том числе жилищных, вопросов за них решает государство. Куда же подевались вы, осторожно-вкрадчивые, напоминавшие тихих клерков захолустных бухгалтерских контор, теневые квартирные маклеры застойных времен? (Я хорошо помнила одного такого из детства.)

«Приду к вам завтра после шести вечера. Предупреди всех, чтоб были дома», – припечатала сургучом финал нашего разговора Алла Дмитриевна.

Назавтра к шести вечера все мы были дома. Без тени брезгливости осмотрев места общего пользования, заглянув на скорую руку в комнаты ко всем жильцам, мгновенно все смекнув и прикинув (а именно беспрецедентную стоимость 200-метровой квартиры и маячившие лично ей дивиденды), Алла Дмитриевна пообещала вернуться завтра. На следующий день ее прическа была не столь высока, тело покрывали более женственные одежды, голос приобрел оттенок доброжелательности, в руках был блокнот с игривым одуванчиком на обложке. Она обстоятельно побеседовала с каждым за закрытыми дверями, законспектировала необходимые ей детали и убедила всех плотно держать персональные требования за зубами. Ко мне она пришла в последнюю очередь. Мыском ботинка откинув края паласа, Алла Дмитриевна проверила на прочность выложенные большими лепестками дубовые паркетины, осталась, судя по выражению лица, довольна и тут же сказала, что меня ждет однокомнатная квартира.

– Э-э нет, – возразила я, – двадцать пять метров жилой площади, и мы прописаны вдвоем с дочерью.

– Вы с ней однополые, вам дополнительные метры не положены, – она невозмутимо пожала плечами.

– Вы это серьезно, Алла Дмитриевна? Однополые не однополые, а в однокомнатную квартиру мы с ребенком не поедем. Где вы встречали однокомнатные с комнатами в двадцать пять метров? И потом, мне дополнительные метры за инициативу полагаются, не находите?

Тут, несколько удивившись, Алла Дмитриевна открыла было рот, но я ее опередила:

– Кстати, кто собирается выкупать нашу квартиру? Если не секрет, конечно.

– Ладно,